Было начало августа. Мы с Николаем Портновым под руководством сержанта Толстова протягивали новую телефонную линию между дивизией и КП (командный пункт) полков. В душе мы радовались, что получили важное боевое задание. Несколько дней сержант упорно обучал нас премудростям профессии связиста. После его практических занятий мы чувствовали себя настоящими военными связистами. Настал последний день, когда мы налаживали связь КП 1086-го полка через юго-восточный берег реки Неполоть, окружённый болотами и покрытый густым бурьяном. После такого ответственного задания меня с Николаем назначили телефонистами для поддержания связи с дивизией.

Утром 10 августа я заступил на дежурство. Сижу за телефоном. Николай отправился проверять телефонную линию. После обеда мы поменялись обязанностями. Мы тщательно обходили свою территорию. И на этот раз тоже было как обычно. Николай сел за телефоном, а я отправился проверять линию. Пока я обошёл болотистые берега, проверил все заросшие кустами опасные участки, уже начало смеркаться. Вдобавок вечерком прошёл дождь. Я изрядно вымок и был весь грязный.

– Слушай, только что двенадцатый звонил…

– Кто такой двенадцатый? – прервал я Николая.

– Командир дивизии полковник Гарцев. Разговаривал с полком. Он сообщил о сведениях, что враг в этом районе подтягивает дополнительные силы. Велел предупредить людей, чтобы не было неприятных неожиданностей. Затем добавил: «Поставить дополнительные посты для наблюдения за движением противника».

– Неужели немец начнёт наступление?

– Всё может быть, – с такими словами ворвался в землянку радист Василий Леонтьев. – Был разговор о подозрительном движении немцев. В прошлом месяце мы пробовали наступать, теперь, видимо, они хотят нас прощупать.

– Думаешь, будут лишь прощупывать?

У Николая было встревоженное лицо.

– А что ещё они сделают? – пробормотал Василий, укрываясь с головой шинелью. – Всё, ребята, всё! Я уже сплю.

– Ты тоже ложись, земляк, – сказал Николай. – В полночь я тебя разбужу.

Я взял шинель, лёг рядом с Василием, повернувшись к нему спиной. Не успел закрыть глаза, как всё вокруг утонуло в опрокидывающем мир взрыве. Наш блиндаж начало трясти как в лихорадке. Сверху посыпалась земля. Не успевали вздохнуть, как снова надвигался сверлящий вой и зловещее шипение блуждающих вверху осколков. В короткое затишье в блиндаж друг за другом вбежало несколько бойцов. Я тоже соскочил с места. Кто-то смачно выругался: «Снова начали, сволочи».

В дверях блиндажа показался сержант. Схватив правой рукой за пояс, а левой под коленьями, он нёс не подающего признаков жизни лейтенанта. Тело лейтенанта он положил рядом со мной на сено. Голова без пилотки, волосы забиты землёй. С правого угла губ сочится кровь. Половина рукава оторвалась. Гимнастёрка смешалась с грязью. На груди повёрнутая в обратную сторону медаль «За отвагу». Пальцы правой руки были в крови. Дыхание не прослушивалось.

В дверях показался младший сержант. С ходу он спросил:

– Зачем ты его сюда занёс, сержант? Надо было отдать в руки санитарам. Они в санчасть бы отправили.

– Куда повезёшь при таком обстреле? Вот закончится налёт…

– Куда ранен?

– Рану не видно. Рядом с ним на бруствере взорвался снаряд. Я его вытащил из завалин. Руки, ноги как тесто. Это наш командир взвода.

– Это контузия, – сказал младший сержант, затягивая закрученную махорку. – Кажется, всё утихло.

– Фриц остановился, парни! Всем по местам! – скомандовал младший лейтенант.

Бойцы таким же стремительным рывком выбежали из блиндажа. Сержант тоже куда-то ушёл. Через некоторое время пришёл с носилками.

– Не поможете, товарищи, отправить лейтенанта в санчасть? Кроме вас никого нет.

Я посмотрел на Николая.

– Если не хочешь идти, то пойду я. Садись за телефон, – сказал Портнов, протягивая телефонную трубку.

– Дело не в этом. Вдруг на линии что-нибудь случится? Что будешь один делать?

– Здесь рядом, за это время ничего не случится, – добавил сержант, повернувшись в мою сторону.

