Мне снился сон…

В этом сне я была не совсем собой. Точнее, я видела себя, но смотрела на происходящее будто извне, словно фильм на большом экране.

Я наблюдала за тем, как стояла, сжав окровавленные руки в кулаки, а на полу, раскинув конечности в разные стороны, лежал незнакомец. Его чуть прикрытые, мёртвые глаза устремились в потолок, а распахнутые губы, словно пытались поведать рвущиеся наружу слова в последние минуты жизни.

Даже через сон я чувствовала, как меня трясёт от дрожи. За все свои шестнадцать лет мне не доводилось видеть мёртвых. Хоть это всё происходило не на самом деле, я ощущала страх, будто причастна к убийству. И почему-то я знала, что оно обязательно состоится. Если уже не случилось непоправимого…

Я сделала несколько шагов в сторону трупа, вступив на лужу крови, растекающейся от тела. При жизни мужчина точно был высок и статен, а по одежде я предположила, что он был человеком обеспеченным или, скорее даже богатым. Черты лица покойного были, будто смутно знакомы мне. И без того большой лоб из-за залысин казался непропорциональным, длинный, прямой нос, тонкие губы, с опущенными уголками. Незнакомец со знакомыми мне чертами лица… Бред, да и только!

Из груди убитого торчала черно-золотая рукоять, по всей видимости, кинжала. По моему лицу нескончаемым потоком лились жгучие слёзы, но ощущение того, что именно я убила беднягу никак не покидало. Отчего так больно на сердце, если предположить, что именно я забрала его жизнь? Причём намеренно… так я ощущала.

На подгибающихся ногах я побрела вдоль помещения, напоминающего кабинет, организованный в старом английском стиле, и безжизненно осела на кожаное кресло. Усталость и опустошённость валила с ног, голова, словно чугунная, запрокинулась назад, я встретилась взглядом с отражением в зеркальном потолке. Осмотрела себя, но с трудом узнала это лицо: кожа посерела и будто стала прозрачной, уголки губ непривычно опущены, а глаза… В них было столько боли, отчаяния и сожаления, что казалось, будто огонёк былого озорства никогда не коснётся их впредь. Стало страшно. Я раньше не испытывала ничего подобного.

Ненависть, с которой я обратила взгляд к своему отражению на потолке, даже через сон прожгла душу. Я проснулась в холодном поту. Тело заледенело, хотя на улице стояла майская жара. Кости ломило непонятно отчего, как будто по мне прошёлся асфальтный каток. Серые, тусклые волосы превратились в мочалку. Скорее всего, я вертелась во сне, мучаясь от кошмара, потому и накатала колтунов.

Нащупав на тумбе массивные очки в толстой красной оправе, я водрузила их на лицо и опустила босые ноги на пол. Из сердца не уходило чувство вины. Мрачная картина, которую я видела во сне, раз за разом всплывала в сознании. По затылку и спине пробежали мурашки, а над верхней губой выступила испарина. Разве могут ночные видения вызывать такие сильные чувства? Этот кошмар взбудоражил сознание, заставив оголиться нервные окончания в моей душе.

Почему же мне приснился настолько странный сон?

– Оберг!

Я поморщилась от звучания своей фамилии, скрипучий, прокуренный голос как-то особенно мерзко повторял её.

– Очухалась, тупица?

– Убери руки, Нилсен!

Я откинула ладонь пухлолицей соперницы и, слегка пошатнувшись, встала. Не хватало, чтобы эта девица думала, что я трушу перед ней.

– Я говорила, что больше не стерплю твоих выкрутасов, Оберг! Мне плевать, что твоя мама – наш тренер… Ты подвела команду!

– Уж прости, – как можно ехиднее протянула я. Кровь на губе на вкус была словно походная, железная кружка. – Не собираюсь оправдываться перед тобой, но разве в спарринге не каждый сам за себя? При чём тут команда?

– Как же ты меня бесишь! – яростно прошипела Нилсен и снова двинулась на меня, но её свита – подружки задержали своего лидера. – Решила уйти, так и проваливай насовсем!

– Не переживай, так и сделаю. Позволю тебе наконец-то стать первой.

Нилсен хоть и была крупнее меня, но ей никогда не удавалось победить на ринге. Я получала травмы, но билась до победного конца.

