Сержант будто только и ждал такого вопроса. Он мигом очутился около девушки и стал горячо рассказывать о происшедшем. Закончив рассказ о лейтенанте, он хотел было ещё что-то сказать, но не успел выговорить «Анна Александровна!» – вдруг широко открылась дверь блиндажа, и появился высокий, широкоплечий старший лейтенант.

– Здравствуй, Анна! Добрый вечер! – сказал он, протягивая девушке руку. – Проходил мимо, увидев у вас свет, зашёл проведать. У вас, оказывается, есть раненые.

– Добрый вечер, – сказала девушка и подала ему руку. – Собиралась уже ложиться спать, да вот лейтенанта привезли. Будет лежать, пока не придёт в сознание.

– А вы что здесь делаете? – спросил старший лейтенант, поворачиваясь в нашу сторону.

– А мы раненого принесли, – ответил сержант.

– Вам можно уже уходить, – сказала девушка.

Вернувшись в блиндаж связистов, я сел за телефон.

Командир дивизии полковник Гарцев расспросил о состоянии дел в полку. Затем сообщил, что в районах, расположенных от нас левее, немцы сосредотачивают большие силы, подтягивают танки, артиллерию, готовятся к наступлению. Дал приказ не отступать. Поинтересовался запасами «огурчиков» (снарядов).

Вскоре артиллерия противника открыла огонь. Возле наших дверей с грохотом колыхнулась земля. Это взорвался снаряд. От удара взрывной волны оборвался брезентовый занавес, который был вместо дверей, и сразу же обдало серным запахом. Сверху на нас посыпалась земля. В эту минуту вбежал сержант Арсаев с несколькими бойцами.

Сержант, на бегу сняв гимнастёрку, попросил одного из бойцов перевязать ему рану на руке.

– Что случилось, земляк? Сходи к Анне на перевязку, – сказал я, снимая наушники.

– Пустяковая рана, – ответил сержант, расплываясь в улыбке. – С таким пустяком пойдёшь – засмеют. Вот сейчас перевяжем – и дело с концом.

Мины взрывались одна за другой. Из-за их оглушающего гула мы уже не могли даже слышать друг друга. Казалось, что земля дрожала и стонала. Из щелей потолка продолжало сыпаться земляное крошево, запах пыли и пороха заполняли блиндаж.

Прошло несколько минут, как вражеская артиллерия открыла огонь. Мне они показались вечностью. «Скорее бы всё закончилось. Хоть бы линия осталась цела, ведь взрывная волна может всё разрушить». С такими тревожными мыслями я крепко прижал телефонную трубку к правому уху, а левое закрыл ладонью. С напряжением старался услышать позывные. Но ничего не было слышно. Около меня на угол блиндажа на корточках прижался Портнов. Лицо у него тоже было сосредоточенное.

Неожиданно нас оглушил сотрясающий грохот с противоположного угла блиндажа. Задрожали котелки, которые находились там же, на деревянных досках. Снаряд попал на дерево. Снова посыпались комья земли. Брёвна, служившие потолком, разворотило взрывной волной. На какое-то мгновение на лицах бойцов проступил ужас смерти. Они молча сползли вниз со своих мест.

Наводя ужас, напротив меня взорвался ещё один снаряд. Если бы он попал в мою сторону? Прижавшись только к стене, от неё не спасёшься.

Пока продолжал прислушиваться к звукам на другом конце провода, я и не заметил, как рокочущие снаряды стали взрываться реже, и, наконец, совсем утихло.

Сержант Арсаев соскочил с места, схватил автомат и громко скомандовал:

– Всем занять свои места!

Или никто не услышал крик сержанта, или все были настолько ошеломлены артналётом, но никто не сдвинулся с места. Сержант начал трясти бойцов. Наконец они опомнились. Сержант поднял брезент, который после обстрела ещё колыхался, и снова крикнул:

– Идите все по местам!

С автоматом в руках он вышел из блиндажа. Пришедшие в себя бойцы потянулись за сержантом. Наконец в блиндаже стало совсем тихо. «При такой стрельбе от линии связи, наверное, ничего не осталось», – думал я с тревогой. Изо всех сил повернув ручку аппарата, приставил трубку к уху: «Алло! Алло! Чайка?! Я – Неман. Вы слышите меня?!» – стал посылать позывные. Вдруг я услышал: «Неман! Я – Чайка. Куда потерялись?»

– Линия цела! – обрадовался я и посмотрел на Николая. – Я – Неман! Я вас слушаю! Что случилось?

