========== Глава 60. Эхо рыданий ==========
Из-за колонны раздавались жалкие всхлипы. «Дочь моя… Невинная малютка».
Значит, органист солгал. Пакетта не уехала в Реймс. Она до сих пор находилась в Париже. Я заметил, что в её голосе уже не было надрыва. Она хныкала будто по привычке.
— Ты всё ещё плачешь? — спросил я, прислонившись плечом к колонне. — Сколько можно? Неужели не надоело?
Издав последний всхлип, женщина вышла из-за колонны. Передо мной стояла Алоиза Гонделорье. Лучи заходящего солнца, пробиваясь сквозь витражи, раскрасили цветными пятнами её бледно-голубой наряд.
— Наверное, мне придётся найти другой храм, — сказала она. — Конечно, это будет странно. Ведь мой дом напротив собора. Но я больше не могу приходить сюда. Так будет лучше после всего случившегося.
— Сестра, о чём Вы? — спросил я её. — Что случилось?
Она усмехнулась сквозь слёзы и утёрла рукавом кончик носа.
— О, я поняла Ваш намёк. Значит, мы опять на «Вы»? Как ловко Вы всё обернули, святой отец. Так хладнокровно и… справедливо. Я понимаю, Вам нужно думать о своей репутации. Прихожане переглядываются и судачат. Чопорная вдова Гонделорье зачастила к архидьякону Жозасскому. Не может быть, что они обсуждают лишь предстоящее венчание Флёр-де-Лис, — Алоиза прижала руку к губам, и слёзы опять заструились по острым костяшкам. — Я сожалею о своём поведении, об излишней откровенности. Я знаю, что наговорила лишнего, непристойного. Я не ожидала, что мои исповеди так далеко зайдут. В моём кругу так трудно найти искреннее сочувствие. Нужно держаться на людях. Иначе злорадству не будет конца. Моя бедная дочь. Она так страдает. Размышляя о её несчастье, я не могу не задумываться о своём.
— Сестра, я понятия не имею, о чём Вы сейчас говорите.
Я на самом деле не вникал в суть её слов. Она говорила на каком-то тарабарском языке загадок и намёков, впрочем, как и подобало женщине из высшего круга.
— После венчания — если ему суждено состояться — я больше не приду в собор и не смущу Вас своим присутствием, господин архидьякон. Я найду нового духовника, который не будет знать все мои секреты. Я начну новую, праведную жизнь. Быть может, я уеду из этого дома. Я Вас прошу лишь об одном.
— Что угодно, сестра.
В эту минуту я действительно готов был пообещать ей что угодно, лишь бы положить конец этому неловкому разговору.
— Займитесь своим здоровьем. Вы не можете продолжать так издеваться над собой. Я всю ночь не спала, молясь за Вас.
— Не стоит тревожиться, сестра. Я знаю, у меня усталый вид, но моё состояние не так уж тяжело. Ничего не поделаешь. Когда переваливает за тридцать пять, начинают досаждать мелкие недуги. Тянет плечо, колет в боку, звенит в ушах…
— Ничего себе «мелкие недуги»! Вы целые сутки пролежали без сознания.
Её последнее сообщение задело моё любопытство.
— Вот как? Забавно. Целые сутки, говорите? Мне никто не сообщил.
— Неужели Вы не помните? Вы упали в обморок после причастия. Схватились за грудь и растянулись у самого алтаря. Я видела это своими глазами. Причетники унесли Вас в Вашу келью. Монсеньор Ван дер Моллен встал на Ваше место и довёл мессу до конца. Как я поняла, это случается уже не в первый раз. Эти сердечные приступы…
— Какое счастье, что Ван дер Моллен оказался рядом, — ответил я. — Он мне ровесник, но при этом исполнен сил и амбиций. Можете спокойно доверить свою растревоженную душу этому фламандцу. Он приведёт её в порядок. А за меня не волнуйтесь. Постараюсь дотянуть до венчания вашей дочери, сударыня.
Скрестив руки на груди, я медленно поклонился и остался стоять в такой позе, не поднимая головы, давая ей знать, что мне нечего было добавить.
— Клод… Я в последний раз назову тебя по имени. Я не буду тебя больше тревожить. У тебя хватает забот помимо глупой болтливой вдовы. Но я не заберу назад то, что сказала тебе в прошлый раз. Мне не стыдно. И от своих признаний я не отрекусь.