Мы с сержантом положили бездыханного лейтенанта на носилки и вынесли из блиндажа.

То и дело отчётливо слышалось, как яростно визжат и давятся в помутневшем воздухе трассирующие пули. Их здесь хватает. Завывая пролетают недалеко от нас мины и взрываются где-то рядом.

– Пойдём по этой тропинке, а там рукой подать, – сказал сержант и шагнул в темноту ночи.

– Давайте знакомиться, товарищ сержант. Как вас зовут? – предложил я по дороге и первый рассказал о себе.

– А я сержант Фёдор Арсаев из роты автоматчиков. Хотя и родом из Казани, живу в городе Горловке.

– Неужели татарин? – спросил я и сразу перешёл на татарский язык. – Как же ты в Горловку попал?

– У меня отец на шахте работал. В 30-м году взял к себе и нас. С тех пор там и жили.

– Значит, тебя Фаритом зовут?

– Мать нарекла меня Фаритом. А здесь меня зовут Фёдором.

– Ой! Здесь, кажется, воронка. Не провались! Держись левее.

Раненый лейтенант вдруг застонал.

– Сейчас, сейчас, товарищ лейтенант. Осталось совсем недолго! Потерпите немного. Мы уже почти дошли, – сказал Фарит, и мы зашагали быстрее.

Сначала мы шли лесом. Когда тропинка подошла к дороге, мы повернули налево. Навстречу попадались повозки, гружённые ящиками. Наконец показалась долгожданная полянка. Около большой палатки нас остановил часовой и указал нам дорогу в блиндаж. Он оказался довольно просторным. В самом центре находился стол, где горела коптилка, сделанная из сплюснутой сверху гильзы снаряда. Слева, от задней стенки до порога тянулась деревянная кровать. На застеленной соломой плащ-палатке лежали раненые. Им уже была оказана первая помощь. Покрытый белой скатертью другой стол стоял правее. Там копошилась невысокая, необычайно хорошенькая девушка в белом халате. Из-под пилотки свисали красивые тёмные волосы. Карие глаза, чётко очерченные брови приковывали к себе взгляд. Казалось, что они излучали тепло и свет. Халат был расстёгнут, поэтому хорошо просматривались два кубика лейтенанта на петлице воротника гимнастёрки.

– Раненого положите сюда, – сказала она. Сама направилась к столу, который стоял в центре блиндажа.

– Здравствуйте, Анна Александровна! – сказал Фарит, мило улыбаясь фельдшеру.

– Здравствуйте! – ответила девушка, не поднимая головы.

Она окинула взглядом раненого, взяла ножницы с соседнего стола и ловким движением отрезала рукав. Мы увидели, как выше локтя зиял огромный синяк.

– Это от сильного удара, – сообщила фельдшер, прощупывая ещё раз руку раненого. Лейтенант снова застонал. – Похоже, перелом. – С такими словами она принесла с противоположного угла блиндажа кору какого-то сухого дерева и стала бинтовать руку лейтенанта. – Подойди-ка сюда, сержант, помоги мне! Подержи вот эту кору!

До сих пор сержант непроизвольно смотрел на девушку, провожая взглядом её проворные движения, как бы украдкой, невзначай. Услышав, что его зовут помочь, он от радости одним прыжком оказался около фельдшера. Он взял кору из рук Анны и стал крепко придерживать, пока она накладывала бинт. А лейтенант снова тихо застонал.

– Осторожнее! – сказала девушка, не глядя на сержанта. – Это тебе не ствол автомата.

Сама быстрыми движениями начала бинтовать. Завязав последний узел, скомандовала:

– Теперь идите. Вас, наверное, там ждут!

– Пошли! – сказал я. Сержанту не хотелось уходить. Он продолжал смотреть на девушку, не отрывая глаз.

– Сейчас пойдём, – ответил сержант, а сам стоит как вкопанный, не может с места сдвинуться. Взглядом впился в фельдшера. А Анна Александровна, не обращая на нас никакого внимания, продолжала обрабатывать раны лейтенанта. Вот она взяла пинцет, захватив в него вату, бережно вытерла кровь из уголков губ раненого.

– Что с зубами? – спросил снова сержант, не отводя от девушки глаз.

– Зубы на месте, – сказала она, продолжая работать. – Где же его так прихватило?