Во-первых, Лоскут соратник Степана Тимофеевича Разина, у которого он был писарем.

Во-вторых, друг семьи Булавиных, то есть моей семьи, они еще с дедом на Волге боярские струги чистили.

В-третьих, он самозванный полковник и профессиональный революционер с уклоном в разбой.

В-четвертых, очень умный, верткий и ловкий человек, которого вот уже тридцать лет царские сыскари ловили, но все никак поймать не могли.

Да, что говорить, в одних исторических документах он подавался как голь перекатная, пьянь и рвань, а в других как богатый и справный казак с огромными связями по всей Руси и заграницей. Кому верить? Вывод самый разумный. Никому не верить, а лично определяться, смотреть, слушать и делать выводы.

Казаки из отцовских ближних людей и люди Лоскута остались возле тропинки, а мы с отцом спрыгнули с коней и направились к костру. Подошли и атаман поприветствовал самозванного полковника:

– Здрав будь, дядька Иван.

– Здравствуй, Кондрат, – Лоскут встал, и они с Булавиным крепко обнялись. Затем полковник посмотрел на меня, взял своими сухими жилистыми руками мои плечи, чуть встряхнул и сказал: – Вырос, Никиша, и вытянулся преизрядно. Десять лет тебя не видел, а ты вон уже какой. Богатырем растешь.

– Здоровьица вам, дед Иван, – произнес я.

– Ладно, – разинский соратник отпустил меня, – иди к лошадям, а мы тут, с батей твоим переговорим.

Я посмотрел на отца, и он сказал:

– Пусть останется, пора его к делу приучать.

– Ну как знаешь, – полковник присел на бревно, дождался, пока мы расположимся вокруг, помешал длинной ложкой уху в котле, бросил быстрый оценивающий взгляд на Булавина и спросил: – Зачем я тебя нашел, понимаешь?

– Нет, – батя отрицательно покачал головой.

– Странно. Я думал, что ты уже последние новости знаешь. Поэтому и мечешься по всему Войску, беседы крамольные с людьми ведешь.

– О чем я должен знать, дядька Иван?

Лоскут помедлил, посмотрел на повисшее над нами солнце и ответил:

– О том, Кондрат, что царь указ написал. А в том указе князю Юрию Долгорукому велено ловить всех беглых на Дону.

– И как давно сей указ написан?

– С месяц уже, а то и больше. Я про него только дня три как узнал. Отлеживался в одной из станиц, а тут все в один час, и про указ известие, и про то, что ты уже пару недель по городкам донским ездишь. Вот и подумал, что ты все знаешь, или сам беду почуял.

– Нет. У меня таких людей, которые бы столь важные новости быстро приносили, пока не имеется.

– А надо бы иметь…

– Со временем, может быть, кто-то и появится.

– Нет времени, Кондрат. Осенью Долгорукий будет здесь, а что он за человек тебе хорошо известно.

При этих словах, отец потер левый бок, где, как я знал, у него имелся длинный шрам от сабли. Он поморщился и кивнул головой:

– Знаю его, под Азовом сталкивались. Я тогда на стену одним из первых поднялся, думал, что награду получу, а тут этот князек со своим гонором. Слово за слово и драка с его холопами. Насилу отбился. Царь меня за эту драку простил, но и награду я не получил.

– Вот видишь, князя Юрия ты знаешь, и как он к казакам относится, понимаешь. Что делать станешь?

– Буду ждать и смотреть, что дальше произойдет.

– А я тебе и без ожиданий скажу, что может быть. Лукьян Максимов тоже про карателей ведает. Поджилки у него трясутся, и войсковой атаман ищет того, кто в случае большой беды от князя, смог бы его прибить. И на кого он посматривает, догадываешься?

– Немудрено догадаться, на меня, наверное.

– Правильно, потому как ты человек известный и крови не боишься. Помнишь, как ты от слободских людишек и царевых солдат солеварни освобождал? Вижу, что не позабыл. Тогда Лукьян тебе тоже говорил, мол, ты дело сделай, а мы прикроем. И потом он же со своими товарищами тебя выдать хотел. Разве не так?

– Я на память пока не жалуюсь.

– Теперь так же будет, если Долгорукий зверствовать начнет. Ты, Кондрат, князя убей, а потом мы тебя укроем. Так скажут Максимов и старожилы из богатых низовых казаков.

