Вижу, как Максим встаёт с места, выкидывает стаканчик и молча подходит ко мне. Аккуратно держит меня за талию со спины и кивает мне в сторону выхода.

— Пошёл ты, Родион, — говорит он, и мы сваливаем. Вот так поступают крутые парни.

***

Мы сидим вдвоём на его кровати в пижамах, и я рассказываю про свой номер. То, что песня частично о нём, я, конечно же, не говорю.

— И, типа, вся сцена в розах?

— Ну, не вся, конечно. Вот эта, круглая часть впереди.

— И ты будешь посередине, да? Огонь!

Мы стараемся говорить тихо, потому что многие ребята уже спят. И чтобы этот разговор оставался между нами. И ещё между тысячами зрителей. Максим уже и сам готов заснуть, но старается изо всех сил не смыкать глаза. Ложится на спину.

— Ещё я немножко помогла с текстом.

— Серьёзно? Круто!

— Спасибо за наставления.

— А про что песня? Ты так и не сказала.

— Услышишь же. Сюрприз.

— Горжусь тобой. Просто невероятно.

— Не, когда я что-нибудь крутое сделаю, тогда можно будет об этом говорить. Пока я ничего сверхтакого не сделала.

Он лежит молча с закрытыми глазами.

— Алло! Ты пытаешься понять, что я сказала?

Резко открывает глаза и сонно смотрит на меня.

— А? Да я уснул уже. Скажи мне ещё раз.

— Спокойной ночи.

— Всё, скажи — я усну.

— Я говорю, что нужно сделать что-то по-настоящему крутое, чтобы говорить о таком.

— Не согласен. Если ты сделала шаг, пусть и маленький, то это уже может быть поводом для гордости. Не обязательно делать что-то масштабное, чтобы близкие тобой гордились.

Он опять борется со сном, поэтому я понимаю, что мне пора уходить. Но сначала нужно уложить его.

— Давай спать.

— Ага, спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Смотрю, как он медленно погружается в сон. Тихонько сопит и переворачивается на бок. Укрываю его одеялом и иду к своей новой кровати, которая уже какая-то не такая уютная, как моя старая.

18 мая, пятница

Сижу на его кровати и жду, пока Максим выберет, какие кроссовки ему надеть сегодня. Он перемерил кучу всего, пока выбрал то, в чём стоит сейчас, и теперь остаётся маленький шажок к тому, чтобы выйти уже из этой башни и поехать на репетицию.

— Всегда хотела такую толстовку, — говорю ему и накидываю её на себя. — Не могла найти, чтобы она вот из такой ткани была.

— Бери, — говорит он.

— Я же заберу. Навсегда.

— Ладно, навсегда, но потом верни.

— Сразу после навсегда?

— Ага.

Надеваю толстовку, он обувает кроссовки, и мы уходим из квартиры. Наконец-то!

***

Вечером, когда мы измотанные возвращаемся с репетиции, у меня хватает сил только на то, чтобы сходить в душ и лечь спать. Максим сидит на своей кровати, уставившись в планшет. Пишет музыку. Сосредоточен, но всё равно поднимает голову, когда видит, что я ложусь на свою старую (самую лучшую) кровать. На светильнике до сих пор моя наклейка с надписью «Кристина Кошелева». Нам всем выдавали такие, и я решила обозначить своё место. Пришла пора вернуться. Он снимает наушники и вопросительно смотрит на меня.

— Спать ложусь, — говорю ему.

— Серьёзно?

— Уйти?

— Нет.

Улыбаюсь и прячусь под одеяло. Через какое-то время сквозь сон чувствую, что он целует меня в макушку и желает спокойной ночи.

***

Просыпаюсь в темноте от каких-то разговоров и слышу, что меня зовёт Серёжа.

— Кри-и-ис, иди сюда!

Присаживаюсь и вижу, что они с Максимом сидят на полу около его кровати.

— На секунду.

Ничего не понимаю, но встаю и подхожу к ним. Сажусь рядом, а Серёжа тихонько шепчет мне на ухо:

— Обними, пожалуйста, Максима.

Я, не вдаваясь в подробности, смотрю на Свободу и понимаю, что это сейчас ему жизненно необходимо. Залезаю ему на колени и прижимаюсь всем телом. Обхватываю его за шею и чувствую тепло. Мне хорошо от того, что я могу ему помочь.

— Мартышка.

— Агрессивный.

— Вот так выглядит агрессивный Максим, чтоб ты знала, — говорит Серёжа.

