— То есть вот так взять и отдать её в руки Олега? Чтобы опять потерять её?
— Хрен знает, что у неё в голове сейчас. Если ты ей не безразличен, то хоть сколько времени пройдёт — её будет всеми силами возвращать к тебе. Дай ей время. Вот с песней своей ты сегодня хорошо вписался. Мило.
— Мило, — повторяю я и смеюсь.
— Да, вот поймай эту волну и делай так же. Попробуй представить ситуацию с её стороны. Помни, что ты почти изменил ей. Причём, для каждого измена — это вообще разное понятие.
9 мая, среда, ещё один беспокойный день из жизни Максима Свободы
Сижу за столом со всеми и смотрю, как она опять есть свои яблоки и запивает их яблочным компотом. Она выглядит намного лучше, чем вчера, и больше улыбается. Я рад, что нам с Серёжей удалось уговорить организаторов оставить её в больнице на третий день. Они хотели тащить её сюда уже в понедельник, как будто их рейтинги можно сравнивать с её здоровьем.
Посреди завтрака на кухню заходит Фадеев, здоровается со всеми и останавливается около неё.
— Кристина, пойдём, поболтаем, — со странной улыбкой произносит он и касается её плеча.
Может хоть дадите доесть человеку, у которого дырка зашитая до сих пор в животе?
Она встаёт со стула, и они уходят куда-то из квартиры.
*«Я жду звонка,
Четыре часа до утра», — здесь и далее — строчки из песни Максима Свободы — «Март».
Комментарий к Глава 11. Максим
Первый раз захотелось показать историю именно со стороны Максима и описать его чувства. Кажется, получилось немного прояснить ситуацию фанфика.
Выкладываю две главы сразу, потому что они невероятно разные по заложенным в них эмоциям. И именно потому, что они показывают две разные стороны, они должны быть рядышком. Ну, и, честно говоря, мне хотелось выложить побольше, пока идут зимние каникулы, и все вроде как свободны.
Очень сильно надеюсь, что вам понравится.
========== Глава 12 ==========
9 мая, среда, башня «Меркурий»
Мы с Максимом Александровичем выходим из нашей квартиры, и он заводит меня в танцевальный зал. Не понимаю, зачем я могла ему понадобиться.
— Садись, Кристина, — говорит он.
Я сажусь на один диван, он — на другой, который стоит напротив. У него с лица до сих пор не сходит странная улыбка — таинственная и пугающая. Я стараюсь сделать вид, что мне совсем не страшно, но это, конечно, не так.
— Как твоё здоровье? Уже сколько дней прошло после операции?
— Пятый день сегодня. Всё хорошо, не болит.
— Диету соблюдаешь?
— Да, конечно. Мне еду специальную приносят, даже вкусную.
— Это хорошо. На тренировки пока не ходишь? На танцы?
— Пока нельзя. Сказали две недели нельзя. Но я всё сделаю на концерте, что нужно. Только, конечно…
— Да не волнуйся, у вас в номере движений постановочных почти не будет. Даём вам свободу действий, так сказать. Но поговорить я бы хотел с тобой про другое — ты же понимаешь, что тебе пора взяться за себя уже? За работу. Ты на этой неделе уже не лидер, понимаешь, лапочка?
— Я… Да, конечно, понимаю.
— Ты понимаешь, что тебе, чем быстрее, тем лучше нужно встать в строй? Тебе нужно почаще быть под камерами со всеми.
— Максим Александрович, я понимаю, и стараюсь, правда.
— Я рад, что ты меня понимаешь. Ты очень талантливая девчонка, но в шоу-бизнесе нужно быть пожёстче. Я тебе помогу, но на помощь от нашей семьи, от «Мальфы», может рассчитывать только тот человек, который хочет стать частью нашего лейбла. Логично?
— Да, наверное.
Я не понимаю, к чему он клонит. Не могу сообразить, достойна ли я этой помощи или же нет? Мне нужно её заслужить?
— Я знаю, что Максим не хочет в наш лейбл, поэтому ты понимаешь, что он-то и не может рассчитывать на нашу помощь?
Округляю глаза.
— Помощь в каком роде?
— Лапочка, ну, мы не хотим тратить время впустую. Ты — лидер нашей команды, который может привести нас к победе. Нам выгодно продвигать тебя, а не его. Но хочу отметить важную деталь — вас с ним любят. Ваше взаимодействие хорошо влияет на твой рейтинг. Он растёт с каждым концертом. Талант твой никто не занижает, но голосуют за вас люди, которым нравятся такие милые парочки с необычной любовной историей.
— Но у нас нет никакой любовной истории, — спешу ответить я.
— Кристина, я в курсе того, что произошло в комнате для персонала. Ты же не думаешь, что я остаюсь в блаженном неведении?
— Точнее, у нас кроме этого ничего не было и не будет.
— Так придумай это «что-то»! — восклицает он. Слишком неожиданно. — Прости, Кристина, но это сейчас важно. Это не так трудно сделать — вы же хорошо общаетесь. А мы уже поколдуем на этапе монтажа и сделаем всё, как надо. Просто тебе нужно сделать максимум, чтобы выиграть, а это небольшой пустячок. К тому же, вам не нужно в открытую признаваться друг другу в любви до гроба, а наоборот — нужно держать интригу. Как занавес, куда каждый зритель нашего канала будет хотеть заглянуть.
— А что, если я не смогу этого сделать?
— Нам не нужны ваши драмы и расставания, это может плохо на тебя повлиять.
— И всё же?
— Не хочу тебя пугать, лапочка, но он будет здесь до тех пор, пока ты ему будешь рада.
Я замираю с открытым ртом. Он не спеша встаёт с дивана и обращается ко мне:
— Подумай над этим. Решение за тобой.
Фадеев медленно выходит из зала, пока я стараюсь хотя бы начать дышать. Мне кажется, что это всё какой-то ночной кошмар, который никогда не закончится. Кажется, что всю жизнь буду сидеть в этой башне, пока не смогу найти выход. Ложусь на диван, и теперь меня не видно никому, кто захочет сюда зайти. Пролежать бы здесь ещё три недели, а потом уехать домой.
Сворачиваюсь калачиком и утыкаюсь лицом в обивку дивана. Не хочу плакать, но не могу это контролировать последнее время. Хотя мне вместо того, чтобы лежать и страдать, нужно решить судьбу Максима Свободы. Всего-то. Если у нас всё будет хорошо — он останется здесь, а если я позволю себе обижаться на него — его выгонят. Это ведь так легко — решать судьбу талантливого человека, который ведёт себя как идиот. Если он идиот, это же не значит, что он должен уходить. Это же несправедливо! Но у меня нет сил на общение с ним. Нет сил смотреть в эти глаза, которые я изучила слишком хорошо. И теперь слишком больно возвращаться к этому взгляду.
Слышу, как дверь открывается, и Серёжа зовёт меня. Понимаю, что, если не покажусь ему сейчас, то все начнут меня искать. Поднимаю руку, чтобы он увидел.
— Крис, ты чего там?
Он подходит к дивану и садится рядом на корточки. Поднимаю голову и смотрю на него.
— Почему ты плачешь?
— Опять я перед тобой вся в слезах.
— Не очень хорошая традиция. О чём вы разговаривали?
— Серёж, ничего такого, просто он хочет, чтобы я не сидела на месте и работала. Чем быстрее, тем лучше. А я же вот… — Показываю на свой зашитый живот.
— Это издевательство какое-то, Крис. Вот этого я уже не понимаю совсем.
— Да, неприятно, — говорю я и вытираю слёзы. Больше плакать не буду.
— Слушай, я лично тебя буду оберегать. Пусть они только попробуют тебя не долечить — будут иметь дело со мной, — с тёплой улыбкой отвечает он, а я теперь не могу сдержать смех.
— Я это и так знала, Серёж. Что ты не дашь меня в обиду. Спасибо.
— Так, хватит меня постоянно благодарить. Уже не могу спокойно жить без твоих драм. Даже странно. Сколько у нас разница в возрасте? Я могу теоретически оказаться твоим настоящим отцом?
— Мне девятнадцать. Значит, двенадцать лет разницы. Вряд ли это невозможно, к великому счастью, — смеясь, отвечаю я.
— Кажется, я отвергнут.
— Тебе повезло. Правду говорю.
— Надеюсь, у меня получается хотя бы успокаивать тебя?
— Только у тебя и получается.
— Тогда пошли? Доешь свои яблоки. И компот.
Серёжа помогает мне подняться, как это делает Олег или почти любой человек, который видит, что я начинаю самостоятельно вставать с кровати, стула или чего-либо ещё. Надо мной нависло огромное облако из заботы, и это единственное, что меня сейчас радует.