Тайский бокс – довольно серьёзный спорт. Однажды мне сломали палец и рассекли бровь в бою, и я решила уйти. Не потому что было больно или я переживала за шрамы на лице, нет. Всё было с точностью до наоборот. Я сама не заметила, как мои травмы зажили. И если я могла ошибиться в переломе пальца, то рану на брови видела я и ещё дюжина человек. А потом она просто исчезла, не осталось даже малейшего намёка на неё…

Мне пришлось ни один день доказывать очевидцам, что не было никаких травм, но ребята всё равно шептались за спиной и обсуждали тот случай. Со временем история эта вроде бы забылась, но я решила уйти из команды. Лучше стать изгоем, чем монстром в глазах других. Мне и самой было страшно оттого, что я не понимала, что со мной происходит. В общем, я бежала ещё и от себя.

– А ну, повтори!

– Не надо, Нил, – протараторила одна из подруг верзилы-соперницы, – идём!

– Да, Нил, – изобразила я интонацию девчонки, – валите.

Нилсен ещё раз злобно зыркнула на меня, но отвернулась и зашагала прочь. Некоторое время я просто стояла и смотрела вслед уходящим, а внутри бурлило странное чувство: не нужно было давать себя бить. Но мне было любопытно снова ЭТО увидеть.

Я притронулась тыльной стороной ладони к кровоподтёку на губе и с интересом уставилась на замаранную руку. Через какое время ссадина заживёт снова?

Я бы ещё долго гипнотизировала свою конечность, но услышала автомобильный гудок и бархатный голос, который дрожью прошёлся по телу. Александер Уллсон сидел в своей спортивной тачке с откидным верхом и с любопытством рассматривал меня. Его чёрные волнистые волосы, доставшиеся от отца-француза и тёмно-карие, немного раскосые глаза, указывающие на японские корни, сводили меня с ума вот уже два года. Мне, как и всем девочкам в нашем классе, нравился самый популярный парень в школе. Хоть я и считала себя личностью самодостаточной, не разделяющей приземлённых интересов касаемо шмоток, косметики и даже парней, всё равно не могла устоять перед шармом Александера. Возможно, популярные парни и становятся популярными, если могут своей харизмой сражать наповал.

– С бомжами в подворотне подралась? Ну и видок!

Парень ухмыльнулся и поранил моё влюблённое сердце безупречной улыбкой. Щёки залились краской, а на лбу выступил холодный пот. «Ну и видок? Я действительно выгляжу настолько жутко?»

– Что застыла? – хмыкнул Александер. – Вижу же, что нужна помощь. Прыгай.

От слова «прыгай» я действительно подпрыгнула. На месте. Объект моих романтичных фантазий тут же залился заразительным смехом. Невольно я заулыбалась и, подозреваю, по-идиотски.

Я не стала ждать повторного приглашения и, аккуратно открыв дверь автомобиля, запнувшись, совсем неаккуратно плюхнулась на пассажирское сиденье. Александер снова залился смехом.

– Неуклюжая и смешная, мне нравится такое сочетание, – парень откинул волнистую чёлку со лба и тронулся с места. – Ты говорить-то хоть умеешь?

– Ээ… ну… – мой язык превратился в медузу и расползся по всему рту.

– Разговаривать умеешь, уже хорошо. Что случилось-то?

– Корку хлеба не поделила, – почему-то выпалила, – с бомжами…

– Вот почему ты такая взъерошенная, – ухмыльнулся Александер. – Ну, и кто кого? Хотя, зачем я спрашиваю? У тебя всё на лице написано.

«Ни капли такта! – мысленно фыркнула я и машинально потянулась к зеркалу заднего вида, чтобы определить масштабы трагедии. – Выгляжу, как и всегда. Тоже мне, аккуратист нашёлся!»

– А где твои друзья? Я ни разу не видела, чтобы ты был один.

– Значит, интересовалась мной? – без капли удивления спросил парень, не ответив на мой вопрос.

Конечно, кто им только не интересовался. Наверное, он привык к повышенному вниманию к своей персоне.

– Как тебя зовут? – без особого интереса спросил собеседник. – Я видел тебя раньше… кажется. Но вот имени не знаю.