Литмир - Электронная Библиотека

К середине XVI века московская экспансия на юге и изменения в региональной геополитике привели к прекращению торговли с Крымом и Османской империей. Москва стала искать другие пути, выйдя через недавно захваченную Астрахань на связь с Персией и Средней Азией. Русские цари и персидские шахи, объединенные общим противостоянием влиянию Османской империи, находились в тесных дипломатических и торговых связях. В 1620‐е годы, в целях поощрения торговли в регионе и увеличения зависимости местных народов от России, Москва временно освободила от таможенных пошлин персидских и местных купцов, торговавших в Терской крепости и Астрахани. Столетием позже русский чиновник Иван Кирилов описывал оживленную торговлю в Астрахани, где иностранные и русские сукна, меха, кожа и полотна переходили из рук в руки, а персидские шелка и парчи отправлялись в Россию. Кирилов обратил внимание, что большинство астраханских купцов были не русскими, а армянами, индийцами, персами, бухарцами и ногайцами[66].

В XVIII веке Россия все пристальнее смотрела на Среднюю Азию: находившиеся в ней Бухарское, Хивинское, Кокандское, Ташкентское, Кашгарское и Балхское ханства были не только ценными торговыми партнерами сами по себе, но и важнейшими звеньями все более привлекательного «восточного» торгового пути, ведущего в Индию и Китай. Первая серьезная попытка обеспечить российские интересы в Средней Азии имела место в 1717 году, когда Петр I отправил хорошо вооруженный экспедиционный корпус во главе с князем Александром Бековичем-Черкасским в Хиву. Поход закончился катастрофой: многие, включая самого князя, были убиты, а остальные попали в рабство[67].

Тем не менее это событие не покончило с российским продвижением в Среднюю Азию, а лишь притормозило его. В 1730‐е годы, предпочитая постепенную экспансию быстрому военному завоеванию, власти решили построить крепость на полпути между Уфой и Хивой. Крепость, вначале построенная на реке Ор, а затем передвинутая на Яик, получила название Оренбург. Ее задачей было обеспечить безопасность торговли в регионе. Иван Кирилов, главный архитектор российской политики в Средней Азии, видел в Оренбурге нечто большее, чем просто еще одну военную крепость. Со временем Оренбург был призван обеспечить доступ к природным ресурсам региона, стать торговым центром и заложить основу для российского завоевания Средней Азии[68].

В конце XVIII века Оренбург обогнал Астрахань, став самым крупным рынком в Степи, местом покупки продуктов степной экономики, в первую очередь лошадей и баранов, и предметов роскоши с Востока. Как правило, российские власти применяли политику «кнута и пряника», превращая торговлю и доступ к рынкам в средство контроля над людьми, жившими в пограничье. В XVIII веке подобный подход видоизменился и стал применяться более сознательно. Теперь представители властей настаивали, что использование торговли как «пряника» было необходимым средством для умиротворения казахов. В 1770‐е годы русский посол к казахскому хану Нуралы откровенно заявил: «Яицкая степь для Вас так, как сухопутное море с портами; во-первых, большей порт Оренбург, а потом Яицкий городок и вся яицкая до Гурьева городка, также и Астрахань, и во всех сих местах можете Вы производить торги и получите себе немалую чрез сие прибыль, если только тихо и смирно и год от году будете исправнее»[69].

Вплоть до русского завоевания Средней Азии в 1860‐е годы Оренбург оставался передовым военным и коммерческим форпостом империи. Огромные караваны в 500 и больше верблюдов, нагруженные товарами и серебром, пересекали казахскую степь от Оренбурга к Хиве и Бухаре – и обратно. Безопасность этих караванов зависела от того, будут ли их защищать местные казахские и каракалпакские вожди, некоторые из них требовали платы за проход, а другие довольствовались подарками и доступом к русским рынкам. Различные должностные лица указывали, что умиротворение казахов и их отказ от кочевого образа жизни обеспечат безопасность торговли в регионе и сыграют решающую роль в открытии прямого сухопутного торгового пути в Индию, о чем мечтал не один русский царь[70].

В то время как российское правительство, заботясь о безопасности торговых караванов, пересекающих обширные просторы азиатской степи и пустыни, стремилось к сотрудничеству с кочевыми жителями региона и их умиротворению, они сами двигались в том же направлении из‐за растущей зависимости от торговли с Россией. Если Степь была подобна морю, а русские города – портам, кочевники были моряками, которые нуждались в заходе в порт с целью пополнить свои припасы. Многие из этих моряков были пиратами, жившими за счет набегов на порты или грабившими проходившие мимо караваны судов. Другие приходили в порт ради мирной торговли. В этом и состояла главная цель русского правительства: превратить пиратов в купцов и караванных сторожей.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

вернуться

66

Памятники дипломатических и торговых сношений Московской Руси с Персией / Под ред. И. Веселовского: В 3 т. СПб., 1890–1898. Т. 3. С. 633–634; Кирилов И. К. Цветущее состояние Всероссийского государства (книга, составленная в 1727 году). М.: Наука, 1977. С. 230. Цены на различные товары в России XVII века см.: Hellie R. The Economy and Material Culture of Russia, 1600–1725. Chicago: University of Chicago Press, 1999. O растущем влиянии русской торговли в Черном море см.: Bostan İ. Rusya’nın Karadeniz’de Ticarete Başlaması ve Osmanlı İmparatorluğu (1700–1787) // Türk Tarih Kurumu, Belleten. 1995. Vol. 59. S. 353–394.

вернуться

67

Khodarkovsky М. Where Two Worlds Met. Р. 157–161.

вернуться

68

Казахско-русские отношения в XVI–XVIII вв. № 38. С. 96; Дорофеев В. В. Над Уралом-рекой. Челябинск: Южно-Уральское кн. изд-во, 1988. С. 5–52. Более подробно см. в главе 5.

вернуться

69

Казахско-русские отношения в XVI–XVIII вв. № 225. С. 576; № 246. С. 630; Казахско-русские отношения в XVIII–XIX вв. № 27. С. 57. Эдуард Кинан использовал ту же самую уместную метафору в своей статье: Keenan E. L. Muscovy and Kazan: Some Introductory Remarks on the Patterns of Steppe Diplomacy // Slavic Review. 1967. Vol. 26. № 4. P. 548–558.

вернуться

70

Казахско-русские отношения в XVI–XVIII вв. № 37. С. 89. № 170. С. 439–440; Казахско-русские отношения в XVIII–XIX вв: Сборник документов и материалов. Алма-Ата: Наука, 1964. № 83. С. 143–144.

10
{"b":"647846","o":1}