Поколесив по жилым кварталам с полчаса, Санчес остановил свой выбор на прелестном газоне миссис Бритт. Клумбы с гортензиями, тюльпанами и нарциссами, искусно выстриженная туя и целая коллекция садовых гномов — это место идеально подходило для того, чтобы упокоить миловидную Викки. Так он и сделал — бесшумно открыл багажник, вытащил оттуда девушку, развязал, наконец, её посиневшие от недостатка кровоснабжения груди и положил обнажённое, окровавленное тело прямо на ярко-алые тюльпаны. Довольный композицией, Санчес укатил домой.
Айда Бритт, как и многие старики, страдала бессонницей и спала очень чутко, поэтому шум двигателя «Короллы» Санчеса смог её разбудить. Увидев, что часы показывают пять утра, рассерженная миссис Бритт решила спуститься вниз и попытаться разузнать, кто нарушил её сон. Крик Айды нарушил сон уже всей улицы.
Живущий напротив любитель утренних пробежек и здорового питания медбрат Клэй Джонс, в столь ранний час смешивающий себе смузи из яблок и сельдерея, прибежал на вопли Айды первым. Он же вызвал службу спасения и, привычным движением проверив пульс Викки, понял, что девушка… жива. Её сердце билось часто и аритмично, но, всё же, билось. А значит, она пережила встречу с неуловимым маньяком…
*
Викки повезло. Если, конечно, везением можно назвать множественные разрывы влагалища, открытые переломы обеих рук и повреждение трахеи и голосовых связок, на которых врачи сделали не вполне удачную операцию — Викки могла говорить, но только еле различимым шёпотом, а на её шее остались шрамы.
Придя в себя после наркоза, девушка первым делом попросила телефон, и плохо слушающимися пальцами набрала на экране два слова. Два слова, которые положили конец бесчинствам Маранского Потрошителя, как его прозвала пресса. Этими словами было имя маньяка, без страха представлявшегося своим жертвам, уверенный в том, что после встречи с ним они никому ничего уже не расскажут.
*
Почти четыре месяца, разделяющие исчезновение Джейми и нападение на Викки, Марк слышал одно и то же словосочетание в разных ипостасях каждый день. «Мне жаль», «Нам жаль» и «О, боже, какая жалость! Трагедия!». Сержант Хикокс сказал ему эту заветную фразу, когда специалисты департамента полиции Мараны изъяли из супермаркета, где в последний раз видели Джейми, запись видеокамеры, но не смогли рассмотреть на ней мужчину, с которым Джеймс ушла. Отец говорил ему это каждый раз, приходя со смены без новостей по делу пропавших. Даже Викки, еще не подозревавшая, что вскоре попадётся тому же маньяку, пыталась выказать Марку сочувствие этими заезженными словами. Когда Марк, смотря телевизор после работы, тяжело вздохнул, увидев по местным новостям объявление о пропаже Джейми, Дафни погладила его по спине и тоже сказала «Мне жаль». Тогда-то Марка прорвало:
— Кого тебе жаль? Кого всем жаль? Меня? Джейми? Может, Лорен, Джулию или Марию? Или других девочек? Вся эта показуха — дерьмо собачье! — он с размаху разбил об пол кружку с недопитым чаем, — никому не жаль! Все радуются, что не с ними произошло это несчастье! Думают «Ах, на месте Кейси Купер могла быть моя дочка, она тоже работает маникюршей!» Всем плевать, все забывают о первых пропавших, когда появляются новые! Никому нет дела. Даже комендантский час не ввели и патрули не выставили. Кто-то похищает наших сестер, дочерей и любимых, и делает с ними неизвестно что, а всем «жаль». Чёртовы лицемеры.
С этими словами он схватил со специальной подставки гитару, блокнот с ручкой и вытащил из кармана куртки ключи от дома.
— Куда ты? — с ужасом смотря то на него, то на мелкие осколки кружки, спросила Дафни.
— Мне надо побыть одному. Достали долбаные жалостливые ублюдки.
Хлопнув дверью, он, проигнорировав лифт, побежал вниз по лестнице с двенадцатого этажа. Его душили слёзы. Не слёзы жалости, а слёзы злобы и бессилия. Лишь сев в машину, он смог дать выход эмоциям и болезненно разрыдался, упав головой на руль.
