Уже два дня как Гюнтер беспорядочно рыскал по всем городским улицам, хотя и понимал, что пока он обыскивает одну улицу, его сын может ускользнуть от него по другой, и он никогда об этом не узнает. Лишь безумец мог помыслить отыскать кого-то в этом столпотворении.

А если его сын уже мёртв? Перед ним опять возник мастер Роберт, лежащий посреди улицы с занесённым над его головой ржавым клинком. Услышав знакомое имя, Гюнтер был так потрясён, что решил действовать, не задумываясь.

Но сколько мужчин, таких же как Роберт, на его глазах умоляли сохранить им жизнь, а у него даже не находилось слов в их защиту. Он слишком боялся обратить на себя гнев разъярённой толпы. А может, кто-то в точности, как и он, прошёл мимо распростёртого на земле Ханкина, опасаясь за собственную жизнь.

Он помотал головой, отгоняя дурные мысли. У него даже не было уверенности, что Ханкин здесь. Может, его мальчик никогда и не прибывал в Лондон с другими мятежниками. Может, он передумал и, развернувшись на полпути, вернулся под защиту родного дома в Гритуэлл. Может, Ханкин и не думал присоединяться к восстанию. Может он сбежал из дома, чтобы попытать счастья в море. Его всегда привлекали огромные суда, стоявшие в бостонских доках. И всё это время, пока Гюнтер ошивается в Лондоне, Нони, Рози и маленький Коль сидят дома без защиты и без единого пенса, чтобы купить себе еду. Ему нужно вернуться в Гритуэлл. Здесь ему больше нечего делать.

Поднявшись на ноги, Гюнтер осознал, что на улицах города воцарилась зловещая тишина. Обычно город был наполнен криками, воплями, звуками раскалывающейся мебели, бьющегося стекла, грохотом разрушающейся каменной кладки. Но теперь тишину нарушали лишь крики чаек в вышине. От дурного предчувствия по спине Гюнтера пробежал холодок. Он быстрым шагом направился вдоль берега.

Навстречу ему ковылял нищий на костылях. Что-то явно выпирало из-под его рваной рубахи. Завидев Гюнтера, он остановился и наклонился, пытаясь замаскировать спрятанное под одеждой.

— С кем твои помыслы? — проскулил он. — С королём Ричардом и Истиной Палатой общин! — тут же ответил он на собственный вопрос, не дав Гюнтеру и слова вставить.

Гюнтер продолжал двигаться ему навстречу.

— За Короля Ричарда и Истинную Палату общин! — повторил нищий, словно заклинание, отгоняющее всякое зло. Он весь сжался, ожидая нападения.

Гюнтер поднял руки, показывая, что он не вооружён.

— Куда все подевались? Что происходит?

Мужчина склонил голову набок, подозрительно его изучая, словно заданный вопрос был паролем, ответа на который он не знал.

— Мятежники ушли? — опять спросил Гюнтер.

02— Ушли. Двинулись в Смитфилд. — Старик кивнул головой на север. — Отправились на встречу с королём. Он собирается дать им всё, что они требуют. Поговаривают, он хочет назначить Уота Тайлера канцлером Англии и подарить ему роскошный дворец. Говорят также, Джона Болла собираются сделать архиепископом всей Англии, и это ещё не всё. Но если вам интересно моё мнение… — Он хитро подмигнул. — Я сказал бы, что это лишь хитрый план, чтобы выманить их из города. Меня на этом не проведёшь. Король и в прошлый раз обещал с ними встретиться, но даже на берег не сошёл. Это западня, а глупые мышата сами в неё лезут.

Нищий захихикал и заковылял прочь, продолжая смеяться, пока не скрылся с глаз.

Гюнтер стоял, размышляя. Если все мятежники пошли на тот пустырь, то, будь Ханкин среди них, он отправился бы туда вместе со всеми. Неужели бунтовщиков действительно ждёт засада? Нужно отыскать сына и вытащить его оттуда, пока не поздно. С другой стороны, если Ханкина нет в Лондоне, то он сам может угодить в эту ловушку. Но не может же он бросить сына, раз появился хоть малюсенький шанс его найти.

Нищий кивнул в сторону реки. Пустырь должен быть где-то в том направлении, хотя он и не сказал, сколько до него топать. Путь вдоль берега преградили развалины большого здания, над которыми местами ещё вился сизый дым. Одна стена у самой кромки воды рухнула в реку, а крыша провалилась вовнутрь, обрушив несколько этажей.

