Оливия сообщила о том, что мой босс уже на месте и попросила отдать ему документы, которые передал Николас.

На моем рабочем этаже всегда тихо: ни шума, ни шепота, только звук прибывающего лифта.

Я оставила сумочку на столе и поторопилась к закрытой двери Джеймса, но перед самой целью остановилась, услышав знакомый голос. Кейт.

Снова напрягая свой неизвестно почему безупречный слух, я смогла четко расслышать разговор босса и его девушки.

– Я не хочу, что между нами возникали какие-то недомолвки, – проныла брюнетка.

– Уверяю тебя, я ничего не скрываю, – Ричардсон поцеловал ее. Я поняла это по тишине и легкому мерзкому звуку соприкасающихся губ. – Подожди, нас кто-то слышит.

Моментально я постучала в черное дерево, чтобы не выдать свое долгое препровождение у двери. Джеймс открыл ее через четверть секунды и уставился на меня.

– Доброе утро, Ваш отец просил передать, – я протянула мужчине документы, которые он любезно принял, сопровождая действие кивком, и вернулась в свое кресло.

Кейт, злобно и как-то язвительно улыбаясь, подошла к двери Джеймса и захлопнула ее. Стерва. Оба идеально подходят друг к другу.

Спустя полчаса, когда надоедливые звуки из кабинета Ричардсона уже опротивели, в приемную вошел высокий мужчина и отвлек мое внимание. Он подошел к столу, где сидела я, уставившись на незнакомца. Та же бледность, те же полные загадок винные глаза, но приветливое выражение лица, что вселило в меня уверенность о благих намерениях, с которыми он посетил компанию. Кто этот человек?

Деловой костюм, лакированные ботинки, в которых можно даже увидеть свое отражение, если присмотреться, светлые волосы с неким жемчужным отливом, скорее всего, не свои, а искусственного происхождения, причем, работа выполнена кем-то, знающим толк в окрашивании. Легкие и развязные движения указывали на простоту, которой незнакомец, возможно, придерживается, следуя по дороге жизни.

– Привет, – произнес он и сделал это так непринужденно, с особой деликатностью, что ввел меня в транс.

– Доброе утро, – все же ответила я.

– Мой брат у себя?

Брат?

– Мистер Ричардсон, э-эм, да, он у себя, только немного занят, я полагаю, – я промямлила фразу так, будто уже несколько лет не могу найти квалифицированного логопеда, и моя речь ухудшается из года в год.

– И чем же?

Из кабинета вышла довольная Кейт, но на секундочку остановилась, чтобы пропищать:

– Себастьян.

– Кейт, – поприветствовав брюнетку в ответ, произнес незнакомый до этого момента мужчина и, поблагодарив меня за информацию, прошествовал в кабинет к Джеймсу, одарив уходящую девушку пикантным взглядом и подмигиванием, на что та лишь усмехнулась и скрылась в дверях лифта.

Что за цирк? Я никогда не смогу понять, в какую игру играют участники этого шапито-шоу.

Следующие минут десять из кабинета начальника доносился яростный спор, зачинщиком которого являлся несомненно мой босс. Даже не сосредоточивая слух на криках, я слышала их беспроблемно, наверное, как и любой находящийся в фирме человек.

– И как ты вновь такое допустил?! – воскликнул Джеймс.

– Я не могу уследить за каждым! – громкий вздох сопроводил недовольство Себастьяна.

Через некоторое время брань утихла, а еще через мгновенье брат Джеймса – уже разъяренный и хмурый – покинул компанию.

Весь день босс не выходил из кабинета, а я не тревожила его, чтобы не попасть под горячую руку. К концу рабочего дня лик Ричардсона так и не удосужился выйти из самобытной темной «пещеры», в которой мужчина постоянно скрывается, пуская к себе лишь «избранных», срываясь и вскоре выгоняя их тоже. Наверное, на вулкане не бывает таких неожиданных вспышек лавинного негодования, как у Джеймса с его несдержанными порывами необъяснимого для меня гнева.

Полноценно и вовремя разобравшись со своими обязанностями на день, который явился самым необычным и странным, на мой взгляд, я уехала из города домой. Проливной дождь продолжал размывать дороги и мешать водителям пробираться сквозь автомобильные «очереди».

Неестественное и чуждое чувство некого переживания подчинило мой рассудок, пока я преодолевала километраж трассы, ведущей к дому. Оно было похоже на то, которое мне пришлось испытать перед смертью родителей, но не такое явное. Шум дождя и дворников, сметающих капли со стекла, начал немного раздражать, поэтому я ускорилась, дабы как можно быстрее оказаться у себя и избавиться от назойливого беспокойства.

Уже за несколько метров от дома я не заметила света в окнах, что показалось мне нехорошим знаком, ведь бабушка никогда не выключает его, даже если ложится спать, зная, что приеду я и сделаю это сама. Да и к тому же, она предупредила меня о важном разговоре, который ожидает нас этим вечером, поэтому сон не был оправданной причиной.

Что-то явно не так, и мое подсознание было с этим согласно.

Я припарковалась у обочины и, несмотря на дикий ливень, выскочила из машины, поспешила к крыльцу, успев промокнуть насквозь. Дверь оказалась заперта, я начала безустанно стучать в нее.

– Бабушка! Это я, Элизабет! – пришлось кричать, чтобы хоть как-то затмить своим голосом звук непрекращающегося дождя, который нагло барабанил по крыше дома и асфальтированной дорожке, ведущей к дому. – Что за черт? – прошептала я, протерев дверное стекло и заглядывая внутрь.

Никогда она не была заперта до моего приезда. Я подошла к дому с другой стороны, надеясь на незакрытый подвал, но желание с успехом провалилось.

Внезапно услышала грохот за высоким забором, где-то неподалеку, в лесу. Я, вся мокрая и уже дрожащая от холода, страха и волнения, сорвалась и побежала к месту шума.

Какие-то ветки трещали у меня под ногами, некоторые били прямо по лицу, но я не сдавалась и мчалась на звук.

– Бабушка! – воскликнула я, не понимая, что именно чувствую: облегчение из-за обнаружения ее живой, или горечь от осознания того, что родной мне человек находится на грязной холодной земле, в неглубокой луже и смотрит куда-то вдаль, а на лице отражаются лишь ужас и суета.

Я рванула к старушке, чтобы помочь подняться, но она схватила меня за руку, продолжая оставаться на земле и смотреть в бездну.

– Тебе нужно домой, – тихо молила я, – пожалуйста, уйдем отсюда.

– Лиззи, детка, сейчас мне нужна твоя помощь, как никогда.

– Что, о чем ты говоришь?! – мой голос превращался в нервный крик, потому что обстановка не позволяла мыслить спокойно и здраво.

Бабушка указала рукой вперед, куда я и повернула голову. Перед нами стоял некто, но я не смогла ничего толком увидеть, лишь мутные красно-желто-черные глаза, прожигающие насквозь своим ментальным воздействием. Существо находилось в тени, поэтому ничего конкретного нельзя было распознать.