Или, допустим, Вера Павлова. Стихотворение из двух строчек называется «Подражание Ахматовой»:

И СЛОВО ХУЙ НА СТЕНКЕ ЛИФТА

ПЕРЕЧИТАЛА ВОСЕМЬ РАЗ.

Кто-нибудь вообще понимает, где тут подражание? Понятно, никто не понимает. А подражание скрыто вот в этих ахматовских строчках:

ПОКАЗАЛОСЬ, ЧТО МНОГО СТУПЕНЕЙ,

А Я ЗНАЛА – ИХ ТОЛЬКО ТРИ!

Кстати, к вопросу об этих строчках: ведь это же откровенно неправильная, совершенно неточная, подложная деталь! Какую бы узкую юбку ты ни надела, «чтоб казаться еще стройней», как бы быстро ты ни сбегала, «перил не касаясь», – три ступеньки не покажутся тебе множеством, ты их просто перепрыгнешь, да и все. Другое дело, если бы ступеней было шесть, восемь, десять, понимаете, да? Никто не заметил этой подмены, все восхитились этой ахматовской примерностью, которую легко можно списать на общую истеричность поэзии. Именно это очень хорошо отыгрывает Вера Павлова в своем «Подражании», читая слово хуй восемь раз.

Или такое стихотворение:

СПИМ В ЗЕМЛЕ ПОД ОДНИМ ОДЕЯЛОМ,

ОБНИМАЕМ ДРУГ ДРУГА ВО СНЕ.

ЧЕРЕЗ ТЕЛО ТВОЕ ПРОТЕКАЛА

ТА ВОДА, ЧТО ЗАПРУДОЙ ВО МНЕ.

И, ЗАСЫПАЯ ВСЕ ГЛУБЖЕ И СЛАЩЕ,

ВИЖУ: ВЗДУВАЕТСЯ МОЙ ЖИВОТ.

РАДУЙСЯ, РЯДОМ СО МНОЮ СПЯЩИЙ,

– Я ПОНЕСЛА ОТ ГРУНТОВЫХ ВОД

ПЛОД НЕСВЕТАЮЩЕЙ БРАЧНОЙ НОЧИ,

НЕРУКОПАШНОЙ ЛЮБВИ ЗАЛОГ.

ПРИЗНАЙСЯ, КОГО ТЫ БОЛЬШЕ ХОЧЕШЬ —

ЕЛОЧКУ ИЛИ БЕЛЫЙ ГРИБОК?

Сексуальный дискурс тут как бы переводится на язык детской игры. Я в свое время уже приводил в пример стихотворение Вениамина Блаженного «А те слова, что мне шептала кошка…», где он делает то же самое: текст, построенный как считалочка, вдруг превращается в нож Эдгара По, и этот нож начинает резать тебя по миллиметру. «Признайся, кого ты больше хочешь: елочку или белый грибок?» Вдруг из горсти девчачьих слов вырастает Танатос, похороненность и прорастание чего-то через твое мертвое тело.

Илья Кукулин в своей статье «Поэзия. Прорыв к невозможной связи» говорил о том, что эротические приключения и превращения во многом используются как метафоры для передачи некоторых внутренних драматических событий в душе автора, что эти события отчасти происходят в реальном мире, а отчасти – во внутреннем. Это очень важно. Русская литература, как известно, мало обращалась к той части человеческой жизни, что творится ниже живота. Так вот, эта ситуация очень сильно изменилась именно в 90-е годы. В частности, в поэзии тема половой принадлежности, половой идентичности зазвучала особенно сильно. Иногда этот пол очень странный, иногда он как будто даже транссексуальный или патологический, но тем не менее он ощутимо присутствует.

У Александра Анашевича есть стихотворение, прекрасно иллюстрирующее тему эротического тела в поэзии. Я прочитаю только отрывок:

ГОРЕЛА ЖАННА, С ЛЮДЬМИ ГОВОРИЛА: «ВИДИТЕ, Я ПЛАТЬЕ СНЯЛА, ГОЛОВУ ПОБРИЛА.

ВИДИТЕ: Я НИЧЕГО НЕ СКРЫВАЮ, КОЖУ КАК ВТОРОЕ ПЛАТЬЕ СРЫВАЮ.

ТРОГАЙТЕ МЯСО, ПЕРЕБИРАЙТЕ ВЕНЫ, НА ВСЁ ОСТАЛОСЬ МГНОВЕНЬЕ».

И ПОШЛИ ВСЕ ЗА НЕЙ, ДРУГ ДРУГА ОТТАЛКИВАЯ И ОБГОНЯЯ,

С ПОВОЗКАМИ, СУНДУКАМИ,

КОНЯМИ.

ОГНЯ ВСЕМ ДОСТАЛОСЬ, ВСЕМ ХВАТИЛО, НАДО ТОЛЬКО ЛИШЬ К ЖАННЕ ПРИКОСНУТЬСЯ.

