Такой взгляд позволил Л. И. Богораз уточнить и понятие архифонемы: «…Архифонема объединяет не признаки, общие для двух фонем, а все дифференторы каждой из них, за исключением того дифферентора, который, принадлежа каждой из фонем, имеет различные знаки и объединяет эти фонемы во взаимно-однозначное соответствие» [Богораз 1963б: 163]. С этим определением нельзя не согласиться, тем более что оно снимает вопрос об избыточности как иной стороне нейтрализации (см.: [Якобсон и др. 1962]). В самом деле, об избыточности можно говорить лишь в том случае, когда отрицательный признак в нейтрализации трактуется как признак, а не как отсутствие признака. Если полагать, что, например, архифонема Т в русском языке характеризуется признаком глухости, то нейтрализация легко интерпретируется как избыточность, чего не случится, если встать на точку зрения Л. И. Богораз.
Различные типы нейтрализации были описаны Н. С. Трубецким в «Основах фонологии» и А. А. Реформатским [1955]. По отношению к осевой структуре языка нейтрализации подразделяются Трубецким на структурно обусловленные и контекстно обусловленные, которые в свою очередь имеют подтипы: центробежная vs. редуктивная и ассимилятивная vs. диссимилятивная. При этом возможны смешанные типы, центробежно-редуктивный и ассимилятивно-диссимилятивный. Однако в настоящее время не вызывает сомнения тот факт, что явление, получившее название нейтрализации, совершается в синтагматической плоскости. А синтагматика языка, как недавно отметил А. Мартине [Мартине 1963], характеризуется общей тенденцией к ассимиляции составляющих, входящих в последовательности, в отличие от парадигматики, характеризуемой тенденцией к максимальной дифференциации членов парадигм. Нейтрализация как явление, синтагматически отмеченное, должна подчиняться общему закону синтагматики. Поэтому нейтрализация может в широком смысле рассматриваться как специфического рода ассимиляция; многочисленные примеры, подтверждающие это предположение, были рассмотрены Трубецким там, где он говорит о контекстно обусловленной нейтрализации. Но остается еще группа нейтрализаций, квалифицируемых как структурно обусловленные. По поводу этих нейтрализаций также можно предполагать, что они являются следствием ассимилирующей тенденции синтагматического плана языка. Принято считать, что позиция конца слова является той позицией, где совершается некомбинаторная нейтрализация оппозиции глухих – звонких в русском языке. Однако конечная позиция есть позиция перед #, т. е. «пробелом», который некоторыми лингвистами трактуется – и, по-видимому, не без основания – как особая фонема. В таком случае нейтрализация указанной оппозиции может быть объяснена следующим образом: фонема # обладает в некоторых языках признаком, наличие которого в синтагматической последовательности обусловливает нейтрализацию определенных оппозиций фонем, находящихся в препозиции к данной фонеме (возможно и обратное – позицией нейтрализации оказывается позиция после #). Таким признаком может быть признак fortis – lenis; языкам, в которых этот признак релевантен по отношению к фонеме #, свойственна нейтрализация конечных глухих и звонких фонем. При этом фонема # характеризуется признаком fortis, противопоставляясь фонемам, называемым в американской литературе по дескриптивной лингвистике internal juncture phonemes (фонемы внутреннего стыка), которые можно обозначить посредством || и которые характеризуются признаком lenis. Возможно, # противопоставляется также зиянию как особой фонеме; интерпретация зияния как фонемы предложена Е. Л. Гинзбургом. Тогда становится понятным, почему звонкие фонемы перед # теряют звонкость как релевантный признак: будучи слабыми, они ассимилируются к фонеме и, следовательно, позиция перед # является позицией нейтрализации противопоставления сильных (глухих) и слабых (звонких) согласных.
