― Мне сказали, что ты…
Юнис кашляет, прочищает горло, зажатое скользкими щупальцами слёз, хватается ладонями за шею, пытаясь унять режущую боль в глотке. Её ощутимо трясёт, и она едва не бросается к койке, когда Эрик с усилием, но принимает сидячее положение.
― Помер? Хуй вам, не дождетесь! – он хмыкает, натягивает на лицо фирменную ухмылку аллигатора, а в глазах лёд, поломанный на кусочки. Эрик устал отмахиваться от неизгладимых впечатлений детства и юности.
Во времена неофитства на него покушались трижды. Два раза пытались сбросить в пропасть — он отбивался, в третий просто и подло задушить подушкой в казармах — тогда его спас случай, как и в этот раз. Нож прошёл по касательной. Значит не время подыхать.
— Зачем пришла? В последний путь проводить? ― он уже откровенно глумится над ней, трясущейся не то от злости на чужие длинные языки, не то от неотвратимого ужаса потери, которой не случилось. Она знает, что дожить до старости в их фракции невозможно, но от мысли, что она может пережить своего Лидера, сердце готово остановиться. Эти долгие два дня Юнис закрывала глаза и под сомкнутыми веками, в алом тумане крови видела его лицо. Бледная, безжизненная кожа, обтянувшая заострённые скулы, татуировки, въедливо-чёрные на белой шее, словно следы костлявых пальцев смерти, сухие, шершавые, как бумага руки, которые больше никогда не обнимут её. А ночами сон не шёл к ней, Юнис просто боялась закрыть глаза.
Она открыла рот, но слова застряли в пересушенном горле, а сквозняк из распахнутой с грохотом двери вымел из её головы последние мысли. На пороге стояла Джанин Метьюс собственной персоной.
― Что здесь происходит? Кто она такая?
Приказной, властный тон дробится на визг, отражаясь от стен палаты. Юнис хочется встать по стойке смирно перед этой женщиной, один вид которой выносит к чертям всё самообладание, а Эрик лишь кривится и взмахом руки просит её «убавить звук». Метьюс на этот нахальный жест лишь губы поджимает.
— Она моя. Руки убрал! — командует Эрик, видя, как к Юнис шагает один из сопровождающих Джанин. Всё ещё «Моя», несмотря на разлуку сроком чуть больше месяца, и Юнис готова безоговорочно согласиться с каждым его словом, сказанным в её сторону, лишь бы он был жив и здоров. ― Ну, здравствуй, мама.
Метьюс бросает на блондинку-Бесстрашную оценивающий взгляд, кивком головы отсылает охрану прочь из палаты. Юнис лишь молча глядит на обоих, не в силах поверить, что это возможно. Эрик никогда не говорил ей о своей семье и о причине перехода, и она, кажется, отчасти его понимает. Властную суку не терпят ни в одной из фракций — слишком многих она нагнула и слишком многие вынуждены заискивать перед ней, но устоявшийся порядок никто изменить не в силах.
— Здравствуй, Эрик. Надеюсь, тебе здесь удобно?
― Интенсивная терапия, шикарная палата, при условии, что с моим ранением справились бы и врачи Бесстрашия. Я, конечно, круто отдохнул, но зачем весь этот спектакль?
Он почти не сомневается, что его весьма эрудированная мамаша не зря раздула из этого трагедию так, что слухи о его якобы предсмертной агонии дошли до Бесстрашия и до Юнис в частности. В приступы материнской любви Эрик не верил. У неё всегда на всё свой расчёт. Ему понадобился не один год, чтобы удостовериться в этом и свыкнуться с таким положением вещей.
― Ты так и не научился вести себя по-человечески.
Джанин коротко вздыхает, закрывает глаза, моментально возвращая себе привычное хладнокровие. Эрик — единственный из живущих, кто может выбить её из колеи, единственное провальное предприятие в жизни безупречного Лидера Эрудиции.
— Твой сын стал лидером фракции силовиков, и ты решила наладить родственные связи? Весьма дальновидно.
— Жаль, что ты никогда не имел этого качества, ― Метьюс подачу умело отбивает, прохаживается вдоль палаты вперёд и назад, отряхивая с идеально выглаженной юбки невидимые пылинки. — Я хотела узнать твоё мнение.
― Я не буду ставить на своих людях эксперименты.
