Согрев атрофировавшиеся сосуды спиртным, Джек решил навестить друга. В институте «EuroMedika» все знали прокурора.

— Доктор МакАртур у себя в кабинете, — сказала секретарша за приёмным столиком. — Я доложу ему, что к нему пришли.

Через три минуты Джек Риф уже сидел в кожаном кресле напротив своего друга. Фамильярность, сложившаяся между ними, освобождала их от необходимости обмениваться привествиями.

— Как твоя Оливия? — спросил Дин, не отрывая глаз от медицинской карты. — Сколько врачи ей дают?

— Ещё неделю-две от силы.

— Правильно Оливия сделала, что отказалась от изнурительных лечений. Из твоих трёх жён она мне больше всех импонировала. Ты, наверное, вздохнёшь с облегчением, когда всё это закончится.

— Я не знаю, что делать с сыном. Ему пятнадцать лет. Думал отправить его в пансион, чтобы не путался под ногами. По-хорошему, надо выдрать ковровое покрытие, выбросить мебель и перекрасить стены, чтобы полностью избавиться от запаха Оливии. Только так я смогу начать жизнь с чистого листа.

Дин уронил ручку и впервые взглянул гостю в глаза.

— Зачем тебе чистый лист, Джек? Чтобы снова его замарать? Я же знаю тебя. Как только ты похоронишь Оливию, ты непременно найдёшь ей замену. Ты не можешь без этого яда, имя которому эстроген. Тебе как воздух нужны истерики, скандалы, унижения и требования. Ты приносил те же самые клятвы после первого развода.

Джек понимал, что его друг был прав и решил резко сменить тему разговора.

— Я пришёл сюда не для того, чтобы ныть. Расскажи мне про свою работу. Как твой последний проект?

— Продвигается, но медленно. У меня кончились подопытные кролики. Ты давно мне никого не присылал.

Под «кроликами» Дин подразумевал преступников-наркоманов, которых он принимал в качестве пациентов под предлогом реабилитации и на которых испытывал новые препараты. Осуждённые подписывали соглашение на лечение в обмен на более мягкий приговор. Джеку нравился сам факт, что он был вовлечён в таинственный научный процесс.

— Когда же мы разворотим это осиное гнездо на Южной улице? — спросил он, потирая руки.

— Надеюсь, скоро, мой друг.

— Это же просто сокровищница порока! У этих ребят все вообразимые наркотики в крови.

— Меня интересует одна из них. Она среди них новенькая. Тощая чернявая девчонка. На вид — лет пятнадцать-шестнадцать. У меня для неё особые планы.

— Малютка Хейзел? — в голосе прокурора проскользнуло почти отческое умиление. — Та, что бегает по трущобам с фотоаппаратом, щёлкает мусорные баки?

— Та самая. Я вижу в ней колоссальный потенциал, — Дин сомкнул белые руки под подбородком. — Она из них самая радикальная, но её можно перепрограммировать. У девочки нестабильная психика. Подобные ей кидаются из одной крайности в другую. Мне хорошо знакома её история. Она прибилась к Логану, потому что тот ей вовремя почесал спину. Вот она и и пляшет под его дудку. Но я с таким же успехом могу заставить её плясать под мою дудку. Я знаю, что случай запущенный и будет нелегко, но с Божьей помощью…

Упоминание о Боге заставило Джека вздрогнуть. За все эти годы он так и не смог привыкнуть к религиозности друга. Для Дина это было не просто выражение. Он действительно верил, что высшие силы одобряли его эксперименты.

В эту минуту зашёл Мартин, как всегда, без стука и приветствий. Прокурор, по своему обычаю, притворился что не заметил юношу, бесцеремонно присевшего на край стола.

— Эй, начальник! Помните дело Анастасии Уоррен?

— Семиклассницы, которая дёргала головой? Конечно помню.

— Её отец звонил. Он в полной прострации.

— По какой причине?

— Девчонка отличилась.

— Она продолжает ему хамить?

— Нет, как раз с отцом она прекрасно ладит. Они ездили на выставку военной техники. Зато когда пришла пора возвращать девчонку матери, тут и случился инцидент. Стаси ударила мать ножницами.

— Куда ударила? В глаз, в горло?

— Да нет, вроде в ключицу.

Дин торжествующе сжал кулаки.

