– Ты что, тварь! – закричал разгневанный боярин. – Разве не знаешь, что сначала мои поля убираются, а только потом ваши!? Эй, холопы, ко мне!

Сопровождающие боярина слуги гурьбой подъехали к нему, и один из них, старший над холопами, Юшман, крупный сорокалетний мужик, спросил:

– Что прикажете, господин?

– Всех сгонять на наши поля! – приказал Семен Андреевич. – Плетьми гнать, быдло! Кто остановится, топтать конями!

Боярские слуги на сытых конях рванулись по полю. Засвистели плетки и закричали люди, которые не понимали своей вины.

– Эй! – окликнул боярин одного из слуг. – Погоди, не бей…

Он подъехал ближе и увидел сидящую на земле миловидную девушку. От удара плетью ее рубаха лопнула, и с высоты седла боярин смог увидеть очень даже недурственную девичью грудь.

– Кто такая? – спросил он.

– Светланка, дочь вдовы Игнатовой, – ответила девушка, которая заметила непорядок в своей одежде, смутилась, густо покраснела и попыталась запахнуться.

Боярин Семен подмигнул холопу и сказал:

– Хватай девку, с собой в усадьбу возьмем. Давно «свежачка» не пробовал.

Слуга, откормленный на хозяйских харчах здоровяк, перегнулся с седла и, схватив девушку за талию, с легкостью приподнял тело, а потом перекинул его через седло. Светланка закричала, и к ней на помощь бросился молодой крепкий парень. Но куда там… Скакавший мимо крестьянина боярский холоп ударил его плетью по голове и парень, как подкошенный, рухнул наземь.

Довольный развлечением боярин залихватски свистнул и направился в сторону усадьбы. А холопы, развернув лошадей, предвкушая вечером хорошее угощение с барского стола, помчались за ним вслед. Когда барин пробовал «свежачка», он становился добрым и разрешал дворовым выкатить из подвалов бочку меда или иного хмельного питья. Девке-то что, от нее не убудет – словно курочка отряхнулась и дальше пошла, а на вино хозяин не слишком щедр…

Парня, который пытался заступиться за девушку, звали Митяй Корчага. Он провалялся без памяти остаток дня и всю ночь, и очнулся только утром в избе деревенского старейшины Акима Корчаги.

– Что со мной? – обхватив руками перевязанную тряпицей голову, спросил парень.

– Холопья боярские тебя плетью ошеломили. Сам знаешь, как они умеют в кожу железки вплетать, – сказал сидевший в углу Аким, который втирал в рассеченные ладони мочевину.

– Значит, мне не привиделось, что Светланку увозят… – потирая затылок, с неизбывной, почти животной обреченностью в голосе, просипел Митяй.

– Не привиделось… – подтвердил старик.

– Дед, а что же мне теперь делать?

Старик поднялся, приблизился к парню и сказал:

– Беги внук.

– А как же Светланка?

– Нет больше твоей невесты.

– Как?

Парень попытался вскочить на ноги, но он все еще был слаб и рухнул обратно на лавку.

– А вот так. Не далась она боярину, а тот озлился и насмерть ее запорол. Ночью к соседке Юшман из усадьбы приезжал, он и рассказал.

– Что же это творится!? Почему в мире такая несправедливость!? Дед, отчего так!?

Аким выглянул в окно, никого рядом не заметил и продолжил уговаривать внука:

– Бежать тебе надо, Митяй. На Дон. Мы волюшки никогда не нюхали. Так может у тебя получится. У меня по молодости не вышло уйти, бабка твоя забеременела. У отца твоего Алексея, который в Азовском походе погиб, не получилось. А тебе сам Бог знамение дает, что уходить надо, раз твою невесту загубили. Беги, не будет тебе здесь житья и покоя.

– А как же ты, дед?

– Что я, внучек? Жизнь прожита. Ты у меня один из всех близких остался. Поэтому в первую очередь о тебе думаю.

Прошел час. Парень немного оклемался, молча, собрал котомку с нехитрым припасом, вышел на двор и поклонился отчему дому. После чего размашисто перекрестился и зашагал в сторону Тверского тракта. Впереди была трудная и опасная дорога на юг, к вольному Тихому Дону. И покидая родные места, Дмитрий Алексеевич Корчага поклялся, что когда-нибудь он обязательно вернется назад и отомстит за смерть своей любимой.