Юнис едва ли понимает предмет их беседы, но этот резкий тон своего Лидера она знает лучше, чем знает его Джанин Метьюс. Если он принял решение, то свернуть его с выбранного пути невозможно. Несмотря на огромную пропасть между ними, Юнис отчётливо видит в нём её стальной взгляд и упёртый нрав. Кажется, теперь ей легко сложить два и два и сопоставить факты. Не нужно быть эрудитом, чтобы это заметить, они оба слишком похожи, два Лидера двух разных фракций, родные по крови, но совершенно чужие друг другу люди.
— Хорошо, пусть так, — Джанин натянуто улыбается и косится на Юнис, старательно держит лицо, хотя внутри закипает гневом. Метьюс ненавидит, когда что-то идёт не по плану, а досадная помеха в виде нерадивого отпрыска бесит вдвойне, — но я думаю, мы еще вернемся к этому разговору. И не забывай, ты не единственный Лидер Бесстрашия.
Она разворачивается и чеканит шаг прочь из палаты, намеренно грохает каблуками, на секунду задержавшись у плеча напряжённой, как струна Юнис.
— Милая, если хоть слово выйдет за пределы этой палаты…
― Так точно, мэм, ― она произносит ответ одними губами, зная, что голос к чертям сел, вздрагивает, когда за Джанин захлопывается дверь, впуская в палату тихий шорох шагов снующих по коридорам эрудитов.
На душе остаётся скользкий осадок, липкой гадостью оседая по стенкам гортани — свидетелем этой болезненной сцены она не готова была становиться. Юнис не была близка с матерью. Деми воспитывала в ней сильного воина, не размениваясь на сентименты, но она чувствовала её молчаливую поддержку, выраженную полуулыбкой или кивком головы, а сейчас её словно бросили в ледяное озеро, и ей нещадно сводит все мышцы. Она не знала, что так бывает.
― Я даже представить не могла, что она…
— Колтер – фамилия отца. И я не особо распространялся, — Эрик сдирает с груди датчики, отбрасывает одеяло в сторону, становится босыми ногами на белоснежный, каменный пол. — Она мне не мать. Это просто женщина, которая меня родила.
— Куда ты?! ― Юнис отмирает, вскидывается, подходит ближе, снова и снова готовая подставить своё плечо. Эрик её игнорирует, опираясь рукой о стену, пробует устойчивость почвы под собой.
— Домой. Вы там уже охренели от безделья, как я посмотрю, ― он скидывает с себя больничную рубашку, хлопает ящиками в поисках привычной чёрной формы с нашивками в виде языков пламени. На месте раны длинный алый рубец с тонкими заклёпками металла по краям, на его безупречно выдрессированном теле наверняка останется новый шрам, который со временем потеряется в россыпи остальных. Страх безвозвратной потери втягивает назад свои стальные когти, оставляя в душе Юнис кровоточащий след, его не будет видно, как видны раны тела, но он будет ныть по погоде.
— Я отвезу тебя.
— Без тебя справлюсь.
— Эрик, пожалуйста, прекрати! — Юнис повышает голос, заставляя Лидера медленно поворачивать голову в её сторону. Его гнев растворяется в зелёных, мокрых глазах, а от её пальцев горит кожа под чернильными узорами татуировок. Она слишком близко, чтобы держать расшатанную вхлам броню. Эрик слишком устал злиться. — Прости меня.
Два простых слова, и Юнис выбивает землю у него из-под ног. Он не может скрыть изумления, ведь во всём, что происходит между ними, его вины не меньше половины. Эрик понимает это, но слишком горд, чтобы это признать. Для Юнис же собственная правота с этой минуты перестала иметь значение.
— За что?!
— За всё. За всё, что было.
— Я ж тебе жизнь испортил?! Разве не это ты хотела мне сказать? ― её светлая макушка щекотно касается груди, Юнис осторожничает, боится, что он её оттолкнёт, едва ощутимо трётся щекой и носом о кожу, пропитанную больничным, стерильным запахом. Эрику хочется смыть с себя эту погань, взять её в охапку, увезти отсюда, забыть, что он здесь родился. Она единственная, перед кем не надо оправдываться, и единственная, перед кем ему хочется это сделать. Незаменимая, словно под него сделанная, даже руки удобно лежат на узких изгибах тонкой талии. Зря он сравнивал её с железной ведьмой Метьюс. Юнис другая.
