Так в чём оно, Маша, в чём? Грандиозное полотно Карла Брюллова в Русском музее будоражит воображение романтиков. Историки, фотографы не устают восхищаться мостовыми эпохи правление императора Тита. Каждому своё. Но всем адресовано нечто общее. Могучие гладиаторы, одновременно звёзды шоу-бизнеса и лучшие бойцы, спецназ своей эпохи, не сумели уйти от противника, чья сила и беспощадность превосходили их совокупную мощь. Богатые горожане оказались слишком бедны, чтобы купить годное средство для эвакуации из осаждённого стихией города. Самые умелые гетеры, чьи каменные ложа-станки и изображения на фресках лупанария сохранились для далёких потомков их клиентов, не смогли умилостивить и унять страсть адского пламени вулкана. На некоторых снимках, которые мы делаем там, в тени портиков древнего города, заметны светлые круги – души тех, кто погиб здесь когда-то? Мистика, история, ещё раз мистика и символ надежды.
Так что вы хотите сказать нам, жители Помпеи? Затихший вулкан над грандиозным археологическим парком. Перспектива ровных римских дорог – доказательство, что умение их строить и обустраивать быт не есть доблесть и достижение капиталистической эпохи. А культ чистого красивого тела – не такое уж богопротивное язычество, о чём в течение полутора тысяч лет мяла мозги прихожан религиозная пропаганда. Гуляя по этим улицам, под синим небом юга Италии, вдыхая ароматы осенних цветов, любуясь зеленоватой бронзой щёк танцующего фавна и жестом увенчанного лавром бога искусств, глядя на сохранившиеся статуи, холодея до озноба сердца при взгляде на гипсовые слепки предсмертной агонии тех, кому не удалось убежать из города… Нам хочется!.. Да, нам отчаянно хочется развеять злые чары, прогнать проклятие. Представить, как здесь всё было ещё 23 августа рокового года. Как цвели розы в атриумах и колокольчиками перезванивались ножные браслеты, подпевая в ритм шагам очаровательных горожанок. Может быть, для кого-то эти развалины и немы… А для нас?
– Маш, скажи мне, а?… – заговорил он несмело, когда они вошли в раковину античного театра, шурша всё тем же мелким дроблёным камнем.
– Смотри, это чудо!.. – почти крикнула спутница, указывая на самые верхние ступени амфитеатра, засмеялась и бросилась туда по ступеням. В проёме между древних серых камней, ворча и повизгивая, возилась целая семейка бурых вислоухих щенят. Увидев гостью, вся компания с лаем, разевая розовые пасти, крутя хвостами, кинулась уговаривать её поиграть. Сытые, счастливые, малыши лезли к ней на руки, норовили стянуть рюкзак и чуть не опрокинули навзничь. Захваченная из отеля булка с ветчиной была слопана с энтузиазмом, но, скорее, из благодарности, чем по потребности. За всей этой вознёй наблюдали трое: серьёзный рыжий кобель пришёл с другой стороны амфитеатра, уселся у ног Сергея, выбрав мужчину себе в напарники с целью общего патрулирования и охраны обеих семей, а ещё добродушная пятнистая сука с отвисшими сосцами, чем-то напоминающая легендарную волчицу. Оценив мизансцену, режиссёр потрепал рыжего товарища за ухом и полез по ступеням наверх. Там троим щенкам досталась вторая булка и ломтики сыра с завтрака. Остальные, не занятые булкой, с удовольствием позировали и попали в кадр вместе с Машей.
– Ты что-то хотел спросить? – она подняла на него лучистые глаза. – Из города во время начала извержения успели убежать только собаки. Согласно свидетельствам очевидцев, вошедшим в анналы Тацита, они позже вернулись и ждали хозяев в амфитеатре. Вой несчастных зверей в течение месяца оглашал окрестности убитого города. Может быть, эти весёлые ребята – потомки тех, кто тосковал по погибшим хозяевам? Стражи места.
Сергей почувствовал холод. Это было слишком похоже на правду.
– Ну, эти точно не выглядят несчастными, – помолчав, улыбнулся он. – Спросить?.. Да, хотел. Нет, не то, не сейчас. Ты специально для них закуску захватила, что, знакома уже с этой гвардией?
Они уже шагали к выходу из парка, на опавшей листве платанов ярко горели кружевные пятна прорвавшихся сквозь кроны солнечных лучей. В Помпеях, спящих вечным сном, в когда-то легкомысленном городе, что стал памятником-напоминанием человеческой беспечности, не умеющей в лени и самолюбовании читать предупреждения небес. Вон он, вулкан-убийца! Его вершина, стёсанная взрывом двухтысячелетней давности, как холка зверя, что дремлет у кромки воды шумной столицы южной Италии. Города, где родилась песенка солдата о первой любви, что пел даже Муслим Магомаев.