Гюнтер вскарабкался на груду камней — видимо, развалины какой-то башни, — надеясь, что поднимется достаточно высоко, чтобы увидеть тот пустырь, о котором говорил нищий. Но его взору открылась лишь череда строений: одни все ещё возвышались, другие лежали в руинах либо обуглились.

Перед грудой камней, на которой он стоял, раскинулось то, что, судя по всему, раньше называлось садом, но теперь было завалено всяческим хламом. За ним, на другой стороне улицы, виднелись открытые ворота. Пробраться через сад к воротам будет быстрее, чем искать окольные пути.

Он карабкался, то поднимаясь, то соскальзывая по каменным завалам. То тут, то там поднимались клубы дыма от ещё пылающего внутри пламени. Некоторые камни ещё блестели остатками ярко-красной краски и позолоты.

Между камнями проглядывали фрагменты ткани, выступали кусочки древесины, поблёскивало серебро. Это напоминало реку во время наводнения с покачивающимися на волнах предметами, что исчезают прежде, чем ты успеваешь их толком разглядеть. Разве что воды эти были магическим образом обращены в камень. Потребовалось время, чтобы преодолеть эту окаменевшую реку. Он не решался двигаться слишком быстро, опасаясь, что, сдвинувшись, камни сломают его деревянную ногу или, ещё хуже, здоровую.

В конце концов ему удалось перелезть на другую сторону, и он начал пробираться через разорённый сад. Несколько свиней уже облюбовали это местечко и весело похрюкивали, роясь в грязи, бездомная собака подняла лапу, пристроившись у большой кучи обгоревших бочек и разбитых стульев.

Его внимание привлекло движение у высокой стены. Женщина, сидя на корточках, поила мужчину из кружки. Тот, завидев Гюнтера, видимо, предупредил женщину, потому что она тут же повернулась к нему и заговорила.

— У вас есть хлеб? Ради Бога! Можете поделиться чем-нибудь?

Гюнтер призадумался. У него в сумке оставалось немного сыра. Это всё, что у него было, и то, ему пришлось украсть это из разграбленного магазина. Он берёг сыр для себя — кто знает, когда ещё случится разговеться, но его ужалило чувство вины.

Сыр был украден, он не принадлежал ему. Гюнтер проковылял к женщине, лавируя меж переломанной мебелью и разбитыми горшками, чтобы не споткнуться. Подойдя ближе, он увидел в тени у стены с полдюжины раненых и окровавленных людей. Непонятно, живы они или уже умерли. Он опустил взгляд. Хватит трупов на сегодня. Вытащив из котомки сыр, он молча протянул его женщине.

— Благослови вас Бог, господин! Да хранит вас Господь!

— Он ваш родственник?

Он кивнула.

— Перенести его я не могу, но и одного не оставлю.

— Его избили бунтовщики?

Она фыркнула.

— Он был с мятежниками, выполняя свой долг, чтобы разрушить этот проклятый дворец. Но какой-то недоумок бросил в огонь бочонок. Думал, что в бочонке серебро, но обознался. Там было полно пороху. Полдворца рухнуло им на головы. Он находился около костра, и металлический прут, вылетев из огня, пробил ему бедро. Остальные тоже пострадали. Мне нечего им дать, кроме воды. Никто не хочет мне помочь.

Она яростно утёрла слезы, выступившие из раскрасневшихся глаз.

— Смотрите, кому-то пришлось ещё хуже. — Она указала на руины. — Где-то под этими завалами ещё остались живые. Порой я слышу их вопли. Я пыталась позвать на помощь кого-нибудь с улицы, но все пьяны в стельку, им не до меня. — Она пожала плечами. — Не думаю, что от их помощи был бы какой-то толк. Понадобилась бы целая армия, чтобы разобрать эти завалы.

— Все бунтовщики ушли в Смитфилд, — сказал Гюнтер. — Я сам туда иду. Я пришлю людей, чтобы вам помочь. Они спасут своих собратьев.

Женщина бросила на него презрительный взгляд.

— Никто нам не поможет! — повторила она.

Гюнтер уже собирался уходить, когда услышал крик. Голос был таким слабым и надломленным, что только он один и смог его опознать.

— Па-апа! Па-апа…

Он обернулся. Маленькая фигурка на самом краю сложенных в ряд тел отчаянно пыталась поднять голову.