ЗА ВСЁ ОСТАЛЬНОЕ ЖАННА ЗАПЛАТИЛА.

Эротическое тело в поэзии никогда не бывает спокойным. Это обязательно мучимое или самобичующееся тело. У Елены Шварц в книге поэм «Лоция ночи» есть такая строчка: «Верно, хочется тебе деву разломать, как жареную курицу» – удивительно точно подмечено.

Есть такой потрясающий поэт – Ярослав Могутин. Он писал верлибры в стиле Чарльза Буковски, которого все вы прекрасно знаете: это пьянка, это наркотики и это – не секс, нет – это ебля. Так вот, у Могутина есть одно стихотворение, абсолютно экстремистское и по своей лексике, и по той теме, которая в нем поднимается. Не уверен, что оно подлежит цитированию на подобного рода мероприятиях, но я рискну:

ПОСЛЕ ТОГО КАК Я УВИДЕЛ СЕБЯ ВЫЕБАННЫМ НА ЭКРАНЕ В ДВА ХУЯ Я ПОНЯЛ ЧТО НИКОГДА УЖЕ НЕ БУДУ СЧАСТЛИВ И НЕ ПОЛУЧУ УДОВЛЕТВОРЕНИЯ

НЕ ИСПЫТАЮ СТЫДА И СМУЩЕНИЯ НЕ ПОКРАСНЕЮ И НЕ ЗАКРОЮ ЛИЦО РУКАМИ

Я УЖЕ НИКОГДА НЕ БУДУ СОЖАЛЕТЬ О ПОТЕРЯННОЙ ЛЮБВИ И РАДОВАТЬСЯ ОБРЕТЯ ЕЕ ВНОВЬ

Я БОЛЬШЕ НИКОГДА НЕ БУДУ ИСКРЕННИМ ПОТОМУ ЧТО НЕ ЗНАЮ ЧТО ЭТО ЗНАЧИТ

ВОТ ТАК СБЫВАЮТСЯ МЕЧТЫ

ТЕПЕРЬ Я ВСЕГДА БУДУ СМОТРЕТЬ НА ЖИЗНЬ СКВОЗЬ МУТНУЮ ПРИЗМУ ЭТОГО ОПЫТА

ВЕЗДЕ КУДА БЫ Я НИ ПРИШЕЛ ВСЕ БУДУТ НА МЕНЯ ОБОРАЧИВАТЬСЯ ПЕРЕШЕПТЫВАТЬСЯ ПОКАЗЫВАТЬ ПАЛЬЦАМИ И ПЫТАЯСЬ ПРИРУЧИТЬ ПРЕДЛАГАТЬ МНЕ ЕДУ НАРКОТИКИ ИЛИ СЕКС – ТРИ ВЕЩИ ИЗ КОТОРЫХ ОТНЫНЕ СОСТОИТ МОЯ НЕЗАМЫСЛОВАТАЯ ЖИЗНЬ ТРИ КИТА НА КОТОРЫХ СИРОТЛИВО ЗИЖДЕТСЯ МОЯ ОПУСТЕВШАЯ ВСЕЛЕННАЯ

ДА ЭТО ПРАВДА ЧТО КОГДА Я В АМЕРИКЕ МЕНЯ ВСЕГДА ЖДУТ В ЕВРОПЕ И НАОБОРОТ

ВСЕ ВРЕМЯ КТО-ТО ТЯЖЕЛО ДЫШИТ В ТРУБКУ МАСТУРБИРУЯ НА ДРУГОМ КОНЦЕ ПРОВОДА

(ЕСЛИ ТАМ ВООБЩЕ ЕСТЬ КОНЕЦ ИЛИ ПРОВОД)

НО ЧТО МНЕ ДО ЭТОГО

КАКОЕ МНЕ ДЕЛО ДО ГЕОГРАФИИ ЧЬИХ-ТО СТРАСТЕЙ КОГДА МОЯ ДУША КАК ВЫГОРЕВШИЙ ПУСТЫРЬ ИЛИ ЗЛОВОННАЯ ПОМОЙКА ЗАНЕСЕННАЯ СНЕГОМ

МОЯ ТЕЛЕФОННАЯ КНИЖКА ПОЛНА ИМЕН ТЕХ КТО БЫЛ БЫ СЧАСТЛИВ ИСПОЛЬЗОВАТЬ МЕНЯ СПЕРЕДИ ИЛИ СЗАДИ

«И В ХВОСТ И В ГРИВУ»

МНЕ НЕЧЕГО ИМ ВОЗРАЗИТЬ

У МЕНЯ ВО РТУ И В УШАХ СТОЛПИЛАСЬ КАКАЯ-ТО НЕПРОЛАЗНАЯ КРИВОРОТАЯ ВАТА Я ПЫТАЮСЬ ЧТО-ТО СКАЗАТЬ НО ИЗ МЕНЯ ВЫДАВЛИВАЕТСЯ ЛИШЬ ПРИГОРШНЯ БЕССМЫСЛЕННЫХ МЕЖДОМЕТИЙ

