Гордеенко повел мощными плечами и сказал:

– Коль меня в кошевые выберут, помощь вашему делу будет. Обещаю.

– Сколько сил у запорожцев есть, чтобы нам в подкрепление прийти?

– Много войск выделить не сможем. Мазепа – прихвостень царев, под боком. В любой момент в спину ударить может. И московские полки в Киеве стоят, а помимо этого, как ты правильно заметил, Каменный Затон на левом берегу Днепра. В общем, тысяч десять сабель на Дон послать можно – это точно, а большего не жди, друг ты мой Кондрат.

– Погодите, браты, – отозвался Лукьян. – Раз такое дело заворачивается, есть предложение как гетмана Мазепу к нам привлечь.

– Говори, Лукьян, – заинтересовался Костя.

– Вы слышали про генерального судью Кочубея Василия Леонтьевича?

– Да, – сказал Булавин.

– Знаем, конечно, дружок Мазепы, опять-таки личность сама по себе богатая и влиятельная, такого на кривой козе не объедешь, – добавил Костя.

Лукьян, словно заправский заговорщик, напустил на лицо серьезную таинственную мину и пододвинулся ближе к друзьям:

– Конец их дружбе. У Кочубея мой побратим Петр Семерня служит. Так он говорит, что старый хрыч Мазепа закрутил любовь с дочкой судьи – Матреной, а она его крестница, между прочим. Гетман даже свататься приезжал, от ворот поворот получил и в ярости к себе умчался. Однако переписку с Матреной ведет, и встречи тайные полюбовные имеет.

– Вот же, греховодник старый… – удивленно сказал Кондрат.

– Дальше продолжай, – поторопил Костя.

– Все сношения их и шашни через Семерню идут, а он полюбовников, бывает, подслушивает. Мазепа говорит, что под руку Речи Посполитой отдаться готов, со Станиславом Лещинским через иезуитов переписку ведет и с королем шведским. Русский царь Карла у Смоленска караулит, и если швед на Украину повернет, выбор у Мазепы невелик, или разорение всего края, или договор с бывшим врагом. А раз так, то гетман уговаривает Матрену с ним бежать, и обещает ее польской дворянкой сделать. Ну а Кочубей, тем временем на него в Москву доносы пишет, подозревает что-то. Только вряд ли ему там поверят. Царь Петро гетмана дюже любит, а в наших делах мало что понимает.

– Надо узнать точно, когда у гетмана с Матреной следующая встреча. Подловим голубков и поговорим с Мазепой по душам. Если он, в самом деле, готов против царя пойти, можно убыстрить события. За ним тридцать тысяч реестровых сабель, сила немалая, – сказал Булавин.

– Сделаем, – пообещал Лукьян. – Мы с Семерней постоянно письмами обмениваемся.

Костя Гордеенко задумался и, что-то решив, высказался:

– Может получиться. Многие Москвой недовольны и вольности хотят. Из гетманских казаков лично Мазепе преданных только половина, а то и меньше. Остальные на Сечь смотрят или на своих полковников. Если гетман сам царю изменит, треть с ним пойдет, не больше, а если с нами заодно, почти все полки присоединятся.

– Выходит, договорились? – спросил бахмутский атаман. – Выступаем против царя?

– Да, – кивнул Хохол.

– Будет дело, – согласился Гордеенко.

Атаманы ударили по рукам, поклялись стоять заодно до самой смерти и стали готовиться к скорой поездке на Сечь.

Войско Донское. Бахмут. 10.07.1707.

– Нападай!

По пояс голый мускулистый парень, один из казаков Лоскута, держа в правой руке толстую тяжелую палку, которая по внешнему виду напоминала саблю, левой поманил меня на себя.

Делать нечего, я сам попросил лоскутовцев погонять меня по воинским наукам. Им интересно, а мне тяжко. Они к делу подошли ответственно и без малейшего намека на халтуру. Поэтому учеба по полной программе. Всего с полковником Лоскутом семь человек, и молодых профессионалов военного дела, как я их для себя обозначил, боевиков, среди них трое. Двое постоянно рядом с полковником, который занимается только ему ведомыми делами и постоянно где-то пропадает. А один всегда в Бахмуте на нашем дворе, за обстановкой присматривает и меня тренирует. Сегодня очередь Василя Чермного, которому сабли интересны больше чем огнестрелы, а значит, синяков я нахватаю столько, что потом полночи буду на лавке ворочаться.

