- А при чем тут Алмерана? – вскинулся отец, краснея и снова начиная сердиться.

- А она не при чем? Ну тогда ты сам не волнуйся так за Вальку. И дай ему возможность показать себя, а то он эдак зачахнет тут от излишней опеки. Кстати… ты видел его карты?

- Карты? – отец растерянно моргнул, не успевая за сменой темы. – Он рисует карты?

- О да! Попроси его как-нибудь показать их тебе! Я… впечатлен. Честно!

Энрост помолчал, переводя дыхание – кровь густо и гулко билась в висках, и он и сам уже понимал, что чересчур увлекся беседой. Отец тоже молчал, переваривая сказанное и услышанное.

- Значит, ты считаешь, за ним пойдут? – спросил он у сына, спокойно, как у равного.

- Конечно. Да даже я бы пошел, если б он согласился, - Энрост устало прикрыл глаза и уже из последних сил добавил, - Валька вырос, отец. Заметь уже это, а? Щенят нельзя постоянно держать на сворке. Не говоря уже о псах.

Когда отец ушел в глубокой задумчивости, Энрост закрыл глаза совсем и с отвращением окунулся в мерзкое головокружение. Говорят, в столице есть какая-то штука – карусель… Соседские дети были один раз и долго потом рассказывали всем об ощущениях. После их рассказа он проникся искренним сочувствием к тем несчастным, кто вынужден был на ней сидеть. Потому как по описаниям очень похоже на то, что с ним сейчас творится… И если оно хоть в половину такое противное, то это действительно редкая гадость! Осталось только гадать, что же заставляет людей лезть в эту их… карусель.

А когда голова чуток образумилась и кружиться стала помедленнее, он задремал. И сквозь дрему лениво думал, как здорово будет действительно показать Вальке степи. И скинуть на него все отрисовки карт – наконец-то у него появится чуть-чуть времени на гербарий!

Комментарий к Глава 18. Плюшки и книжки.

Глава 18.

========== Глава 19. Отдых ==========

Энвальт Хорна

Я впоследствии, когда пытался вспомнить вечер того памятного дня – нашего возвращения из похода – никак не мог выцепить что-то одно. Суматошность, тревога, мелькание лиц, слов и мыслей… мой дерзкий разговор с отцом… мама, ласковая и непреклонная одновременно… Грязная эта сплетня, о которой я узнал… И никак не удается увидеться с Ростиком. Не для того, чтобы рассказать ему о ней – боги упаси! – а чтобы убедиться: он всё такой же. Заботливый и самоотверженный, и он с удовольствием поговорит со мной… По крайней мере, я на это надеялся!

Но идти к раненому грязным уж всяко не стоило, и в умывальне я испытал невероятное наслаждение, о котором мечтал ну очень давно! Хотя ведь прошло всего несколько дней – с той памятной ночи, когда я уговорил Сарверу выступить в поход.

Сейчас мне казалось, что это было не несколько дней назад, а не меньше полугода – или даже больше.

Потому что и я стал другим – и весь дом, и люди, всё воспринималось иначе…

Я со стыдом осознал, что не бывал у брата в комнате! Он, наверное, пустил бы меня – но мне было неинтересно. Мы с ним просто… жили разной жизнью. И эти жизни не соприкасались – почти как если бы мы находились в разных домах. Теперь это казалось вопиюще неправильным. А раньше…

Нет, теперь всё будет иначе!

Я подошел к двери в комнату Ростика и тихонько постучал. Ответа не было. Я дернул дверь – она приоткрылась…

Ростик спал.

Я очень старался себя уверить, что ему лучше… но, чтобы убедиться, нужно было подойти поближе, а топать по комнате и тревожить брата мне уж точно не хотелось!

Пусть отдохнет. И выздоравливает во сне. Я еще зайду!

Только один шаг, совсем тихонько – только чтобы взглянуть… посмотреть хоть немножко…

Ростик дышал глубоко и ровно. Мой взгляд упал на старые кресла, покрытые шкурами, на пучок каких-то засохших трав в большой вазе, книги на столе… Комната была неожиданно уютна – и как раз подходила тому Ростику, какого я узнал!

Я тихо притворил дверь и ретировался.

Перед дверью нашей трапезной я выдохнул – и решительно вошел. Что бы ни было, я буду стоять на своем!

