Бетани Шусслер была не просто соседкой, а начальницей Эллиота. Когда он начал работать на её фирму в конце девяностых, она помогла ему найти дом, посоветовав ему своего агента по недвижимости. Грегори думал, что на месте отца ему бы не захотелось жить бок о бок с начальницей. Хотя, по словам Эллиота, Бетани была «мировой бабой», и делала его дни на бирже на диво сносными. Когда они всем отделом ходили в бар после работы, она заказывала крепкие мужские напитки, нe фруктовые бабские коктейли. Будучи на восемь лет моложе Эллиота, она зарабатывала в полтора раза больше.

– А что, отец опять проштрафился, что ты его начальницу ублажаешь?

– Вовсе нет. Я просто подумала, что она оценит дружелюбный жест. Я этот штрудель выпекла по немецкому рецепту. Кажется, её муж был немец? Мы их видели на октоберфесте. Эдуард разбирался в пиве и копчёной колбасе.

Потеряв мужа в теракте 2001 года, Бетани Шусслер воспитывала единственного сына одна. Её усилия не прошли даром. Стивен вырос красавцем, отличником, спортсменом и филантропом. Его уже приняли в Вест-Пойнт и предложили футбольную стипендию. Между игровыми сезонами он занимался плаваньем и лёгкой атлетикой. Пел в церковном хоре, разливал суп на кухне для бездомных, навещал пенсионеров в доме престарелых. Мелисса считала, что в корне его амбиции и дисциплины лежал элементарный невроз, и что с каждой медалью, с каждой грамотой мальчик приближался к нервному срыву, но держала своё мнение при себе. Не такой обширный у неё был профессиональный опыт, чтобы выносить столь смелые диагнозы.

Мелиссy куда больше тревожил сам факт существования Бетани, с которой муж проводил много времени. Для своих сорока пяти, вдова неплохо сохранилась, не прилагая к этому особых усилий. Её гладкого лба ещё не успела коснуться игла косметолога. От природы мелкокостная, с аккуратной подростковой грудью, она даже в брючных костюмах смотрелась женственно и обольстительно, сама не отдавая себе в этом отчёт. Дюймовочка, которая выпустила на свет сына-великана, гребла семизначные бонусы и не ныла о том, как тяжело приходится женщинам на бирже, пробуждала рыцарские чувства в окружающих мужчинах. Её видимое безразличие лишь разжигало их восторги. В разговоре с посторонними Эллиот называл её леди-босс, произнося эти слова с таким теплом и признательностью в голосе, что у Мелиссы тут же твердели кончики ушей. Её муж работал много и с удовольствием. По утрам он выбегал из дома благоухая одеколоном от Версаче, напевая под нос. Над ним не вился тот ореол обречённости, по которому можно было определить рядового биржевика. Своими знаками внимания, гостинцами, цветами и открытками, Мелисса хотела донести до соседки, что держит её в поле зрения. Недаром говорят, что потенциальных врагов надо держать ближе чем друзей.

– А что, правду говорят, что биржа вот-вот рухнет? – спросил Грегори.

– С чего ты взял?

– Да про это только и говорят в новостях. О чудо! Впервые демократы и республиканцы на чём-то сошлись. Кстати, кто мы такие? В смысле партийной принадлежности.

– Мы с отцом демократы, но без фанатизма.

– То есть, вы продажные демократы? Серединка на половинку? И вашим, и нашим?

– Можно и так.

– Так вот, и ваши, и наши xором обещают крах похлеще чем в тридцатые годы. Будет очередная депрессия, глобальный кризис. Конец капитализма.

Хотя в голосе Грегори не было особой тревоги, Мелисса включила тон психотерапевта.

– Не нагнетай. И поменьше слушай новости. Экономика проходит через циклы. В восьмидесятые годы, когда Рейган пришёл к власти, страна тоже пережила кризис. Тебя ещё на свете не было.

Смяв липкую салфетку в шарик, Грегори прицелился и швырнул её в корзинку.

– Знаешь, мам, а мне пофиг, если капитализму придёт крышка. Это фашистский режим. Так даже лучше будет.

Разве можно было ожидать другого ответа от мальчишки, который за всю свою жизнь не заработал ни доллара?

– То есть, тебе не будет жалко расстаться с домом? – спросила его мать.

