Так, боли нет. Пробую шевелить пальцами рук. Чувствую сминающуюся простынь. Теперь ногами. Что-то лежит сверху, никак не могу освободить ноги. Очень похоже на одеяло. Пытаюсь открыть глаза. Реакции нет. Госпиталь, точно госпиталь. А почему не больница? Я? О есть! Шульга Алексей Николаевич, полковник ФСБ, в недавнем прошлом руководитель разведывательно-диверсионных групп Российского представительства в Сирии. А боль? Почему нет боли? Госпиталь – однозначно ранение и валяюсь, похоже, очень давно. Руки зафиксированы. Ноги вот зафиксированы или контроль слабый за конечностями? Отвлекся, вспоминаем дальше. Американцы выпустили по армии Сирии Томагавки. Я как раз вернулся с доклада командующему о расположении и ближайших задачах моих групп в расположение. И тут начался минометный обстрел нашего квартала. Все. После этого только госпиталь. Ох, мать, террористы частенько начиняют заряды различными химикатами. Если я получил обширные ожоги, становится понятным отсутствие боли. Нервные окончания на коже отсутствуют, и болеть нечему. Хмм, а глаза? Будем надеяться, что присутствует повязка на лице. Так, не отвлекаться. Начнем с самого начала, родился, женился. О, я родовой кубанский казак, родился в станице Кривая Балка. С пяти лет дед Прохор занимался моим воспитанием, если точнее и правильнее назвать, то неустанными тренировками и измывательствами до потери чувств над детским организмом. А как он меня порол, аж зад прямо сейчас зачесался. В школе был самым плохим учеником в классе, четыре тройки. Потом армия, два года в пограничных войсках, в разведроте. В 1991 году, по направлению командира части, поступил в Высшую Краснознаменную школу КГБ им. Ф. Э. Дзержинского (ВКШ) на факультет № 2 – подготовка оперативных работников контрразведки, владеющих западными и восточными языками. Во мне открылся настоящий талант к овладению языками. По окончании в июне 1996 года был направлен в управление «РТ» Сибирского военного округа. Развал СССР произвел эффект разрыва атомной бомбы. Имущество воинских частей разворовывалось, списывалось и продавалось. Офицеры увольнялись десятками, зарплаты либо не выплачивались, либо задерживались до шести семи месяцев. Срочники приходили в таком состоянии, что становилось понятно, кто смог, тот откосил, а кто не смог, те на службу вне зависимости от годности к несению самой службы. Попав в такие жесткие условия службы, чуть не запил. В январе 1994 года в результате покушения застрелили маму, занимавшую пост генерального директора одного из коммерческих банков в Москве. Отец, до того времени уже три года занимавшийся куплей-продажей недвижимости, запил. Распродал все накопленное имущество и в мае того же года все деньги вложил в МММ. В июле переоформив имущество матери, так же распродал его и опять вложил все в МММ. Приехав на летние каникулы в родную станицу, я убедил деда вправить мозги папаше. Первого августа 1994 года мы втроем явились в московский офис МММ и продали все акции, накупленные отцом. Взяли официальную справку о совершенной операции и, перейдя улицу, с шестью чемоданами денег, положили все на валютный счет в сберегательный банк на мое имя. Отец уехал к деду в станицу и больше не пробовал заниматься бизнесом никогда. Пить бросил и вообще вел тихую жизнь крестьянина. Как меня потом затаскали различные полковники и подполковники на допросы, чуть не вышибли с учебы. Ну не знал я, что МММ пришел конец, и всего за три дня до кончины мы обналичили все акции. С этого момента я стал долларовым миллионером. Двадцать первого января 1997 года я женился на Аннушке. В сентябре она мне родила тройню. В августе 1999 года в звании капитана был откомандирован в Дагестан. Супруга на седьмом месяце беременности переехала к моему отцу и деду. Вторгшиеся отряды Басаева и Хаттаба устроили настоящую мясорубку. Три недели ожесточенных боев пролетели как один час, страшный, отвратительно жестокий час. Теперь меня уважительно называли боевым офицером. Я изменился, прежде всего, внутренне, замкнулся, отказывался посещать дружеские попойки. Да и вообще перестал понимать людей, выпивающих для того, чтобы напиться. После боя, чтобы снять нервное напряжение, это да, а вот так сидеть и глушить водку, это не по мне. Да и на вкус больше нравилось потягивать красное, полусладкое. С сентября 1999 года до ноября 2000 года был прикомандирован к войскам, ведшим бои в Чеченской Республике. Потери, награды, достижения – все слилось в сплошную хмарь. Отдельной строкой выделились на этом фоне бойцы СОБР. Одна из обнаруженных групп террористов засела в жилом доме и не желала сдаваться. Командовавший операцией полковник МВД приказал собровцам взять штурмом этот дом. За что был отправлен отобедать с лешим. Узнав от меня об отсутствии в доме гражданских, их командир Перебоев забрал у военных два ручных гранатомета и расстрелял этот дом. И уже потом взял его штурмом. Из восьми засевших боевиков шестеро оказались живы и даже пытались отстреливаться. Собровцу, пулеметчику, здоровенному детине, за два метра ростом и весом не меньше ста двадцати килограмм, пуля пропорола щеку, срикошетировала вдоль зубов и натянула кожу под мочкой уха в самом начале штурма. Образовавшаяся шишка неестественно смотрелась на его широком лице. Пулю удалили прямо на пороге дома, слегка надрезав кожу. Боец не завыл от боли, не выбыл из операции, до самого конца был в строю. Да и впоследствии я несколько раз видел этого обезбашенного командира. Дороги минировались, залаживались фугасы различного вида подрыва. А он устраивался с пулеметом на крыше бензовоза, который носился между частями, снабжая технику топливом. Его подразделение прикрывало и разведывало коридоры для прохождения техники, но, сами понимаете, обстановка менялась ежеминутно. Мало я знаю офицеров, которые просто проехались бы пассажиром в бензовозе, в военное-то время, когда от любого выстрела может так полыхнуть, что и костей не найдут.

