— Зачем ты приехала, ма? — проглотив обиду, выдавила Рейч.

— Твоя подружка позвонила мне, что-то несвязно кричала в трубку, что я должна была сделать? Как нормальная мать, я прилетела сюда первым же рейсом, — неожиданно спокойно объяснила Эллен.

Али на это нарочито громко хмыкнула и еле слышно повторила слово «Нормальная».

— Я смотрю, ты тут самая умная! — зыркнула на нее мисс Полье, — что ты из себя возомнила? Может, ты чем-то уникальна, а? Своими тату? Пирсингом? Или нечесаными волосами?

— Она моя девушка, мам. Этим она и уникальна. И из-за этого я никуда не поеду без нее. Потому что она, в отличие от тебя, по-настоящему меня любит, поддерживает и принимает такой, какая я есть… — усталым тоном ответила Рейч.

— В каком смысле «девушка»? Ты что, лесбиянка? — вытаращила глаза мать.

— Да, мам, — неожиданно уверенно кивнула Рейчел, — она моя девушка, партнерша, возлюбленная или как тебе еще угодно. И я не стыжусь этого ни капли. Теперь у тебя есть по-настоящему весомый повод ненавидеть меня, ведь я знаю, как ты относишься ко всем секс-меньшинствам.

— Ты просто… ты — дрянь, — резко покраснев от злости, выпалила Эллен, — вся в своего отца, полная копия! Знаешь, почему я так ненавижу его и, как ты выразилась, «секс-меньшинства»? Потому что твой подлый извращенец-отец изменил мне с одним адвокатом, с ним он и живёт поныне, насколько я знаю! Ты просто неблагодарная, распущенная свинья!

Рейчел, пораженная этой информацией, перестала даже чувствовать боль в израненном колене, а просто молча уставилась на мать.

— Сейчас ты спросишь, как его зовут, ведь теперь тебе захочется пообщаться с ним, посетовать на вашу «тяжелую гейскую долю». Но я ни за что тебе не скажу, — Рейч на секунду показалось, что мать готова плюнуть ей в лицо.

— Мам, ты так и не ответила: зачем же ты приехала? С какой целью? Унизить меня, оскорбить, учитывая, что я и так ни в лучшем состоянии? — решив не вдаваться в подробности своей ориентации, сменила тему Рейчел. Говорила она нервно, тщательно подбирая слова, — ну так вот, хотя моя нога теперь наполовину состоит из металла, я всё ещё могу ответить тебе. И, хочу сказать, что таким поведением ты выставляешь в дурном свете только себя. Не меня, а себя. Я так сильно пострадала, но не услышала ни одного слова поддержки или даже заинтересованности в моем состоянии. Поэтому, могу со всей ответственностью заявить, что я не нуждаюсь в тебе. Возможно, не только сейчас, но и вообще. Ты не любишь меня, не принимаешь меня. Зачем тогда нам общаться? Можешь уезжать в свою Марану, я, честно сказать… не хочу тебя больше видеть, — у нее в глазах заблестели слёзы, — потраченные на билет деньги я возмещу, можешь не волноваться.

Али, пораженная этой тирадой, одобряюще положила Рейчел на плечо ладонь. Эллен, удивленная не меньше, до белизны сжала кулаки. Она посверлила взглядом дочь и ее возлюбленную еще несколько секунд, после чего подхватила сумку и, громко топая, вышла из палаты.

Как только за ней захлопнулась дверь, обе девушки с облегчением выдохнули.

— Боже… я не ожидала такого, — провела рукой по лбу Али, — прости меня, пожалуйста. Зря я позвонила ей.

— Ну, ты же не знала, насколько она монструозная, — вздохнула Рейч, — но насчёт одного она права — как только я поправлюсь, попробую найти отца.

*

После родов Джейми прошел месяц. Наверное, это были самые тяжелые четыре недели и в ее жизни, и в жизни Марка. Конечно же, на похоронах своих родителей она не могла присутствовать. Других родственников у семьи Томлинсон не было, поэтому всем, начиная от гробов, заканчивая одеждой, в которой Фиби и Фрэнк должны были отправиться в последний путь, занимался Марк. Конечно, ему помогали его родители, даже отец, с которым Марк не особенно ладил, жалел сына, его девушку и их новорожденного ребенка в сложившейся ситуации.