- Валенька! – матушка просияла мне навстречу своей самой нежной улыбкой. – Садись, сынок, скорее – стынет же!

Отец взглянул на меня, прищурившись, кивком головы указал на место по правую руку.

А ведь это место Ростика, подумал я. Как-то я уже сидел на его месте, по правую руку – когда брат был в походе. Сидел в тепле и уюте, когда он мерз где-нибудь у костра, под дождем… или нес караул… И мне нравилось, что я по правую руку и вроде как старший! Действительно нравилось…

Я сел прямо, как на построении. Поймал себя на том, что хочу быть похожим… на брата. Вот ведь как!

- Как ты себя чувствуешь? – мягко спросила меня мама, с явным трудом удерживая себя от того, чтобы погладить меня по голове. Подозреваю, что помогала ей в этом не выдержка, а то, что между нами сидел отец.

- Хорошо, - сказал я и постарался ободряюще ей улыбнуться. Получилось не очень – раненая щека помешала.

Отец вздохнул и, плеснув вина в жертвенную чашу, взялся за еду. Матушка тотчас же велела служанкам, чтобы положили мне на тарелку вон того жаркого, и еще вот этого паштета, и гарнира побольше, и пусть вон еще пирожки придвинут поближе.

- Ты ешь, родной, ешь!

- Алмерана, ему не пять лет, - суховато, но вроде бы не сердито остановил ее непривычную суетливость отец.

- И поэтому я съем гораздо больше, чем пятилетний! – примиряющее отозвался я.

Матушка довольно кивнула и занялась едой сама.

- Ну и как тебе походная жизнь? – спросил меня отец, утолив первый голод.

Я задумался. Что тут ответишь? Все мои походы до этого были скорее прогулкой. И еду я не готовил, и на часах не стоял… да и вообще!

- После нее дома так уютно всё, - сказал я. – А еще… мне понравилась рыбная похлебка!

- Рыба, - отец скривился. – Какая гадость! Неужто теперь и ты будешь есть эту дрянь?

- Может быть… Наверное! Как же в походе без рыбы?

Умом я давно понимал, что в походе рыба как раз очень удобна. Ее можно наловить по пути. Ее можно взять сушеной…

- В походе… - проворчал он, покосился на вскинувшуюся в возмущенном протесте маму и сказал, - матушка вон твоя тебе столичную жизнь прочит, а не походы. Новые знания, новые наставники… в магии тоже поднаторел бы… Поедешь?

- Сейчас – точно нет, - твердо сказал я. – Может быть, потом… когда-нибудь.

И добавил чуть пониженным голосом:

- Батюшка, вы ведь знаете об особенностях моей магии… Я просто не могу сейчас никуда уезжать! И, кроме того, у меня есть книги… да и наставник же вернется скоро, верно?

Пусть-ка возразит! Ведь он-то знает, что Ростик – мой Ключ!

Лет пять назад я мечтал о столице. Да. Детские впечатления расцвечивали ее такими волшебными красками! И дома – другие, и фонари – другие, а уж лавки-то! А люди на улицах! А бродячие циркачи! А карусель!

Сейчас я ясно видел, что всё это – действительно может быть праздником. Ненадолго. А жить там? Кому я там нужен, когда ни людей знакомых, и даже деревья и камни мостовой – и те чужие… Сколько должно пройти лет, чтоб они приняли меня?

Дедушка поможет, да… Но наверняка не преминет мне об этом напомнить. И еще раз, и еще… И кроме того, у него и другие внуки есть, которые вряд ли мне обрадуются, скорее всего!

Что я там забыл?!

Вот когда я стану настоящим магом, и пойму, что мне остро не хватает каких-нибудь знаний… тогда, может быть, и поеду… а может, и нет.

Отец снова покосился на маму, сделавшуюся откровенно несчастной, и едва заметно развел руками.

- Признаться, меня тоже больше устроит, если ты останешься.

- Энокерт!

- Что – Энокерт? – буркнул он. – Дети под рукой, жена под боком – вот что счастьем почитается, чтоб ты знала!

- Матушка, - вдруг пришел мне в голову надежнейший, как мне показалось, аргумент. – Неужели ты хочешь, чтобы я уехал невесть на какое время из родного дома, от тебя и отца? И представь, как долго мы с тобою не сможем увидеться, поговорить!