Друзья примолкли.
Байк рванул дальше.
Чех перевёл дыхание, расслабился, гадая, заметил ли дружок его секундную слабость. Поднёс кружку с остатком кофе к губам и не ощутил привычного аромата. Потянуло пропастиной. Более того, пальцы свело, точно от холода.
Гига тоже решил выхлебать остатки, но вдруг перевернул посудинку.
На дорогущий дагестанский ковёр вывалилась почти чёрная льдинка.
Через полчаса совместной истерики Чех взял себя в руки. Он зашагал по комнате от угла к углу, задавая вопросы самому себе и другу, который точно окаменел, обхватив голову ладонями:
- Вся эта хрень началась не сегодня ночью. Раньше. Кем был Брог? Вечным лохом, так? А тут за год поднялся... "Кава", баблосы, твоя бывшая, Ритка-студентка... Квартирка в городе. Однако переезжать не спешил, что-то его держало. По ночам на байке лётал. И ведь не работал, как и все! Откуда всё это у него?
Гига вместо ответа зашмыгал носом.
- Хорош сопеть, - продолжил Чех. - Ты ж с ним общался? О чём он говорил?
- Отцу расскажу. Всё расскажу, - неожиданно выдал Гига.
Чех замер: Гигин батя столь же опасен, как и воскресший Брог. Сынка, понятно, вытащит, укроет где-нибудь, а вот что он сделает с соучастником?
- В горы захотел? Пасти и трахать овец? Или в армию на потеху дедам? - Чех повысил голос, выдавая всякую хрень, скопившуюся в мозгах, за весомый довод. Так было нужно, потому что пухлый смазливый Гига комплексовал из-за своей внешности и был откровенным тормозом.
- Ты лучше повтори, что рассказал про Брога год назад. Куда он ездил? С кем якшался? - продолжил Чех.
Он дождался, пока Гига перестал вздыхать, задействовал извилины и начал рассказ по делу:
- У Брога родня где-то в северных ебенях. Он говорил, что там есть открытая могила - зэки в яме со льдом. И будто бы тот, кто возле побывает, получает от жизни всё.
- Что, сумки с баблом и байки в тундре находит? - не удержался Чех.
- Ты чё, дурак, да? - обиделся Гига. - Силу получает, энергию. А вместе с ней удачу. Ну и это... наверное, бессмертие.
Чех хотел, как всегда, обстебать бредни, к которым относился, как к мусору в головах людей, но призадумался, а потом стал задавать конкретные вопросы:
- Что за зэки? Почему все, кто там живёт, не огребли силу и удачу?
- Не знаю, Брог не особо откровенничал. Сказал, что много лет назад зэков по какому-то тупому приказу этапировали в те края. В несуществующую зону. А когда конвоиры допёрли, что их отправили на кудыкину гору рвать помидоры, то взяли и грохнули зэков. С тех пор они почти сто лет так и стоят в яме со льдом. А подобраться к ним можно только по весне или до наступления зимы. Под снегом ямы не найдёшь, а летом там топи. Аборигены к могильнику не ездят, считают место проклятым, - поведал Гига, уже совершенно успокоившись: Чех башковитый, он всё разрулит.
А Чех уже присел к Гигиному ноутбуку и сказал:
- Ну, давай смотреть, что это за место.
***
Чех, по привычке надвинув капюшон ветровки на глаза, шагал по спавшему Майску.
Нужно было заночевать у Гиги, но сна не было ни в одном глазу, а извилины точно шевелились от чудесного расклада: они поедут в эти ебеня, ибо самая пора - май, в тундре потеплело, но ещё не подтаяли верхние линзы мерзлоты. И добраться до могильника можно без проблем. За счёт Гиги, конечно, Чеху такое не потянуть: нужны спальники-алеуты, палатка, печка, оплата вертолёта до Уинчина, деньги на проводников, питание, снаряжение, то-сё.
Поедут и в худшем случае скроются и от бывшего покойничка, и от возможного следствия, и от Гигиного бати. А в лучшем... Глаза Чеха маслянисто блеснули в темноте.
Гига легко повёлся на то, что можно противостоять воскресшему Брогу, только став таким же, как он. Ну и любопытство, точно у десятилетнего пацанчика, свойственное дружку, конечно, сыграло свою роль.
Чех свернул с главной улицы, освещённой редкими фонарями, на узкую извилистую боковушку, которая вела к пяти баракам, сколоченным во времена царя Гороха для орды комсомольцев, строителей железнодорожной магистрали. Они уже давно стали пенсионерами, а то и вовсе переселились на кладбище в берёзовой роще, а бараки всё стояли, год за годом побеждая и людей, и время.
И вот тут-то в распухшую от планов голову Чеха вонзилась мысль: а вдруг они просто двинулись умом на почве скрытых переживаний? Всё-таки человека сгубили. И на самом деле ничего нет.
Чех свернул за угол дощатого высокого забора и присел на лавку, ножки которой утопали в мусоре, поддал ногой скомканную пивную банку и прислушался, как она поскакала по рытвинам и разломам асфальта по уклону улицы. В негромком, пустом звуке металла Чех уловил сходство с собственной судьбой - пустой, покорёженной и никому не нужной, как банка. Но и с такой жизнью расстаться не хочется...
Самое время поразмыслить о случившемся: ночь и одиночество располагали, бескрайняя темнота и отсутствие голосов людей - это ведь не две комнаты в бараке, где ютились он с бабкой да семья тётки.
Его тоже бесила невесть откуда взявшаяся удачливость Ромки Брогуева, их товарища с детского сада. Но отыгрывался Чех на ревнивом Гиге, постоянно подначивая. И вот дождался: Брога не стало. Только ненадолго.
Хотя когда они пришли с цветочками, срезанными матерью Гиги в теплице, и конвертом, выданным его батей, к гробу, в носу защипало. То ли от едкого "похоронного" запаха - смеси табачно-корвалольной вони, миазмов тела, побывавшего в заморозке, - то ли от осознания бренности жизни.