– Не будет этого! – отец вскочил с места.

– Ты успокойся, сядь, и не шуми, – тихо и вкрадчиво сказал полковник.

– Все! Я спокоен.

– Вот и хорошо. Соображаешь нормально?

– Да.

– И что скажешь?

– Не стану я пешкой Максимова и его друзей. Сам все сделаю, и сам за собой казаков поведу.

– Вот и правильно. С чего начнешь?

– Хотел завтра в Черкасск направиться и с Ильей Зерщиковым поговорить, да видно не судьба. Прямо сейчас в Бахмут вернусь и там всех сотников да атаманов, кто за меня стоит, на Круг соберу. Ты со мной, дядька Иван?

– С тобой, а иначе бы и не суетился.

– Кто тебя знает, ты как перекати-поле, сегодня здесь, а завтра ищи-свищи полковника Лоскута.

– Это верно, и поначалу я думал в стороне отстояться, самого бунта дождаться и только тогда в дело вступать. А на тебя посмотрел и решил, что тянуть не стоит.

Атаман прищурился и, пристально посмотрев на старика, спросил:

– И что, твои прознатчики тоже моими людьми станут?

– Если я разведкой займусь, тогда станут, – усмехнулся Лоскут.

– Договорились.

Разговор был короткий, я тому свидетель. Поспела ушица и подошли казаки. Все поели, и настал черед снова вернуться к делам. Отец с Лоскутом, уже без меня, что-то обсудили, крепко поспорили и я даже думал, что дойдет до драки. Но все утряслось, полковник и будущий предводитель восстания ударили по рукам, и казаки, что булавинцы, что лоскутовцы, стали получать приказы атамана:

– Илья, направишься в Старо-Айдарский городок. Там найдешь Семена Алексеева по прозванию Драный, скажешь ему, что он срочно нужен в Бахмуте. Коль будет спрашивать, намекни, что каратели с Москвы идут, беглых людишек ловить, – Кондрат усмехнулся и дополнил: – Драный сам из беглых и как он барский дом перед побегом поджег московиты еще помнят.

– Сделаю.

– Андрей, в Голубовский городок помчишься, к Игнату Некрасову. Ты его помнишь, пять дней назад у него гостили. Скажешь, что время пришло и он нужен своему народу.

– Помню Игната, все как есть передам.

– Тебя как зовут? – спросил атаман одного из лоскутовцев.

– Ерема, – ответил он.

– Помчишься к Григорию Банникову и Филату Никифорову. Скажешь, быть им второго числа в Бахмуте, дело срочное.

Вскоре посланцы умчались к адресатам. А мы, в сопровождении пары лоскутовцев, вертких молодых казаков, вместе с полковником направились к дому. Трое суток скачки с редкими остановками, только чтобы лошадей не загнать, и мы в Бахмуте. Сбор был назначен на второе июля. И в это число, все кто должен был прибыть, уже находились в городке.

Собирались не в приказной избе, а в доме атамана. Лишних людей не было. Мачеха Ульяна уехала к сестре в Белгород, там рожать собралась, а мы с Галиной молчаливые и понятливые, с самого детства приучены зря не балаболить и языками не трепать. Меня прочь не гнали, но и за стол вместе со всеми, разумеется, не сажали. А знать о том, что намечается, хотелось. Поэтому я затаился серой мышкой на печи, и каждое слово ловил.

Итак, Тайная Вечеря в доме атамана Кондратия Афанасьевича Булавина. Присутствовали: сам бахмутский атаман, Семен Драный с сыном Михаилом, есаулы верховые Банников Григорий и Никифоров Филат, Некрасов Игнат из Голубовского городка, полковник Иван Лоскут, а так же несколько атаманов, старшин и влиятельных казаков из разных станиц. Чтобы скрыть прибытие гостей все они приезжали тайно, в сумерках и без огласки.

Отец поднялся из-за стола, оглядел всех собравшихся и заговорил:

– Браты! Беда на Дон идет, каратель Юрий Долгорукий с сильным отрядом. Он имеет самые широкие полномочия и поддержку царя. Крови будет пролито много, а потому станем биться с ним насмерть. Кто пойдет со мной до конца? Кто встанет за наш присуд и казачью волю?

Собравшиеся за столом казаки и атаманы поддержали его:

– Мы с тобой!

– Не отдадим свободу!