Дела давно минувших дней? Но ведь и сейчас, похоже, так. Уже не голосу чужой крови послушные, но воспитанию чужому, дети нашей новой элиты, вскормленные интеллектом Кембриджа, туда же и тяготеть будут. Там они привыкли стесняться российского происхождения, тут – брезговать всем. Им, которые есть «не народ, но лучшие люди города», будет остро хотеться домой… Туда, где им уютно, спокойно, сытно и привычно. Туда, где живёт подружка Гермиона и приятель Рон[13]. В Лондон. И можно ли тогда подпускать их к управлению общественным мнением здесь, в России, основываясь лишь на констатации, что они получили лучшее в мире образование? Да кто вообще определил, что лучшее в мире? Для поддержки интересов британского мира – да, лучшее… Отпрыскам периферийных шахов и колониальных элит вложили в мозги всё то, что требуется для обеспечения интересов метрополии. А для интересов России полезны ли их программы, дают новые импульсы в развитии? Вряд ли. Русские выпускники Кембриджа и те, кого снобизм и статус обязывают им вторить, заученно презирают своё природное отечество. И тянут, как мантру: страна-бензоколонка, вы грязны и провинциальны, тупы и дурно воспитаны. Будьте благодарны, что белый господин платит стеклянными бусами за нефть и газ. Мы видели столицу его мира, нас туда пустили, так что мы – лучшие, мы всё про всё знаем. Ах, вы в наслоении рыжих и коричневых треугольников не увидели гениальный взлёт эротической живописи? Вот вы и доказали, как вы тупы, русские ватники…
И вот этим, отрезавшим себе отечество как рудимент, мы доверяем право быть судить о культуре, искусстве, эстетике, истории?
Да, однако… Но ты ещё иди, попробуй, брось им вызов. Сковырнуть засорённое инородным грибком монархическое управление, делавшее великую империю заложницей бездарного царя, пожалуй, было не проще…
«Имеет ли право посредственность, не самостоятельная в принятии решений, владеть судьбами и умами целой страны? Вот что в подстрочнике, мне кажется…» – слова Олега Бондаря о киноленте про царя и балерину, с той его жёсткой интонацией героя-десантника, явственно всплыли в памяти Сергея, и он чуть не споткнулся, задумавшись.
Верно, всё верно… А ведь Маша заставила его посмотреть на проблему с неожиданной стороны. Без архитектурных излишеств, но в самый корень. Какой она, оказывается, глубокий человек. Ведь правда, всё встало на свои места, как на шахматной доске в начале партии. Какой она, оказывается, глубокий человек. Не зря Follow me берёт такие немыслимые деньги, фирма веников не вяжет, заботится о репутации, попасть к ним можно только по рекомендации. Поэтому и нанимает в шерпы настоящих профессионалов.
Как всё просто и ясно стало после разговора с ней… Те, кто хочет быть там, не должны определять, как нам быть здесь.
– Их сейчас здесь нет! – коснувшись его рукава, сказала спутница.
– Кого? – он даже вздрогнул от неожиданности.
– Тех, о ком ты думаешь, – буднично сказала Маша и отвернулась, поправив козырёк синей выцветшей бейсболки. – И тех, кого мы скоро увидим, тоже нет. Мне было очень страшно в первый раз, пока я это не поняла. Нет никого, а значит, и ничего нет. Ничего страшного. Пойдём!
Несколько быстрых слов по-итальянски, она предъявила пресс-карту и заплатила полную стоимость только за его билет, обменявшись с кассиршей ослепительной жизнерадостной улыбкой. Дальше на тропинке, ведущей к зелёному валу, бывшему причалу курортного античного городка Помпеи, топталась группа соотечественников, ожидая отставших и гида. Вот для чего пригодились тёмные очки… Не хватало ещё, чтобы в него вцепились тётки, что бросили всё и уехали из Урюпинска ради селфи с любой знаменитостью. Втянув голову в плечи, он буквально вперился в рюкзачок своей чичероне и ухитрился проскользнуть незамеченным. Впрочем, нет!.. Стоявшие с краю полные дамы задержали взгляд… Невероятно, не на нём, на ней, на Маше. И начали о чём-то возбуждённо переговариваться.