– Ну же, чего застыл!? Вперед! – подбодрил меня Василь.

Поежившись в своем учебном доспехе, толстом полушубке с войлочным подкладом, я перехватил оружие, палку, чуть покороче, чем у моего учителя, и начал наступление.

Шаг. Второй. Третий. Василь топает ногой и резко подается вперед. К этой манере я уже привык, он меня пугает. Но на долю секунды все равно застываю на месте.

Снова двигаюсь вперед и собираюсь атаковать условного противника в корпус.

Замах! Рывок! И… От удара ногой в грудь, я откатываюсь обратно.

Поднявшись, я отряхнулся и спросил:

– Опять меня глаза выдали?

– Они самые, – подтвердил Василь. – Ты смотришь, куда хочешь ударить, а необходимо мой взгляд держать.

– Понятно.

– Атакуй!

Снова я пошел на Василя, а он стоял на месте. Левая нога вперед. Взгляд только на «противника». Прыжок! Выпад! Тяжелая палка своим острием должна ударить тренера в голову, но там, куда я целился, уже никого не было. Василь делает пол шага в сторону, и легко ударяет меня палкой в бок. Однако я тоже не лыком шит, не первый день по двору с учебной саблей скачу, словно антилопа по степи. Новый синяк получать не хотелось, тело среагировало само, и я отскочил в сторону.

– Неплохо. Продолжай!

Длинный шаг вперед. Палка свистит в воздухе. Мне кажется, что теперь я точно достану Василя, и снова у меня ничего не выходит. Учебная сабля сталкивается с оружием тренера и отлетает обратно. Чермный контратакует и ловит меня на замахе. Всего полшага навстречу. Он подступает вплотную и снова толкает меня в пыль. Обидная ситуация, конечно. Но от такого мастера тумак не обида, а наука, за которую надо говорить слова благодарности.

Поднялся. Наскок. Упал.

Подъем. Атака. Получил шлепок палкой по спине.

Раз за разом атака. Затем разъяснение ошибок. Показ приемов. Работа кистью. Финты, атаки, уколы в запястье. Понял? Да. Начали. Все по новой.

Атака. Удар по ноге. Прыжок. Пощечина в лицо. И так три часа подряд. До тех пор, пока у меня окончательно не иссякли силы, и Василь, заметив это, разрешает немного отдохнуть.

С трудом, преодолевая сопротивление тела и перебарывая себя, я подошел к дому, и прислонился спиной к бревнам. Скатился вдоль стены на землю и постарался не двигаться. Рядом, присев на корточки, расположился Чермный. Тренер посмотрел в мое лицо. После этого похлопал ладонью по щеке и сказал:

– Э-э-э, Никифор, да ты бледный совсем. Переутомился. Отдых тебе нужен. Большой перерыв сделаем.

– Ничего, я еще смогу, – отозвался я, еле выталкивая из себя слова.

– Нет, отдыхай, а то сердечко может остановиться или в теле что-то надорвется. Все надо делать своевременно, а здоровье беречь смолоду.

– Хорошо, – я сделал паузу и спросил Чермного: – Василь, вопрос можно?

– Давай.

– А вы, кто всегда рядом с Лоскутом, откуда?

– В смысле, откуда? Что тебя интересует?

– Ну, где вы родились? Где жили? Кто вас обучал?

– Вот ты про что…

Я ждал ответа, но его не было. Василь мой вопрос проигнорировал. Давить на него и повторять свои слова бесполезно. Наверняка, он только улыбнется и промолчит, а если стану ему докучать, встанет и уйдет. Странная ситуация, и если докапываться до правды, надо с другой стороны заходить, спрашивать не боевиков, а полковника Лоскута. Впрочем, полковник тринадцатилетнему парню не ответит, величина не та. Он Разинский соратник и, как поговаривают люди, один из тех, кто знает местонахождение захоронки великого атамана. Той самой, где атаман большую часть персидской и кавказской добычи спрятал. А я пока еще только сын бахмутского атамана и сам по себе никто. Ну, ничего, вскарабкаюсь наверх, заработаю уважение и, если не погибну, о многом Лоскута спрошу. Дайте только срок.

Немного отдышавшись, я повернулся к Василю, и спросил: