– Кстати, звонил герр Леонгард. Говорил о «крысятах» – что они ходят по разрушенному НИИ. Велел это пресечь, иначе будет писать жалобу.

Ланн, лицо которого уже скрыл табачный дым, немедленно высказал все, что думает по поводу герра Леонгарда, а также о том, куда тому следует отправиться со своими жалобами. Карл пожал плечами.

– Не думаю. Скорее туда отправлюсь я, если скажу это, когда он перезвонит. Хотя не представляю… что дети забыли на этой свалке?

– Вся наша жизнь – свалка, – желчно откликнулся Рихард, утыкаясь в рапорт и теряя связь с реальностью.

Карлу было что возразить, но он промолчал.

– Ал, ну что ты забыл на этой свалке? Там наверняка охрана! А если бы попался?

Мы сидели поодаль от других ребят. Разговаривать мне не хотелось, настроения не было, да и от шума начинала побаливать голова. Поэтому я устроилась в сторонке, а Ал, углядев меня, пришел и притащил несколько картофелин и даже остатки ветчины. Он всегда обо мне заботился и с гордостью считал себя замкапитана. У меня не было заместителей, и я не была капитаном, но разочаровывать его я не хотела.

Ал смотрел на темную озерную воду; блики костра переливались во взъерошенных волосах. Услышав вопрос, он оживился и поближе придвинул ко мне грязный мешок.

– Там чума! Столько всего крутого! И нет, никто не гоняет.

– Пока не гоняют… – Я нахмурилась, наблюдая, как он вытряхивает собранный хлам. – Что-то из этого поможет усилить электрогенератор? Ты помнишь, на каких соплях он держится? Сам ведь сооружал!

Ал насупился: в полете дурной изобретательской фантазии он ненавидел разговоры о земных проблемах вроде дряхлого холодильника, которому не хватало энергии от украденного много лет назад переносного энергоблока. Решив, что Алан уже достаточно пристыжен, я стала изучать принесенный им мусор.

Полузаброшенный НИИ все звали просто «свалкой». От некогда огромного научгородка осталось три корпуса, где работало не больше пятидесяти ученых. Остальное превратилось в руины. Частично – от нехватки финансов, частично – из-за большого пожара, устроенного Речной бандой: так называла себя группа девчонок и мальчишек, захвативших во время Охоты несколько боевых кораблей и БМП. Сейчас все это давно пришло в негодность: «речные» не могли поддерживать машины в порядке и снабжать топливом, но тогда техника помогла им здорово потрепать нервы взрослым.

Научный комплекс разваливался уже давно. Территория превратилась в пустырь, а завалы никто толком не разгреб. Поэтому Алу удалось поживиться: он утащил строительные инструменты, несколько пробирок и колбочек, какие-то банки с порошками, моток проводов, радио и уйму других интересных ему сокровищ.

– А еще вот. – Он указал на циферблаты, ключики и стеклянные штуки, напоминающие бусины. – Сделаешь что-нибудь.

Я невольно умилилась: Ал не забыл о моей страсти мастерить украшения! Карвен даже носила гайку, которую я повесила на плетеный шнурок.

– Подлиза. – Я потрепала Алана по волосам.

– Все для вас, мой капитан. – Он ответил ослепительной улыбкой. Мне бы его ровные зубы, хотя у меня-то не было папаши-дантиста.

Я сгребла мелкие «девчачьи» радости и с тоской подумала о том, что сесть за украшения в ближайшее время не удастся. Слишком много дел маячит на горизонте, например, вагоны утеплить…

Внимание привлекло еще что-то, блеснувшее в траве. Это были две больших линзы; рядом лежала гнутая металлическая оправа, к одной из дужек крепился блок кнопок. Второй почти такой же блок болтался на проводке, торчащем из другой дужки.

– Что это? – Я взяла покалеченный остов очков. – Какое-то новое изобретение?

– Не, я нашел, – отозвался он, начиная протирать линзы рукавом. – Подумал, что-то годное, вдруг починю.

– Ал, а если это оружие? – Я потрогала пальцем проводок. – В том НИИ много чего разрабатывалось. Помнишь, как у них однажды что-то взорвалось и погибла куча людей?

