- Не трогай, я сказал!

   Всё же это не её сыночек, ласковый да обходительный. Грозная сила в знакомом голосе.

   Словно жаркой волной из распахнутой печи обдало женщину. Рядом кто-то беспомощно заплюхал руками по воде и голосом Всеобщего завопил:

   - Хватит! Не надо!

   Арада повела безумными глазами - староста растерял всю важность, пытался перевернуться со спины на бок. Отплёвывался и жалобно моргал.

   А к ней уже словно плыл по воздуху Велек.

   Туман в глазах рассеялся, и женщина бросилась было обнять сына. Вроде вот же он, её первенец: русые кудряшки, карие, как у отца, глаза. Но родное ли сердце бьётся под рубахой ненавистного всем людям с подворий цвета? Да и взгляд ... Будто не мать перед ним, а малая зверушка лесная. Ещё и Родик этот. Никогда Арада не жаловала ребячьего заводилу: то в одно сыновей втянет, то в другое. И тут словно грудью на острый сук напоролась:

   - Велек ... А где Байру? Где мой малыш?

   - В Городе, мама. Не плачь, я верну его.

   - Как же так, Велек?.. Ты бросил меньшого брата?

   Как странно, пугающе пристально посмотрел её ребёнок. Но отчего-то душа успокоилась, отчаяние отступило. Поняла: разлучили детей, Велек сам чудом спасся. Но брата не Городу не оставит. Арада, как сонная, из ручья вышла и на тёплые голыши присела.

   Всеобщий на четвереньках из воды выполз, но встать или рядом сесть не посмел. Зашарил под мокрой рубахой, забормотал что-то.

   - Чего это он? - грубовато спросил товарища Родик. На спине зачесались шрамы от плётки старосты. Так захотелось ещё раз увидеть, как обидчик беспомощно в ручье барахтается.

   - Колдунов призывает.

   Радужка Велековых глаз словно провалилась, уступив место мрачной черноте. А Всеобщий взвыл, отряхивая с ладоней амулеты вместе с обожжённой кожей. Потом заскулил, разглядывая раны:

   - Помилуй ... Я не виноват, Правила заставили ... За ослушание - смерть. Не только мне ...

   - Правила? В каких Правилах говорилось, что я и Байру должны были умереть?

   - Нет, не умереть! Колдунами стать ... Власть над миром получить.

   - Вот как? А почему ты для своего сына власти не пожелал?

   Староста замер, потом опёрся на израненные руки, не чувствуя боли, и отполз подальше от мальчиков:

   - Какой сын? Нет у меня сына ... Тебе известно, что нельзя Всеобщему старосте семью иметь. За ослушание ... Узнают в Городе, тогда ...

   - Так ты за ребёнка боялся или за себя? Что, окажись он в Городе, колдуны о твоих грешках проведают?

   - Нет! Нет! - Всеобщий побелел, подскочил и бросился под защиту дубовых ветвей в рощу. Но упал как стреноженный.

   Арада встала было - поднять, помочь, но Велек остановил:

   - Он мёртв, мамонька.

   - Сынок, это ты его ... - женщина так и не смогла вымолвить: убил.

   - Нет, что ты, мамонька. Он сам себя изнутри источил. Так дерево с подгнившей сердцевиной в бурю валится.

   - Выходит, у Всеобщего ребёнок был? Не знал раньше ... Он бы у меня ... - досадливо мотая головой, сказал Родик.

   Велек горько усмехнулся:

   - Разве позволили бы всемогущие Предки такому мерзавцу сына иметь?

   ***

   Один день гаже другого. Плотные слои тумана, стелившиеся понизу, сделали волглыми полы плаща. Поднялись над головой, истончаясь и не закрывая бельмастого солнечного пятна. Верховный разглядывал первородный камень. Чёрные радуги потускнели и застыли. Не отступало ощущение потери, разрушенной основы. Из записей предшественника Дилада он знал, что неограниченными способностями городские колдуны обязаны именно каменной плоти сокровища. Не каждый может принять их. Для этого и существовали испытания, начиная с перехода и заканчивая извлечением скрытых личных возможностей. Их пробуждению способствовала свирепая, бесчеловечная жестокость и муки. А также бесконечные тренировки. Верховный глянул на пальцы без ногтей, провёл лишёнными чувствительности ладонями по ужасным шрамам на горле, из-за которых казалось, что голова грубо пришита к телу. Он дорого заплатил за право быть сильнейшим. Но всемогущим ему не стать. Дело не в соперниках и изнурительной ежедневной борьбе. В камне. Невидимые трещины готовы его расколоть. Он чувствует их. Не только он. Ещё Дилад говорил ... Размышления прервали непривычно торопливые шаги:

   - Верховный, во внешнем мире беда. Всеобщий староста умер.

   - К лучшему. Он не оправдывал нашего доверия. Был слаб и плохо служил.

   - Значит, по вашей воле?..

   - Нет. Говори, в чём дело.

   - Он потревожил вызовом. Потом скончался. Мы ощутили воздействие. Но те, кто осмотрел тело, сказали - умер сам.

   - Назначить нового. На подворья наслать мор - Серую немощь или Чёрную язву.

   - Нет меры вашей справедливости, Верховный ...

   - При чём здесь справедливость? Кто-то, причастный к гибели старосты, начнёт тайно врачевать и обнаружит себя.

   - А если не начнёт?