– Бутерброды захватила, да…. Для них и для нас… – Маша наклонила голову и стала серьёзнее. – Но спросить ты хотел о другом. Давай договоримся на будущее – не стесняйся и не держи в себе вопросы, для этого я сейчас здесь. Попробую ответить. Всё, что с нами происходит, бесценно. Те, кто погибли, завещали нам помнить об этом. Самое ценное, что есть у человека, это время его жизни.
– А если человек остался один, и жизнь ему не мила?
– Так не бывает. Или бывает на короткое время, пока он не очнётся.
– Но ведь предают самые близкие!.. – в его горле появился комок.
– Близкие не предают, – снова сверкнули строгие глаза цвета осеннего моря, – потому, что близкие – не те, с кем садятся за один стол или ложатся в одну постель. Близкие – те, кто тебя любит как самого себя. Хочешь жить в мире с самим собой, с миром в душе и согласии с окружающим миром – в себе самом найди силу отринуть лень, привычку и условности. Решись вернуть их, близких, издалека. И пошли подальше ближний круг лицемеров.
– Ты как контрастный душ – то ангел, то каратель… Тебя послушаешь – можно разрушить жизнь под корень.
– То, что ты называешь жизнью – тот самый гипсовый слепок, каким в Помпеях пустоту залили. Внутри склепа – только призрак. Тех, о ком ты думаешь, нет ни здесь, ни там. А всё, что нажито непосильным трудом… В мёртвом городе на улице сидит мёртвый человек и держит мёртвой хваткой горшок с деньгами, что никому не принесут счастья. И даже в витрине музея они – всего лишь безобразные черепки. Ты же видел всё это сейчас там!.. Ты создал себе иллюзию миропорядка и вцепился в неё. Очнись же, услышь то, о чём тебя предупредили Помпеи! Спасай свою жизнь. Себя, а не горшок. Там, на твоём горизонте, уже дымится Везувий. Пора принимать решение.
Две упитанные тётушки, стараясь не отстать от гида, на ходу в ладони пересчитывали бумажки и монеты, набирая их на новый билет – в затянутый парусиной павильон с мультимедийной выставкой экспонатов «секретного кабинета» Национального археологического музея в Неаполе. Экспозиция с выездом на место, где артефакты были обнаружены во время раскопок, была, очевидно, организована для дополнительного сбора денег. А новейшая мода на 3D и голограммы позволила не вывозить самые ценные предметы: крупно и выпукло их изображения крутились на специальных экранах. Фавны явно с натугой держали обеими руками напряжённые члены больше собственного роста, нимфы изгибались дугой, подставляя алчущим свои сокровища – путь первобытного вожделения. Когда-то давно неаполитанский монарх, придя с семейством посмотреть на извлечённые из-под спуда древности, пришёл в такой ужас, что повелел их запереть в специальное помещение. Как же можно! Такой вызов общественной нравственности, ушат помоев и подрыв устоев, обвал благопристойности и дурной пример юности, если не сказать хуже – бунт, оргия, мятеж и срам!.. После королевской истерики пускали туда «приобщиться к запретному знанию» лишь особ мужского пола после длительных согласований. Лишь с началом нового тысячелетия музей открыл двери для всех желающих, но, разумеется, со строгим соблюдением возрастного ценза. Теперь – новый поворот. Нега декора античного заведения плотских утех приехала практически на прежнее место прописки. Только в виде огромных объёмных, раздутых до гигантизма изображений. Вот посмотришь на такое орудие производства детей, красно-багровое, налитое бешеной энергией, да ещё размером с водосточную трубу, культурный шок обеспечен… А если ещё ночью приснится?
К кассе «выездного секретного кабинета» с материальной историей для взрослых глаз стояла небольшая очередь. Как же, быть в Помпеях и не посетить? Стыд и позор на всю деревню, в трудовом коллективе засмеют. И не важно, что пластмассовыми копиями античных бронзовых пенисов из музейной экспозиции уставлены все сувенирные прилавки от Неаполя до Пизы. И плевать, что гобеленовую сумку с машинной вышивкой сценки, что срисована со стены древнеримского борделя-лупанария, можно приобрести у мигранта из Сомали на добрую память прямо на соседней железнодорожной платформе. Туризм есть спорт. Поэтому в задачу двух дам сегодня и сейчас входит сделать фото на фоне чего-нибудь такого прямо в музее. Чего бы это ни стоило. Азарт – сильный наркотик. А Везувий пусть для умников дымит.