– Да брось. – Он безмятежно махнул рукой. – Это обычные гляделки. Может, они как бинокль или рентген… нам пригодятся. А если и оружие… здорово же!

– Алан. – Я снова сердито нахмурилась. – Ради всех святых и дохлой кошки, занимайся экспериментами подальше от нас, ладно? И от нашего жилья. Иди вон на кладбище.

– Заметано! – Он поскорее прижал охапку своих находок к груди. – Ты будешь еще мною гордиться.

– Или плакать над твоим трупом, – фыркнула я.

– Что, правда будешь плакать? О, мне это так…

– Дурень. – Я щелкнула его по лбу. – Держи карман шире. Мне будет лень даже тебя закапывать.

Он замолчал, видимо, обдумывая, шучу ли я. Я зевнула и встала.

– Ладно, бывай. Пойду спать. И если хотя бы один из твоих баранов меня посмеет потревожить…

Я погрозила ему кулаком. Этот жест у нас часто был вместо прощания. Ал хмыкнул, и я пошла прочь.

– Чертово утро…

Рихард с трудом открыл глаза. Светало, низкие тучи по-прежнему затягивали небо. Ланн потер лоб, встал и размял затекшую спину. Голова гудела.

Рихард не помнил, как отключился над отчетом и почему не дошел до дивана. Вообще подробности ночи стерлись из рассудка, как и обычно. Отчетливо отпечаталась лишь фраза, которую маленькая тварь ему бросила: «Иногда мне жаль вас…». Почувствовав подступающую злобу, Ланн спешно пригасил ее новым глотком отвратительного коньяка, стоявшего на столе. Ночью он таким мерзким не казался, хотя Карл не случайно, наверное, воротил от этого пойла нос.

Мысль о Карле вызвала что-то вроде укола совести. Рихард уже набрал в грудь воздуха, чтобы окликнуть помощника, но в последний момент передумал и осторожно приоткрыл дверь в общую комнату, которую в рабочее время занимали семеро следователей управления. Никакого разграничения, никакого личного пространства, да, в общем-то, и никакого смысла.

Здесь пока было пусто, только Карл спал, накрывшись мундиром, на том самом диване, который Рихард так любил. Заполненная отчетность аккуратной стопкой лежала прямо на обтянутой кожей диванной спинке, рядом с табельным оружием, которое вообще-то полагалось класть в сейф. При первом же шаге часть листов, шурша, обрушилась на пол, но это не разбудило. Ланн заметил, что Карл спит в той же позе, в какой и развалившийся на коврике у двери Спайк, – свернувшись и прикрывая глаза рукой.

Раздалось цоканье когтей: пес проснулся, подошел и ткнулся носом Рихарду в ладонь. Стоило повернуться, как сеттер привстал на задние лапы, упершись передними ему в грудь и навалившись всей немалой массой. Спайк явно радовался утру, и как у него это получалось?

– Бестолковая псина, как и твой хозяин, – тихо сказал Рихард. Спайк лизнул его куда-то в подбородок: такое приветствие было привычным и устроило его. – Пойдем, я тебя выпущу.

Отправив настырного пса гулять, Рихард вернулся к дивану, где видел десятый сон измученный Ларкрайт. Постояв некоторое время рядом, Ланн от души саданул по спинке и без того ветхой мебели ногой.

– Подъем, пехота.

Карла утреннее приветствие впечатлило больше, чем Спайка. Он резко сел и уставился на Рихарда.

– Что-то случилось?

– Случилось. Утро наступило. Никого не убили за ночь? Никто не звонил? Патрульные живы?

– Не звонил, не убили, – потирая глаза, отозвался Карл и свесил ноги с дивана. – Патрульные… да, думаю, живы.

– Собери свои документы с пола. Ты их уронил.

– Да? Как же это я…

Ланн присел рядом и вынул из кармана сигареты с зажигалкой.

– Не знаю, я по ночам предпочитаю спать.

Карл не успел ответить. Дверь открылась: Рихард не стал запирать ее, пока не вернется пес, и теперь сильно об этом пожалел. На пороге стоял высокий плечистый мужчина со светлыми волосами и курчавой короткой бородкой. Наивернейший предвестник того, что утро продолжится еще хуже, чем началось.

– Бурная ночь, я вижу? – Черные глаза за стеклами очков блеснули. – Полиция бдит.