– Не жалко. Наплевать мне на всё это. На дом, на пляж, на дорогие тачки, на лодку. Пусть придёт новая власть. Пусть всё заберут и поселят меня в барак с малоимущими. Мы будем жарить сосиски над костром и петь под гитару. Пожалуй, гитара, это единственная принадлежность, с которой я бы не хотел расстаться. А всё остальное, пусть горит огнём.

Мелисса кивнула, если не одобряюще то по крайней мере понимающе.

– Мы этот разговор про утопию ещё продолжим. А сейчас будь добр, отнеси выпечку Шусслерам.

Грегори чего-то ждал.

– Дай хоть ключи от тачки.

– Машину взял Питер. Зачем она тебе?

– Как я попрусь в такую даль?

Мать легонько шлёпнула его полотенцем по шее.

– Да тут четверть мили от силы. Не выдумывай.

Грегори взглянул на неё так, будто она предложила ему продать почку.

– Я ещё толком не оправился после сегодняшнего инцидента. Неужели никому нет дела? Я сегодня чуть не утонул. Ещё чуть-чуть, и я бы увидел тот самый яркий свет, про который рассказывают люди, пережившие клиническую смерть.

Мелисса, пока училась в аспирантуре, прочитала массу книжек на эту тему, включая «Лучезарные объятия». Ей казалось, что богословы и рекламные агенты объединились, чтобы взбить мистическую пену и скормить её массам.

– И по чьей вине ты оказался в воде?

– Папаня меня чуть не довёл до самоубийства своими наездами. Думаешь, я от хорошей жизни бросился? Конечно, удобно винить жертву.

– Значит, не хочешь идти пешком? У тебя есть прекрасный велосипед. Стоит в гараже без употребления. Выпросил, а сам не ездишь. Зря мы его покупали?

– Ничего я не выпрашивал. Вы с отцом задолбали меня. «Что тебе подарить на день рождения?» Ну, я и ткнул пальцем в каталог, чтобы отвязались. Всё равно вы заказали не ту модель. Чтобы меня друзья увидели на этом драндулете? И вообще, мне нельзя напрягаться.

– Напротив, физическая нагрузка пойдёт тебе на пользу. Сразу кровообращение восстановится. Иди, иди. А когда вернёшься, продолжим нашу беседу про социализм и загробную жизнь, на свежую голову.

========== Глава 3. ==========

Тарритаун, дом Шусслеров

При жизни Эдуард Шусслер увлекался садоводством и посещал ботанические выставки, откуда привозил редкие породы деревьев, кустарников и цветов, и разводил их на своём участке. Каждое лето он приглашал струнный квартет и устраивал концерт в беседке для соседей и клиентов.

После его смерти Бетани столкнулась с дилеммой. Она сама не разбиралась в растениях, и у неё не было времени с ними возиться. Нанимать садовника она принципиально отказалась. Ей не хотелось, чтобы за садом мужа ухаживали посторонние люди. В то же время, у неё переодически возникало кощунственное желание вырубить все растения и залить участок цементом к чёртовой матери. В конечном счёте она пустила всё на самотёк. Время от времени она просила сына подстричь траву перед крыльцом, но этим уход за ландшафтом ограничивался. За семь лет участок вокруг её дома превратился в ботанический концентрационный лагерь.

Грегори мужественно пробивался через джунгли, чувствуя что у него вот-вот случится астматический приступ. Сирень и олеандры выплёвывали на него свою пыльцу со всех сторон. Глаза у него слезились, и в горле щекотало. Над головой у него зловеще переплетались гибкие прутья дикой розы. Под колёсами велосипеда хрустела галька вперемешку с огрызками засохшей коры.

«Мам, ты у меня в долгу, – думал Грегори. – Следующий раз пошлёшь Пита».

Перед тем как позвонить в дверь, он решил закапать себе в глаза. Он уже достал крохотную пластмассовую бутылочку из кармана и запрокинул голову. В эту минуту нечто странное завладело его вниманием. На ветке вишнёвого дерева болталась розовая тряпка, дразня и призывaя его, точно флаг. Осторожно облокотив велосипед о покрытую плющом стенку дома, Грегори полез на дерево. Ловкостью он не отличался, но ветки были широкие и крепкие, и хвататься за них было удобно. Розовая тряпка оказалась лифчиком фирмы «Секрет Виктории», первого размера. На воздушной кружевной материи ещё сохранился слабый запах цветочного лосьона. Каким образом предмет интимного дамского гардероба оказался на дереве? Включив Шерлока Холмса в себе, Грегори сделал вывод, что лифчик выпорхнул из открытого окна на втором этаже.