ВСЕ ЧТО Я ЗНАЮ И ПОМНЮ ЭТО МОИ ПОЗЫ

МОИ ПОЗЫ

МОИ ПОЗЫ

АВТОМАТИЧЕСКАЯ ОТРАБОТАННОСТЬ ЭТИХ ПОЗ БРИТАЯ ГОЛОВА ОСТЕКЛЕНЕВШИЙ ВЗГЛЯД ИЗЛОМАННОСТЬ ЛИНИЙ ТЕЛА И ЗЛОВЕЩАЯ НЕМЕЦКАЯ РЕЧЬ НА СЪЕМОЧНОЙ ПЛОЩАДКЕ КАК ОГЛАШЕНИЕ ПРИГОВОРА КАЖДОЕ СЛОВО МОЖЕТ НЕСТИ РОКОВЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ

ТАМ ДАЖЕ НЕ ВИДНО ТО ЛИ Я СМЕЮСЬ ТО ЛИ ПЛАЧУ

КОРЧУСЬ ОТ БОЛИ ИЛИ ОТ КАЙФА

МНЕ УЖЕ НИКУДА НЕ УЙТИ ОТ ИЗГИБА ЭТОЙ ШЕИ И ОСКАЛА ЗАЛОМЛЕННЫХ РУК ЭТО ТОТ КОШМАР КОТОРЫЙ БУДЕТ ОДОЛЕВАТЬ МЕНЯ ВСЮ ЖИЗНЬ ОСЛЕПИТЕЛЬНЫЙ СВЕТ ПРОЖЕКТОРОВ И КАМЕРЫ ПРОНИКАЮЩИЕ В МОЮ ГЛОТКУ И В МОИ КИШКИ

Я БЫЛ ОСЕНЕН В ТОТ МОМЕНТ МНЕ НАПРОЧЬ ОТШИБЛО ПАМЯТЬ

Я БЫЛ В КАКОЙ-ТО НИРВАНЕ ПОКА МНЕ ЧУТЬ НЕ ПОРВАЛИ ЖОПУ

МЕНЯ ОПЯТЬ ВИДЕЛИ ПО НЕМЕЦКОМУ TV

Я БЫЛ КАК ВСЕГДА ГОЛЫЙ

ПРОДЮСЕР ЗВОНИТ И ДОМОГАЕТСЯ ДОПОЛНИТЕЛЬНЫХ СЪЕМОК

NEVER AGAIN! – ГОВОРЮ Я ПЫТАЯСЬ АПЕЛЛИРОВАТЬ К СВОЕЙ ВОЛЕ НО ВСЕ РАВНО С ЗАМИРАНИЕМ СЕРДЦА СНИМАЮ ТРУБКУ ЧТОБЫ НАБРАТЬ ЕГО НОМЕР

НАВЕРНОЕ ЭТО СУДЬБА

По-моему, разбирать устройство этого стихотворения не имеет смысла, все в нем довольно прозрачно, кроме одного – новой темы. Никто до Могутина не делал порнографию и существование человека в порнографической среде – предметом искусства. Конечно, у нас был Вознесенский со стихотворением про Мэрлин Монро, но оно в лучшем случае может рассматриваться как своего рода предтеча. Мэрлин Монро никогда не была порноактрисой в известном смысле этого слова. Да, она снималась для солдатских афиш и календарей, но тем не менее стихотворение Вознесенского не о том.

Вообще линия истерического высказывания в поэзии начинается с обэриутов, с Волошина, послереволюционного Кузьмина, позднего Мандельштама. Если говорить о наших старших современниках, то это, конечно, Евгений Сабуров, Михаил Айзенберг, Леонид Иоффе, Иван Ахметьев, Иосиф Бродский, Михаил Ерёмин, Леонид Аронзон. Я думаю, что все эти фамилии вам хорошо известны, но Михаила Ерёмина я бы советовал посмотреть отдельно, обратить на него внимание именно как на поэта. Там нет ничего, о чем я сейчас говорил, но он писал совершенно тончайшие тексты длиной в восемь строк.

Итак, истерическое тело – это изуродованное тело. О первом – эротическом – наиболее очевидном пути проявления истерического тела мы уже поговорили, поэтому давайте коснемся второго. Второй путь – это, конечно же, болезнь. У поэта Фёдора Сваровского есть потрясающее стихотворение на эту тему:

МНЕ СКАЗАЛИ

ЧТО ТЫ МЕНЯ ВСЕ ЕЩЕ ЛЮБИШЬ

ЧТО ТЫ ЗВОНИШЬ

КОГДА МЕНЯ НЕТУ ДОМА

ЧИТАЕШЬ МОИ ЛЮБИМЫЕ КНИГИ

ЧТОБЫ БЫТЬ ВНУТРЕННЕ БЛИЖЕ

ХОДИШЬ ЗА МНОЙ ПО ПЯТАМ

В ОФИСЕ И МАГАЗИНЕ