— Ура — прогресс! Первый шаг к исцелению. Девочка научилась выражать свои эмоции. Она не копит обиду в себе. Когда человека душит ярость, ему свойственно хватать острые предметы. Мне иногда снится сон, будто у меня в руке кинжал. Я то вонзаю его в спину противника, то начинаю полосовать собственную грудь. Ничего в этом странного.

— Мне тоже иногда снится, будто я Вас сбрасываю не то с крыши, не то с моста, — признался Мартин. — Но то, что происшествие в семье Уоррен случилось наяву, это не просто подростковая фантазия. Есть пострадавшая. Результат налицо. Мистер Уоррен крайне встревожен. Естественно, он ищет виноватых.

Торжество на лице Дина моментально сменилось раздражением.

— В таком случае, пускай винит самого себя. Я пытался его убедить подержать дочь в стационаре ещё пару дней. Но как же! Он настоял на выписке. У него были планы сходить в чёртов зоопарк. Двенадцатилетняя дылда не видала обезьянок.

— Вы не боитесь, что он будет шуметь?

— А чего бояться? Пускай шумит. Он этим только привлечёт к себе внимание и будет выглядеть дураком. Он подписал все документы, не прочитав как следует. Я же не виноват, что люди ленятся читать то, что написано мелким шрифтом. В контракте описаны все побочные эффекты, включая вспышки агрессии. Но он спешил. Ему надо было успеть в кино на дневной сеанс. Пусть скажет спасибо, что его дочь вообще жива. Она была чуть тёпленькая, когда он её сюда привёл, — Дин повернулся к своему гостю. — Видишь, Джек, с чем мне приходится иметь дело? Пытаешься спасти мир и вместо благодарности получаешь претензии истеричных родителей, которые не могут совладать со своими детьми.

— Не знаю, имею ли я право бросать первый камень, — ответил со вздохом прокурор. — Мне самому нечем похвастаться в плане воспитательных достижений. Все мои дети — неудачники.

— Не все, — сказал Дин негромко, но твёрдо. — Ты прекрасно знаешь это.

Последние слова друга привели прокурора в смятение. Он начал поспешно заматывать шею шарфом.

— Пожалуй, мне пора. Не забудь, что я сказал про осиное гнездо.

— До встречи. Передай Оливии от меня привет, если она будет в сознании. Скорее всего, я не успею с ней попрощаться лично.

Когда нервные шаги прокурора заглохли в конце коридора, Дин откинулся в кресле и забросил ноги на стол.

— Хорошо иметь таких друзей как Джек Риф, — протянул он задумчиво. — Общение с ним лишний раз подтверждает правильность моего выбора. Посмотри на него. Бедняга похож на сушёную тилапию. Выпученные глаза — вот всё, что осталось. Ещё десять лет назад он выглядел прилично. Этот последний брак его доконал, — выплеснув яд в адрес друга, Дин перевёл взгляд на подопечного. — Ты всё ещё здесь? Забыл дорогу в общежитие что ли?

Мартин продолжал сидеть на краю стола. Дин вытянул шею и осмотрел свежий шов на лбу, который юноша сам наложил. Рана затягивалась удачно. Никаких признаков нагноения не было.

— У Вас душно, начальник, — сказал Мартин. — Я бы на вашем месте открыл окно.

— Чтобы ты мог меня из него вытолкнуть? Ищи дурака. Я знаю, ты об этом только и мечтаешь. Ты думаешь, твоя жизнь станет сказкой, если меня в ней не будет. В каждом юноше заложен импульс отцеубийства.

Дин скомкал страницу черновика и игриво швырнул в подопечного. Мартин резво перехватил бумажный шарик в воздухе.

— Раз уж разговор зашёл про отцов и детей.

— О боги… Ты опять за своё?

Мартин повернулся лицом к своему покровителю.

— Я Вас который раз прошу познакомить с моим настоящим отцом. Вы же знаете, кто он. И у меня странное чувство, что он тоже обо мне знает. Да, я в курсе, что у него семья.

— Весьма неблагополучная, — подчеркнул Дин. — Уверяю тебя, это не такая семья, в которой ты бы хотел родиться и вырасти.

— Я вовсе не собираюсь добавлять ему стресса и навязывать ему своё общество.

— Это ты сейчас так говоришь. А потом будешь ездить с ним на рыбалку, ходить с ним на стриптиз, a я буду жутко ревновать. Ведь ты мой мальчик. Я воспитал тебя.