Войско Донское. Бахмут. 02.07.1707.

Я много думал над тем, как изменить ход истории и возможно ли это. Все прикидывал, каким способом дать отцу знания о будущем. Однако пока я размышлял, все изменилось без моего прямого участия. Наш разговор с Кондратом, который состоялся в приказной избе, взволновал его. Словно маленький камушек, который пробуждает лавину, он подтолкнул атамана не ждать у моря доброй погоды, а выехать в путь-дорогу, чтобы навестить старых товарищей. И во время этого путешествия произошла встреча, которая изменила весь, казалось бы, уже предопределенный ход исторических событий.

Впрочем, об этом надо рассказывать по порядку…

Две недели мы путешествовали по казачьим землям. Как выехали из Бахмута, нигде дольше, чем на одну ночь не останавливались. И за это время я перезнакомился с таким количеством людей, что голова кругом шла. Есаулов верховских, Никифорова и Банникова, уже знал. А помимо них мы побывали в гостях у Игната Некрасова в Голубовском городке, у дядьки Ивана в Трехизбянской и у дядьки Акима в Рыковской.

Пыльные дороги и загорелые лица, зеленые станицы и укрепленные городки, и каждый день новые встречи с казаками и беглыми, которые поддерживали Булавина и его идеи. Везде в это время я был рядом с отцом и поражался тому, сколько у него односумов, боевых товарищей, торговых партнеров и просто хороших знакомых. Почти везде атамана знали и уважали, где-то побаивались и были с ним осторожны, а где-то по случаю его приезда устраивали небольшой праздник.

Многое можно об этих двух неделях вспомнить, материала на целую книгу хватило бы. Но это все не так важно, как то, что произошло в один день.

Мы, то есть батя, пара казаков из его ближних людей и я, навестили в Кагальницкой станице атамана Тимофея Соколова. Встреча прошла как обычно. Батя с атаманом говорили о делах, обсудили новости и слухи, помянули недобрым словом зажравшихся казаков из донской низовой старшины, а потом условились о помощи друг другу в случае возможного прихода царских карателей и розыскников. Дальнейший наш путь лежал в один из безымянных хуторов неподалеку, где по слухам обретался атаман Иван Стерлядев, еще один односум Булавина, недавно побивший наглого чернеца в низовьях Дона, и теперь отсиживающийся в укромном месте.

Выехали из станицы рано утром и вдоль речки Кагальник двинулись вверх по течению. Сытые кони шли бодро. Погода радовала. Слева речка, а справа густая роща. Все спокойно, но тут на узкую пыльную дорогу вышли три спешенных казака, при саблях и пистолетах. Я оглянулся назад, а там еще двое, и тоже при оружии. Моя рука сама собой легла на подаренную отцом перед отъездом из Бахмута легкую кавказскую шашку, и я подумал, что, наверное, по наши души прислали убийц. Пистоли у нас не заряжены, и если неизвестные казаки начнут стрелять, единственный шанс на спасение – всем вместе лошадьми пробить проход в степь. Оставалось только дождаться команды отца. Но опасности не было, и перекрывшие дорогу люди оказались не врагами.

Один из казаков, что стоял впереди, мощный в плечах чубатый русоволосый мужчина, вышел вперед. Он остановился перед мордой вороного батиного жеребца Буяна, который нервничал и бил по земле копытами, а потом сказал:

– Полковник Иван Лоскут шлет тебе привет, атаман, и просит пожаловать к нему на уху.

– Где он? – спросил отец.

– В роще, только чтобы тебя повидать в эти края выбрался.

– Веди.

С дороги мы свернули в рощу и по узкой тропинке вышли на небольшую по кругу поросшую колючим кустарником поляну. Здесь находилось с десяток лошадей, и горел костерок, на котором висел походный котелок с булькающим варевом. И возле огня, на поваленном старом бревне, сидел человек, седой и сгорбленный годами невысокий старичок в накинутом на голое тело простом линялом кафтане. Это и был полковник Иван Лоскут, личность настолько противоречивая и загадочная, что я не знал, как к нему отнестись.