Я стоял на том же место, провожая её своим молчанием. После того, как она удалилась, стены, казалось, хранили эхо её всхлипов. Я слышал сразу несколько женских голосов, восклицающих «Дочь моя!»: Пакетта Гиберто, Алоиза Гонделорье и Джулия Полеро, мать моей кузины Виттории, хором оплакивали участи своих дочерей.
Мне пришла мысль о том, что было бы неплохо и мне исповедаться. Вот только кому? Ведь не епископу же. Похоже, он махнул на меня рукой после того, как я отказался наблюдаться у королевского лекаря. В том, что мой конец приближался, сомнений быть не могло. Иначе как объяснить эти обмороки, провалы в памяти, наваждения, голоса с того света? А что, если я всё это себе надумал? А что, если никакой цыганки и в помине не было? Возможно, я уже умер и попал в один из кругов ада? В таком случае, исповедь мне бы уже не помогла.
Размышляя над своим трагикомичным положением, я медленно вышел из собора. У меня не было никакой определённой цели. Я давно понял, что ставить цели было бессмысленно. Так я и плёлся наобум, глядя под ноги.
У моста я вдруг почувствовал лёгкий толчок в плечо.
— Учитель, — фыркнул мне в ухо Гренгуар, — нехорошо нарушать обещания.
— Вы меня искали, мэтр Пьер?
— Я жду Вас больше часа. Неужели Вы забыли наш договор? Или Вы передумали? Только не говорите мне, что смалодушничали.
Мне было очень интересно узнать, какой договор у нас был с Гренгуаром. Что я ему наобещал, в какой заговор втянулся во время очередного забвения?
— Что Вы, мэтр Пьер, — ответил я тихо и невозмутимо. — Разве я когда-нибудь отступался от своих замыслов?
— Прекрасно! — воскликнул он, потирая сухие ладони. — Значит, Вы обо всё позаботились? Лодку приготовили?
— Да, конечно. И лодку, и вёсла…
— Я знал, что на вас можно положиться, учитель! Простите, что сомневался в Вас. Вы не представляете, что значит для меня это невинное создание.
========== Глава 61. Флаг арготинцев ==========
Прошло некоторые время, пока я понял, что невинное создание, которое так рвался спасти Гренгур, было козой, а не цыганкой. Как я мог забыть его трепетную привязанность к Джали? Тем лучше для меня. Он бы помог мне выманить цыганку из убежища, а потом не стал бы возражать, если бы я забрал её у него с рук.
— Бродяги пойдут по Парижу молча, — нашёптывал он мне на ухо, хотя на мосту не было ни души. — Пароль — «Короткие клинки звенят!». Факелы зажгут лишь перед собором. Какое зрелище нам откроется, учитель! Клянусь Юпитером, жаль, что Вас не было во Дворе Чудес. Вы не видели, как Клопен строил отряды. Все бродяги — мужчины, женщины, дети — гурьбой повалили из таверны, грохоча оружием и старым железом. Косы, пики, резаки и копья! Воистину, этот малый достоин восхищения! Собрать такую армию в одночасье. Капитану королевских стрелков есть чему у него поучиться.
— Вот будет канонникам сюрприз, — пробормотал я, глядя в чёрные воды Сены. — Перепугаются как зайцы.
Я не лелеял иллюзий по поводу того, что сподвигло бродяг на подобную вылазку. Этот штурм затеяли не ради одной бедной цыганки. В часовне святого Фереоля и Ферюсьона находились две статуи, изображающие одна святого Иоанна Крестителя, а другая — святого Антония, обе из чистого золота, весом в семь золотых марок пятнадцать эстерлинов, а подножье у них из позолоченного серебра, весом в семнадцать марок и пять унций.
Решив, что я ускользнул мыслями, Гренгуар сжал мне локоть.
— Учитель! Среди повстанцев Ваш брат.
— Неужели?
— Я видел его собственными глазами. Он был мертвецки пьян и горланил в объятиях какой-то девицы. Пусть этот бездельник Нептун посадит меня на свои вилы, если я лгу.
— Я не обвинял Вас во лжи, мэтр Пьер. Я Вам охотно верю. Во время нашего последнего разговора я сам посоветовал Жеану стать бродягой, раз уж у него не получилось стать академиком. Идти против своей истинной природы — сущее преступление. Я лишь недавно пришёл к этому выводу.