– Шагу прибавь! – она поняла свою оплошность и снова, как утром в холле отеля, буквально заскользила лёгким стремительным шагом по мелкому гравию археологической зоны, направляясь к стенам древнего города, убитого Везувием. – Теперь так. Просто иди за мной, всё покажу. Люди не поверили чёрной метке, что вулкан послал городу ранней весной 62 года, землетрясением была снесена треть зданий. Сгорел архив, где содержались сведения о землевладельцах. Тогда-то застройщики по дешёвке стали скупать пустующие участки. Помпеи быстро расцвели и похорошели, избавившись от обветшавших общественных бань, вилл и прочего. Как Москва после наполеоновского нашествия, кому пожар способствовал во многом к украшению. Но Помпеи подвело легкомыслие её нравов. Никто не хотел слушать ни специалиста по фонтанам, что заметил – акведук высох вместе с озером на вершине мирной горы. Ни выходцев из Сицилии, что сравнили поведение Везувия с постоянно беспокойной Этной.
– Специалистов тогда тоже не слушали? – глухо произнёс он.
– Эффективные менеджеры думали о другом – виллы в начале мягкого сезона ранней осени шли по высокой ставке аренды. Заткнуть рот паникёрам было проще, чем примириться с потерей дохода. А что было потом… Пять фактов, описанных Плинием Младшим. Пиропластическое извержение не оставило шансов тем, кто замешкался с бегством из города после первого дождя из пемзы. Те, кто ждал спасательную экспедицию его дяди Плиния Старшего на пляже в Геркулануме, спеклись заживо, как картошка в углях. Карл Брюллов. Один день. Двадцать четвёртое августа восемьсот тридцать второго года от основания вечного города Рима. Слушай беззвучие. Здесь не принято много говорить.
Ещё мгновение и он, взрослый мужчина, от нахлынувшего тяжёлого ощущения взял бы её за руку. Просто так, чтобы чувствовать себе не так одиноко в жутком месте. Дыхание ужаса, казалось, осело масляными пятнами на камнях, взвесью висело в едва отступившем утреннем тумане. Наваждение. Звон пластмассовой ручки зонта о камни, зонтика, обронённого туристкой далеко позади, показался в тяжёлой мёртвой тишине пасмурного дня чьим-то проснувшимся воплем страдания и борьбы. Здесь смерть насытилась по горло, да так и осталась отдыхать, переваривая ужин, в тени серой громадины уснувшей горы. Рванувшие за века к небу платаны, кусты, яркие краски цветов и зелени – всё было молчаливо, собранно и сурово. Как флора погоста, как камни кладбища. Клиент и шерп, плечом к плечу, быстро посмотрев друг другу в лицо, они одновременно с левой ноги перешагнули границу Стабианских ворот самого изысканного курорта древнего Рима, где праздник жизни был законсервирован на тысячелетие одним зевком ада.
Особо впечатлительным рекомендуется остаться в автобусе. Тем же, кому любознательность – щит и вдохновение, миновать это место нельзя. Маша права – не надо бояться тех, кого здесь нет. Гипс проник в щели и сделал скульптуры из полостей, в которых в муках умерли люди, в которых истлели их тела, укутанные одеялом раскалённого пепла и камней. Газы из вулкана проникали в лёгкие, и они превращались в жидкий цемент. Второй вдох убивал жизнь мозга. Вулкан-убийца с дотошностью коллекционера сохранил последние душевные движения обезумевших от ужаса или уже смирившихся с неизбежным людей. Гипс проник в щели и заполнил, сделав выпуклыми и объёмными, пустоты, внутри которых закончилась жизни и, наверное, томились заточённые на две тысячи лет души… Души, знающие катастрофу и силу гнева земли, перед которым человеческие эмоции лишь обрывки вот этого осеннего тумана, наползшего с Неаполитанского залива.
Мать прижимает к груди голову ребёнка, чтобы закрыть его рот от яда газов и глаза – от вида адского пламени. Влюблённые сжимают друг друга в объятиях, и в их позе ни капли вожделения, лишь желание не разъединиться в вечности. Они дождались своего часа, их смерть стала началом для нас. Для таких же людей своего века, если с нас станется понять их последнюю волю. Помпеи, законсервированные катастрофой до начала квалифицированных раскопок, стали конвертом этого великого и страшного послания.