Сына Джейми и Марк назвали Аарон Фрэнк Конелли-Томлинсон. Точнее, имя выбирал один Марк, потому что Джеймс не вставала с постели. Она не то, что не читала и не смотрела телевизор, но и почти не разговаривала и вообще не подходила к ребенку. К тому же, Джеймс ела лишь рис на пару без соли и специй, который сама себе готовила каждый день ровно в одиннадцать утра. Она стояла у пароварки, меланхолично помешивая кашу, и это зрелище, наверное, было одним из самых пугающих для Марка. Конечно, благодаря такой «диете» и сильнейшему стрессу, Джейми с лёгкостью скинула лишние пятнадцать-восемнадцать килограммов, но вместе с весом потеряла и здоровый внешний вид. Ее ногти и волосы стали тонкими и ломкими, под глазами появились не просто синяки, а настоящие «чёрные дыры», губы вечно были потрескавшимися. Марк всеми силами пытался расшевелить возлюбленную, заинтересовать ее ребенком, но она лишь отмахивалась от них обоих, уходила в свою комнату, закрывала дверь на замок и просто лежала на боку, безразлично смотря в стену, в то время как по щекам у нее катились слезы, которые она, казалось, уже и не замечала. Она даже не испытывала такого свойственного ее личности чувства вины за своё бездействие и холодное отношение к сыну. Ей было просто всё равно. Без разницы. Плевать. Плевать и на Марка, и на Аарона, и, главное, на саму себя.

Бедному отцу-подростку приходилось учиться всё делать самому. Повезло ему только в одном — в это время у его собственной матери, Джуди, временно приостановились депрессивные эпизоды, и она помогала сыну, чем могла. Кстати, к удивлению Марка, у Аарона не было серьезных отклонений, хотя он и родился недоношенным. Проблемы могли возникнуть лишь из-за того, что у него не до конца раскрылись лёгочные альвеолы, но врачи заверили, что ничего страшного в этом нет, просто нужно уделять особое внимание дыхательной системе малыша.

Время от времени к Марку захаживали и Бренд с Эммой. Развязная девица, к большому удивлению, не слишком хорошо, но, всё же, умела обращаться с детьми.

— До тех пор, пока мамка еще не свалила в Юму со своим ёб… мужиком, в общем, — одной рукой держа банку энергетического напитка, а другой слегка покачивая кроватку Аарона, рассказывала девица, — мы жили в страшной халупе на другом конце Мараны. Мамаша работала горничной в мотеле, зарабатывала сраные копейки, ну, и не давала мне ни цента, а мне нужны были и сигареты, и бухло, и, главное, презики, — подмигнула она Брендону, — а у нас была соседка, Элиза Маркес, очень бедная мексиканка с тремя малолетними детьми. Одному было пять лет, другому — четыре, а самой мелкой девчуле — всего десять месяцев. Мужа Элизы убили в пьяной драке в баре, а она без образования, вообще ничего не умела. Горбатилась билетершей в ближайшем кинотеатре, официанткой в закусочной, еще и белье на глажку на дом брала. В общем, ужас полный. А спиногрызов оставить-то не с кем, пока она на смене, вот она и просила меня с ними посидеть, хотя, очевидно, и не доверяла. Платила хрень какую-то, долларов пять-шесть в час, но мне и так нормально было, хоть мамкину унылую вечно пьяную рожу не наблюдать, да и парнишку какого-нибудь пригласить можно. Пацанам мультик включила, малой соску в рот, и целая хата в моем распоряжении! Трахайся — не хочу! Но не об этом я сейчас. Суть истории такова — с малышами проблем немного, следи, чтоб чистый, сытый был, а так, соску воткнул и пусть валяется, покачиваешь его, и всё в порядке. Не делай из мухи слона, Марки!

— Да меня не только это волнует, — вздохнул в ответ Марк, — с ребенком еще можно справиться, но что делать с Джейми? Я боюсь, что такими темпами она может сойти с ума. Вы бы видели, как она варит свой чёртов рис! Это не готовка, а какой-то фильм ужасов! Стоит, невидяще смотрит куда-то в окно, механически мешает несчастную крупу деревянной лопаткой, хотя делать это не обязательно, а потом, не перекладывая в тарелку, ест ее этой же лопаткой прямо из посудины для пароварки. Каждый четверг ходит пешком в магазин, покупает килограмм риса, молча приносит его, раскладывает равными порциями в чайные чашки из сервиза и убирает в стол. Один раз я попытался с ней поговорить во время этого занятия, так у нее случился какой-то припадок: она рыдала, как ненормальная.