– Ничего не случилось! Проверяю связь. А вы почему не отвечаете?

– Немец нас порядком обстрелял. Угла блиндажа как не бывало, – сказал я в трубку. В ту же минуту позвонил в блиндаж командира полка. Четвёртый не отвечал.

– Портнов, четвёртый не отвечает, – сообщил я Николаю, который в это время стряхивал с себя пыль и землю. – Беги скорее туда!

Он вмиг схватил сумку связиста и выбежал из блиндажа.

Пока он проверял целостность линии, наша артиллерия тоже открыла огонь по противнику. Стали слышны длинные пулемётные очереди.

– Немцы снова начали атаку! – сказал Николай. Он только что вернулся, проверив исправность линии связи.

– С танками? Сколько танков? – спросил я тревожным голосом.

– Пока танков не видно. С левого фланга начали наступление. Разрыв кабеля нашёл. Снарядом разорвало. Всё подсоединил. Там всё в порядке.

В это время начала стрелять и наша тяжёлая артиллерия. Мы чувствовали, что наш огонь по силе намного отстаёт от вражеского огня.

– Возьми, Николай, мне надо выйти, – сказал я, протянув ему телефонную трубку.

Николай взял трубку и сел за телефон. Я вышел из блиндажа и пошёл по траншее, затем повернул направо, посмотрел по брустверу на поле боя. Сильный огонь наших батарей накрыл нейтральную полосу дымом и гарью. Невозможно ничего разобрать.

– Где немцы? – спросил я у бойца, который вёл наблюдения.

– На полпути всех уложили. Больше не встанут! – ответил боец, указав на поле боя.

Увидев улыбку на его лице, я тоже немного успокоился.

– Вот это мы дали! Так им и надо! Пусть больше не лезут!

Через несколько минут наша тяжёлая артиллерия перестала стрелять. Было видно, как вражеские солдаты через сумрачный дым и пыль короткими перебежками уходили. Враг отступал.

Вечером меня позвал в соседний блиндаж начальник связи дивизии майор Овечкин. Они с начальником артиллерии майором Агафонцевым и ещё несколькими бойцами были здесь. Майор расспросил о состоянии линии на нашем участке.

– Зачем звали? – спросил Николай, как только я возвратился.

– Интересовался, как мы служим, много ли работы, хорошо ли знаем линию, в случае разрыва линии ночью, сможем ли наладить связь. Я сказал, что и я, и ты линию знаем хорошо, дал обещание, что связь обеспечим.

– Раз срочно позвали, думал, что-нибудь случилось. Следом за тобой стал вызывать Чайку, чтобы проверить линию, – обрадовался Николай.

– Настроение у майора хорошее, – сказал я, рассматривая свой карабин. Убедившись, что карабин в порядке, лёг немного отдохнуть.

Не успел закрыть глаза, как с шумом в блиндаж ворвались связисты полка, за ними наблюдатели, автоматчики. Оказывается, вражеская артиллерия снова открыла огонь. Послышался голос Портнова:

– Чайка! Чайка! Я – Неман! Ответьте! Приём! Чайка! Я – Неман! Куда пропали? – Затем повернулся в мою сторону и крикнул: – Ахат! Вставай скорее! Опять линию разорвало!

Я быстрым движением соскочил с места, повесил на шею телефонный аппарат, взял карабин и выбежал из блиндажа.

Вражеская артиллерия всё ещё стреляла. Но снаряды до нас не долетали, громыхали где-то неподалёку. Начало уже темнеть. В лесу, среди деревьев, вовсе ничего не стало видно. Бегу, прощупывая кабель. В темноте спотыкаюсь, снова бегу. Чтобы не наткнуться на ветки деревьев, кланяюсь каждому кустику, сгибаясь в три погибели. Казалось, что бежал целую вечность. Но это только казалось. На самом деле я ушёл совсем недалеко. До болотистого берега реки ещё столько же надо бежать. Разрыва всё ещё нет. Хоть бы на болоте не оказался разрыв. Такие мысли пугали меня.

На этом болоте и вчера со мной чуть беда не случилась. Не успел два шага пройти, как споткнулся о кочку и покатился кубарем. С головы до ног был в болотной грязи, даже глаза стали слипаться. При падении с рук соскользнул кабель и упал куда-то в сторону. По болоту особо не разгуляешься. Опасно. Вытянулся на всю длину и прощупываю вокруг. Нет кабеля – и всё тут. К счастью, он оказался прямо под ногами.