— Всё в порядке, мать вашу?! — Её спутник устаканился на ногах и раскинул в стороны руки, демонстрируя драный, залитый кровью костюм от кутюр и подправленное железобетонным капитанским кулаком лицо. Роджерс метнулся к нему, выдрал из его рук телефон и отправил в ближайшие кусты трёхочковым броском.
— Пошел вон или я убью тебя, — подействовало убедительно, неудачливый ухажёр нырнул в первое же подъехавшее такси и скрылся, подло оставив Дэйзи один на один с её огромной проблемой, которая цепко схватила её под локоть и потащила к подъезду. — Нам надо поговорить.
— Нам не надо говорить! — зло отчеканила она, безуспешно выдергивая руку из крепкого захвата. Давно не смазанная дверь парадной гулко скрипнула у неё за спиной, а консьержка спала с открытыми глазами, совершенно не замечая возни на этаже. — Не трогай меня. Уходи, слышишь! Уходи, иначе я действительно вызову копов!
— Почему, мать твою?! Почему? — Почему всё это происходит именно с ним, почему столько дерьма в минуту падает на него одного? Всё грёбаное, глумливое мироздание предстало перед ним в лице хрупкой девчонки, попавшейся под горячую руку. Её беззащитность, её недоказанная вина перед ним подначивала сорвать на ней всю злобу, потому что она вряд ли сможет сделать ему ещё больнее.
— Блять! — На риторический, заданный в сумеречное, затхлое пространство коридора вопрос, Дэйзи лишь глаза распахнула шире. Неужели прикидывается или правда спятил в конец?! Она не могла кричать, только шипеть и выплёвывать ругательства, когда Роджерс раз или два впечатал её в стену возле двери её квартиры, будто выбить пытался из неё ответ.
Нецензурщина, слетевшая с этих прелестных губ, будоражила воспалённый разум и бередила воспоминания. Кто бы мог подумать, что эти слова однажды начнут его возбуждать, а не вызывать раздражение и желание вымыть рот с мылом всякому, кто посмеет выругаться в его присутствии. Ладони крепче сжимались на худых руках, а заточенная в них, не выплеснутая ярость отчаянно требовала выхода. Боль предательства скручивала тугой ком в районе солнечного сплетения, а жажда отмщения переплелась в уродливые, изуверские формы с желанием снова сделать её своей.
— Я вообще не знала, жив ты или нет! Я газеты скупала пачками, а в сети какой только херни не понапишут! Что я должна была делать?! Что, мать твою?! — она больше не сдерживалась, накал эмоций на квадратный метр пространства увеличивался в геометрической прогрессии, грозясь взорваться и угробить обоих под обломками. — Уходи. Уходи по-хорошему, Стив.
Тогда он впервые ударил её. Аргументы закончились, свои права на неё он давно проебал, и рука сама дёрнулась от её лица, будто обожжённая. Надо же стать такой опустившейся сволочью! Разум вопил сиреной — Капитан Америка посмел ударить женщину, и руку эту захотелось отгрызть себе своими же собственными зубами, как только он увидел её полный ужаса взгляд. Дэйзи замерла, прижала ладонь к покрасневшей щеке, не произнесла ни звука, ошалевшая от его поступка.
— Дэйзи, — шёпот срывался на хрип, когда он отнимал ладонь от её лица, чтобы загладить лаской алый след своего безумия, но она лишь брезгливо головой мотнула.
Её терпкие духи оседали горечью на трубке гортани, а тепло столь близкого тела до удушья вынимало все нервы, выжигало остатки самообладания, контрастом к её полному льда взгляду. Каждая клетка организма напряжена до предела, до судороги мышц, до сухости в горле, Роджерс, слепо подчиняясь зову природы, вжимался в её мягкий живот мгновенно затвердевшим органом. Он готов был поклясться, что ощущает каждую хитро выплетенную нить узорных кружев, которыми отделано её невозможно соблазнительное платье, настолько обострились чувства.
— Пошёл вон, — одними губами произнесла она, выдавливая его из интимного пространства, которое теперь будет свято от него охранять и, пожалуй, сменит до кучи квартиру, чтобы больше никогда и нигде с ним не пересекаться. Дэйзи не собиралась льстить его самомнению, признаваясь, что после него так никого к себе и не подпустила, пусть думает, что не один такой неповторимый. Она не ощущала ни страха, ни паники, лишь раздражение, злость и отголоски былого смятения от близости когда-то желанного мужчины до тех пор, пока Роджерс не вынул из бокового кармана её сумочки ключи от квартиры с ловкостью уличного карманника.