— Да я уже поняла. Что случилось? — обращаюсь к Серёже.

— Родион. Шоу. Это всё вокруг, — почти беззвучно произносит он.

— Я знаю, что нужно быть мужиком. Смотреть со стороны и просто молча всё воспринимать. Я четыре недели это делал. Не могу я!

— Ещё три недели потерпишь.

— Кончилось моё терпение.

— В такой ситуации только если баба из тебя выбьет всю дурь, то может подействовать. Ударь его, давай! — Серёжа обращается ко мне.

— Нет, мне его жалко, я не буду его бить, — говорю и провожу рукой по его волосам, потому что это вошло в привычку. Перебирать его волосы и обнимать изо всех сил, прижимаясь к груди.

— Дай! — говорит Серёжа, берёт мою руку и несколько раз несильно даёт Максиму пощёчину. По выражению Максима, получается сильно.

— За что? — говорит он, улыбаясь нам.

— Чтобы не расслаблялся!

Тут же обнимаю Максима и пытаюсь холодными ладошками охладить покрасневшие от ударов щёки. Серёжа смеётся над нами и ругается на Максима. Очень заботится и боится, что друг может сдаться. Но я не дам тебе это сделать, Свобода.

Скоро Серёжа уходит к себе, а Максим ведёт меня до кровати.

— Давай-ка, ложись.

— И ты?

— И я.

Он укрывает меня одеялом, целует в макушку раз пять, как будто одного раза не достаточно. Ну, да, недостаточно.

— Оставайся навсегда, — говорит он и уходит к себе. Надеюсь, он борется с желанием остаться рядом со мной.

19 мая, суббота, день концерта

Стою за кулисами и жду своего выхода. Первый раз я отчётливо понимаю, что песня обо мне. И о нём. Обо всём том, что я чувствую в последнее время, и о страхе, чтобы сделать шаг вперёд. Главное — не забояться прямо сейчас.

— Крис, — зовёт он.

— А?

— Всё получится?

— Ага.

Смотрю на Максима, запоминаю его лицо перед собой и врезаю себе в память, чтобы не волноваться. Выхожу на сцену. Вижу сотни белых роз на полу и микрофонную стойку. Пою.

«Посмотри, я перед тобой».

***

Зал аплодирует, я выдыхаю. Фадеев доволен. Я выслушиваю мнение всех членов жюри и ухожу с улыбкой на лице и небольшим волнением.

Он стоит в том же месте, откуда я уходила, и улыбается.

— И что это было за лучшее выступление в мире?

— Макс, — смущённо говорю я.

— Я серьёзно. Крис, — говорит он и аккуратно уводит меня в угол, где стоит большая не функциональная колонка.

— Ты чего?

Он уже более грубо прижимает меня к этой колонке, я оказываюсь в полусидячем положении между ней и его телом.

— Чёрт, Кошелева, — говорит он и резко тянет меня за верх шортов, чуть ли не полностью захватывая эту чёрную ткань и прикасаясь пальцами к моей коже прямо под ними. Чувствую напряжение внизу живота и еле сдерживаю стон.

— Скажи мне «да». Я тебя прошу. Ты же тоже хочешь.

Он первый раз так сильно возбуждён, что его речь пылает как огонь, опаляя все мои жалкие попытки сопротивляться ему. Моя одежда уже наполовину в его руках, а ведь мы всё ещё стоим за кулисами на виду у людей. Хоть мы и спрятаны сейчас ото всех глаз, но любой может пройти мимо и увидеть, как мы оба вспыхиваем друг от друга.

— С чего ты взял, что я хочу? — шепчу я, пытаясь дышать ровно.

— Ты пять минут назад кричала, что у тебя нет сил.

— Эта песня не о тебе.

— Ага, ты бы ещё моё имя туда вставила и отрицала бы, что она обо мне.

— Наглый какой.

— Крис, я тебя хочу, — шепчет он мне на ухо, прикасаясь влажными губами к коже.

— Прямо сейчас. Всю тебя.

Сжимает одной рукой шорты, другой — водит по моей шее. Как долго я ещё смогу сопротивляться? Кажется, больше не могу.

— И где ты меня хочешь? Прямо здесь? — говорю я и сама удивляюсь своей уверенности. Он закусывает губу. Ему это нравится.

— Какая ты горячая, боже.

Больше нет сил. Как же хочу его поцелуев. Прикосновений. Мурашек от того, как он нежно водит своими пальцами по моей коже. Хочу его. ДА!