2. В нанайском языке вокалическая система представляет две ступени, противопоставленные по степени раствора:

Своеобразие этого сингармонизма состоит в том, что он физически реализуется двояко: на вокалическом контуре слова – как компактностная ковариация, на консонантном – как диезная. Согласные в «широком слове» (огласовка II) имеют более веляризованные варианты, а в «узком слове» (огласовка I) – более палатализованные. Этот факт говорит о тесной связи между признаками звучности и признаками тембра, образующими первичный треугольник. Диезность и бемольность как вторичные тембровые признаки стали морфонологически использоваться для реализации признака компактности.

Несколько сложнее обстоит дело в африканских языках. Схемы сингармонизма, приводимые П. Ладефогедом для тви, фанти, игбира, йоруба, идома и ибо, построены на признаке напряженности [Ladefoged 1964: 36–39]. Сам автор не настаивает на данной меризматической трактовке африканского сингармонизма, и приводимые им результаты формантного анализа вокализма ибо обнаруживают четкое различение гласных по степени компактности и по тональности. Субстанциональная схема вокализма ибо по признаку компактности обладает пустой клеткой: (а, Е, О): (i, u, U, е, о). Однако эта схема структурируется таким образом, что заполнение пустой клетки приводит к формально четкому противопоставлению четырех подуровней по принципу четности, служащему парадигматической базой компактностного, точнее – диффузностного, сингармонизма. Отказаться от признака напряженности вынужден был и Дж. Гринберг, описывавший сингармонизм в тви, весьма сходный с сингармонизмом в ибо.

Как показал Дж. Карнохан, в ибо тембровый признак используется как просодический квантор слога, и это образует картину, противоположную той, которую мы наблюдали в «туранских» языках.

Эти существенные фонологические расхождения двух групп языков можно поставить в связь с различиями в области просодических систем. На примере славянской фонологии Якобсон показал, что корреляция палатализации и музыкальное ударение не совмещаются в одной системе, и это может объясняться тенденцией к ограничению разнообразия одного порядка. Дело в том, что и музыкальное (тоновое) ударение, и диезность относятся к одному меризматическому порядку как «тональностные» (тембровые) признаки, на что указывают сами авторы теории дифференциальных признаков, устанавливая соответствия: тембровые признаки (тональность, диезность, бемольность) – тон, сонорные признаки (компактность, звонкость и т. д.) – сила, напряженность – длительность [Jakоbsоn, Halle 1962: 553].

Если язык имеет развитую тоновую систему, то это исключает дальнейшую тембровую перегрузку просодического уровня за счет тембрового сингармонизма, что и имеет место в упомянутых языках Африки. Но тональностное варьирование фонологической системы не исключает варьирования по другому параметру – по признакам звучности, из которых именно компактность (или диффузность), как первичный признак, становится основанием сингармонизации. Из этого не следует, что компактностный сингармонизм должен непременно сопровождаться расчлененной тоновой системой. Отсутствие тембрового варьирования вокализма в палеоазиатских языках, отражающее, по-видимому, былое наличие музыкального ударения, служит достаточным основанием для установления сингармонизма по компактности. Напротив, динамическое ударение хорошо совмещается с тембровым сингармонизмом как явления разных меризматических порядков, и это можно наблюдать в урало-алтайских языках.

1. Многосторонняя функциональная нагрузка сингармонизма ставит его в один ряд с таким универсальным просодическим средством, как ударение. Однако выяснению более глубоких зависимостей между этими явлениями, в частности в «туранских» языках, препятствует нерешенность в урало-алтаистике проблемы собственно ударения. Отправной точкой в акцентологических дискуссиях по этому поводу служит обычно турецкое ударение, квалифицируемое чаще всего как двойственное – музыкальное на исходе слова, динамическое на начале. Детальный анализ всех интерпретаций и диахронических гипотез (Педерсена, Ракетта, Ярринга, Поцелуевского, Поливанова, Владимирцова и др.) не входит в задачу настоящей работы, поэтому ограничимся следующим замечанием.

Если соображения компаративного характера заставляют реконструировать для древнейшей «туранской» эпохи динамическое и музыкальное ударения, то необходимо дать им различную с точки зрения просодической иерархии интерпретацию. Исходя из типологической закономерности, указанной в предыдущем параграфе, и учитывая наличие тембрового сингармонизма, приписываемого древнейшим состояниям «туранского» языка, можно заключить, что из двух ударений в качестве словесного акцента могло использоваться лишь динамическое, совместимое с тембровым сингармонизмом. Что же касается музыкального ударения, если таковое имелось, то оно, видимо, должно квалифицироваться как факт метрики либо как элемент фразовой (синтагмной) интонации. С этой точки зрения наиболее предпочтительной представляется интерпретация современного турецкого ударения Г. Ракетта.

2. В синхронном плане постановка вопроса о соотношении ударения и сингармонизма связывается с выяснением кажущейся просодической избыточности, состоящей в сосуществовании в «туранских» языках фиксированного ударения и сингармонизма. Такое впечатление дублирования словесного акцента возникает лишь при обращении к синтагматическому аспекту. Но и в самой синтагматике мы находим указания на то, что в действительности дублирования нет, а есть лишь дополнительность. В речи очень часто происходит коллокация сингармонически тождественных слов, различение которых возможно лишь на основании ударения, напр. венг. én nem neked hiszek ‘я тебе не верю’. Сингармонизм, следовательно, является хотя и необходимым, но не достаточным делимитатором слова, и ударение в этом отношении может считаться превалирующей просодемой. Такова синтагматическая обусловленность просодической «избыточности» туранского слова.

С точки зрения парадигматики соотношение ударения и сингармонизма иное. Уже в силу своей фиксированности ударение лишено морфологического значения и парадигматически задает лишь фонологическое слово, т. е. служит оператором порождения слова из слогов, что хорошо понимал Бодуэн де Куртенэ [1963: 103–104]. И если ударение – основной синтагматический акцент (делимитативная просодия), то сингармонизм – основной парадигматический акцент туранского слова (кумулятивная просодия). Следовательно, нет никакой избыточности, а есть лишь структурная дополнительность.

Из сказанного нетрудно предположить, что существует определенная структурная стратификация просодических средств языка, картина которой будет различной в разных языках. Последнее обстоятельство затрудняет построение универсальной стратификации просодий. Достаточно указать на чрезвычайно любопытную по своей специфичности просодическую ситуацию в африканских сингармонических языках. В качестве парадигматического акцента на уровне слова здесь функционирует тоновый контур, в качестве синтагматического акцента – компактностный сингармонизм. Ударение оказалось вытесненным на более высокие уровни, а тембровый сингармонизм, несовместимый на одном структурном уровне с тоном, стал использоваться как слоговая просодия, что и отмечено для ибо.

Настоящий текст следующим образом отражает основное содержание диссертации: § 1 соответствует Введению, § 2 – главе I, § 3 – главе II, § 4 – главе III, § 5 – главе IV.

Аврорин 1958 – Аврорин В. А. Сингармонизм гласных в нанайском языке // Докл. и сообщ. Института языкознания АН СССР. 1958. № 11.