Стив мог выбить дверь голыми руками, но выломанный замок не спас бы их от случайных свидетелей и заблудших на шум соседей, но оказавшись за порогом утопающей впотьмах прихожей, он перестал отдавать отчёт своим действиям. Пока Роджерс тащил её до гостиной и включал телевизор на полную громкость, Дэйзи вырывалась на пределе сил, не допуская в потрясённый разум мысли, всё ещё не осознавая, куда всё это ведёт. Она не могла кричать о помощи — голос пропал, а язык застыл во рту, словно каменный. Позже она поймёт, что так на её организме сказывается шок.
Треск разрываемой ткани перебивался воодушевленным рассказом о спаривании китов по кабельному каналу, вырванная с мясом молния оставила на нежной коже спины бордовые отметины — Роджерс не старался быть аккуратным, когда бесповоротно понял, что взаимности не добьется. Он целовал её в плотно сомкнутые губы, пальцами раздвигая ей челюсти, пока она не поддалась и от души не укусила его за нижнюю губу. Характерный, мерзкий хруст и привкус металла на зубах — Дэйзи прокусила её насквозь, а резкая, острая, как игла боль, лишь подстегнула его решительность.
Простейшая подсечка, и Дэйзи свалилась на пол, путаясь в разорванном кружевном тряпьё, в последней попытке спастись, схватилась за ножку кофейного столика, с грохотом опрокидывая звенящую мелочугу из сувениров, журналов и недомытых Элис чашек, пока Роджерс не прибил её к полу всем своим весом.
— Приди в себя, Роджерс! — выплюнулось из легких, и огрубевшая ладонь плотно закрыла ей рот. Дэйзи ощутила на оголённой спине его дыхание на срыве, почувствовала, как под остатками юбки разорвались и съехали до колен чулки, как тонкая ткань белья выдралась с тела одним движением, оставляя после себя саднящую боль и ещё пару вспухших бордовым полос.
Она была не готова к столь грубому вторжению, сухая и зажатая до мышечных спазмов, а её горячая узость только подзадоривала толкаться глубже, резче в такт её надрывным всхлипам. Дэйзи инстинктивно пыталась выползти, сжимая в ладонях край коврика, пальцами неосознанно выскребая из него длинные ворсинки, вперемешку с хлопьями пыли, на которых она пыталась сосредоточиться, чтобы отвлечься от боли, дождаться, пока Роджерс, наконец, натрахается и не сойти при этом с ума.
Не прошло и двух минут, сперма обожгла воспалённую слизистую, стекая на молочно-бежевый ворс ковра, оставляя на нём влажные следы похоти вперемешку с розовостью лопнувших внутри Дэйзи капилляров. Капитан Роджерс времён сороковых крючился в агонии за бетонными перекрытиями в той наглухо забитой части сознания, которая ещё могла отвечать за свои поступки. Новому Стивену Роджерсу этого было катастрофически мало.
Он позволил ей отползти, заправил член в штаны и стащил с себя толстовку, в которой после всего жарко стало до одурения. Роджерс не смог подняться с пола, пока белый крашеный потолок не стал давить на сетчатку. В ушах звенело, а грохот крови в висках вперемешку с безостановочным пиздежом из телеящика заставил пару раз удариться затылком об каменную кладку, пока отрезвляющая боль не вынудила подняться коленками в пол и увидеть дело рук своих. Её голые, стёртые в ссадины колени и острые, как срезанные крылья, лопатки заставляли мятущееся под горлом сердце качать кровь с перебоями, а совесть заснуть в глубоком трансе, за гулкой пустотой черепа, будто последние мозги утекли за резинку трусов. Стив не понимал, что натворил, и до скрежета зубов не хотел ничего понимать. Не сейчас.
Даже помня их последнее свидание, после которого ей пару дней больно было сидеть, Дэйзи всё ещё надеялась, что с неё довольно, и Роджерс, наконец, привычно свалит в закат. Всё повернулось на сто восемьдесят градусов, ведь недавно она рыдала от тоски, а сейчас всей душой желала, чтобы он ушёл и больше не возвращался. Дэйзи собрала конечности в кучу, привалившись спиной к сиденью дивана, дрожащими от адского напряжения руками оправляла спущенные лямки и скатывала со щиколоток изодранные в клочья чулки. Сознание затуманилось. Ей хотелось нажраться, выкурить пачку Мальборо, пока не закружится голова, отмыться в душе и сдохнуть. Последовательность значения не имела.