Вернувшись в родную станицу, я ушел в отпуск. Как оказалось, накопилось этого отпуска аж шесть месяцев. Время сплошного счастья, беззаботного времяпрепровождения, баловство с детьми – все это уже к апрелю 2001 года настолько сидело в почках, что я сбежал в родную часть. Там меня ждали с нетерпением. Пришло предписание откомандировать майора Шульга в столицу нашей родины. По прибытии я понял, что попал и сильно. С одной войны на другую. Меня включили в группу по, скажем так, приведению в разум отдельных ОПГ. И таких групп было несколько. Каждая состояла из десяти бойцов. Координатор группы, три снайпера, три прикрывающих и трое из группы контакта. Как имеющего наибольший боевой опыт меня поставили в группу контакта, и началось. До 2007 года наша группа пополнялась неоднократно. В ОПГ кого только ни заносило: и военных, и МВДшников, да и прошедших боевое крещение различных боевиков было полно. Из всех групп осталось всего две. В итоге и наша группа попала под полное уничтожение. Каким образом выжил я, не понятно. Мое избитое тело нашли на следующий день после контакта, разбирая завалы разрушенного взрывами долгостроя. Полгода госпиталя восстановили мой организм почти на сто процентов. Как ни странно, проникающих ранений не было. Контузия, ушибы, ссадины, ну и так по мелочам царапины. Пока я лежал в госпитале, умер дед. Отец хотел было опять запить, но жесткая и властная рука моей супруги быстро привела его в чувство. Получив отпуск по ранению, а заодно и следующее звание – подполковник, я провел с семьей четыре месяца. Потом были командировки в Иран, Ирак. С 2012 года был постоянно прикомандирован в Сирии. И вот опять нарвался.

– У него заработал слух и вот-вот активизируются глаза, – произнес неизвестный голос. – Небольшая корректировка и все.

Появилось белое пятнышко, и оно стремительно расширялось, понимая, что сейчас вернется зрение, я широко открыл глаза и пытался не закрывать. Все случилось без боли и как-то вдруг. Огромный, седоусый мужчина в задумчивости покачивал планшетом. Его белый комбинезон сливался с белизной стен.