— Это моя вина, — шептал самому себе Конелли, — я мог остановить её! Мог! А теперь её нет.
Подняв голову, он посмотрел на своё искажённое отражение в пыльном лобовом стекле. Осознание того, что ВСЁ плохое с Джейми происходило только из-за него, накрыло Марка с головой. Это он украл ключи от кабинета миссис Геллер, но не позаботился об элементарных контрацептивах. Это он уговорил её снова заняться незащищённым сексом в машине после первой неудачной попытки. Это он игнорировал её проблемы во время беременности Аароном, предпочитая наркоманские разнузданные групповушки с Брендоном и Эммой. Это он уговорил её переспать с ним на тот роковой Новый год и не сказал, что презерватив порвался. Это он предпочёл сплавить когда-то самую любимую девушку на свете в психушку, и пойти развлекаться с начальницей. Это он закрутил роман с Дафни у Джейми под носом, а ведь сиделка была нанята для того, что заботиться о Джеймс, а не удовлетворять похоть Марка. Это он разлюбил Джейми. Бросил её. Не обращал на неё никакого внимания, будто её и вовсе не существовало. А потом возненавидел её только за то, что она заболела. А ведь она была ни в чём не виновата. Ни в чём. Хотела простого исполнения своих желаний: выучиться на микробиолога, чтобы помогать людям, и идти рука об руку с Марком по жизни. А он предал её, подвёл и, в итоге, допустил, чтобы она пропала. Исчезла из его жизни как ненужный балласт.
От отвращения к себе Марк впился зубами в оплётку руля и глухо завыл. На секунду ему показалось, что если бы не маленькие сыновья, он бы разогнался и врезался в ограждение на парковке, чтобы пробить своей поганой, злобной и безжалостной башкой ветровое стекло. Лишь мысль о том, что в этом случае Хоакин и Аарон останутся круглыми сиротами, отрезвила Марка и он, вытерев слёзы, врубил на полную громкость свой любимый «Nevermind» и погнал в городской парк. Там, в самом дальнем углу, куда не доходили праздно шатающиеся пешеходы, у него было любимое местечко, где он часто сочинял песни в школьные годы. Забросив музыку после рождения Хоакина, Марк понял, что сейчас самое время к ней вернуться. Только музыка была способна его исцелить и наставить на путь истинный.
Оставив пикап возле ворот парка, Марк с гитарой наперевес поплёлся в своё потайное местечко. Слёзы на его глазах так и не высохли, но он не стеснялся их. Шёл и плакал навзрыд, игнорируя непонимающие и, опять же, жалостливые взгляды прохожих. Дойдя до места, Марк сел под когда-то ярко-зеленое дерево с пышной кроной, которое сейчас превратилось в засохший ствол с ветками, больше похожими на лапы чудовищ. Посмотрев в стремительно погружающееся в сумерки небо, Конелли вытащил блокнот и начал писать первую песню за последний год…
Он не вставал из-под дерева целые сутки. Записывал всё, что приходило в голову, подбирал мелодии, отбивал ритмы и, в конце концов, смог написать двенадцать полноценных песен, которые удивили даже его самого. У преданного поклонника гранжа и гаражного рока вышел альбом в стиле эмо-рок, настолько аутентичный, что, казалось, он переместился в 2017 год из 2007. Столько времени переполнявшие его эмоции вырвались наружу в несколько причудливом, иногда — слишком агрессивном, иногда — чересчур драматичном виде. В этих двенадцати песнях было всё — разочарование в себе, тоска по Джейми и их упущенным возможностям и, главное, всепоглощающее чувство вины за всё то, что случилось и не случилось в его жизни. Поразмыслив, тринадцатой и заглавной песней он сделал вольный кавер на «The Ghost of You» группы My Chemical Romance. Сидя под иссохшим деревом, он не пел, а кричал её. Кричал во всю глотку, ровно так, как поётся в песне.
На закате этого мира
Последнее, что я увижу,
Будешь ты,
Так и не вернувшаяся домой,
Так и не вернувшаяся домой.
Так и не вернувшаяся домой.
Так и не вернувшаяся домой.
Все вещи, что ты так и не сказала мне.
Все те улыбки, которые меня вечно будут преследовать.
Так и не вернувшаяся домой.
Так и не вернувшаяся домой.
Мог ли я? Смог бы ли я?