Таким образом, центробежная нейтрализация (нейтрализация в конечной позиции слова) является по своему характеру также контекстно обусловленной. Особый случай представляют факты так называемой редуктивной нейтрализации (нейтрализации в безударных позициях). Здесь действительно нет никакого основания говорить о контекстной обусловленности нейтрализации. С одной стороны, ударение, как всякая просодема, не является структурным элементом сегментной последовательности; с другой стороны, едва ли можно объяснить с помощью законов синтагматической комбинаторики, почему в русских вода и баран неударные гласные представлены в виде [ʌ]. Эти доводы, однако, не оставляя никакого сомнения в том, что указанное совпадение фонем /a/ и /o/ в первом предударном слоге совершенно не зависит от контекста, вовсе не являются достаточными для признания этого совпадения нейтрализацией. И если тот или иной синкретизм в синтагматической последовательности не может быть связан с общей тенденцией к ассимиляции, он не может рассматриваться как нейтрализация. В нашем примере фонемоид [ʌ] воплощает единицу более сложную, чем архифонема, и еще более сложную, чем фонема. Эта единица названа открывшими ее московскими фонологами гиперфонемой (В. Н. Сидоров); определение ее дано, в частности, в работах П. С. Кузнецова [1959] и А. А. Реформатского [Reformatski 1957]. Точно так же, как [к] в лук воплощает архифонему К в /луК/, так и [ʌ] в баран воплощает гиперфонему А/О в /бА/Оран/. Отличие гиперфонемы от архифонемы состоит в том, что последняя, как показал С. К. Шаумян [1962а], может рассматриваться как одно из состояний некоторой морфонемы, вторым состоянием которой является фонема. Например, морфонема «к» репрезентируется на более низком уровне ступени конструктов как в виде К, так и в виде /к/. Что же касается гиперфонемы, то она, по-видимому, всегда представляет единственное состояние морфонемы.
7. Понятие нейтрализации, по мнению С. Бэзела [Вazell 1956], на протяжении более 30 лет своего существования оказалось безнадежно запутано. Едва ли, однако, дело так безнадежно, как это представляется названному лингвисту, хотя нельзя отрицать чрезвычайной широты употребления термина «нейтрализация», выходящего далеко за пределы не только теории корреляций, но и вообще фонологии. Этой стороны вопроса мы, впрочем, не будем касаться. В связи с предыдущими соображениями известный интерес вызывает вопрос о так называемой парадигматической нейтрализации, которую Г. Пильх усматривает, например, в системе
где отсутствие велярного /ŋ/ трактуется как нейтрализация признака назальности в ряду гуттуральных [Pilсh 1957]. Б. Трнка в статье 1958 г. совершенно отчетливо разграничивает синтагматическую нейтрализацию, т. е. нейтрализацию, описанную Трубецким, и парадигматическую нейтрализацию, реализующуюся на уровне дифференциальных признаков [Trnka 1958]. Примером последней может служить нерелевантность признака глухости – звонкости в сочетании с назальностью. Основной задачей автора, как об этом говорит сам Б. Трнка, является попытка показать, что нейтрализация должна рассматриваться как феномен, свойственный всем уровням языка – как синтагматике, так и парадигматике, причем внутренним стимулом нейтрализации является присущая языку тенденция к экономии комбинаций релевантных признаков и позиций, концентрирующих фонематическую релевантность. Аналогичный взгляд на явление нейтрализации высказывает Вяч. Вс. Иванов (ср.: [La notion… 1957: 46]).
Г. Людтке, определяя два вида нейтрализации, различает: 1) нейтрализацию парадигматическую, т. е. a priori существующую в фонологической системе, и 2) нейтрализацию синтагматическую, т. е. возникающую в результате воздействия особой позиции в речевой последовательности [Ibid.: 67]. Характерно в этом определении связывание понятий нейтрализации и позиции. Если в парадигматике также возможна нейтрализация, в какой мере она связана с позиционным критерием? Прежде чем решать этот вопрос, необходимо выяснить понятие позиции в парадигматике. Различая систему и текст (в понимании Ельмслева), мы, по-видимому, должны установить для обоих свои позиции и нейтрализации. Если последние присущи и системе, и тексту, как полагают некоторые, то они должны определяться в пределах этих замкнутостей, т. е. имманентно. Система – это оппозиции, текст – контрасты. То, что понимается под нейтрализацией у Трубецкого, есть нейтрализация в тексте (выражаясь морфологически – в слове, но не в морфеме!), следовательно, нейтрализация контрастов. Таким образом, в строгом смысле утверждение, что фонологические оппозиции нейтрализуются в определенном контексте, ошибочно. Оппозиции как некоторые устойчивые гештальты иного плана языка не подвержены нейтрализации; не случайно архифонемы сохраняют полную отличимость друг от друга и в свою очередь иерархичны, что, по-видимому, допускает возможность их нейтрализуемости по уровням. А если так, то получается картина, весьма подобная той, которая описана Ж. Вальдо [Waldo 1957: 156].
