Наблюдать за ним всякий раз, когда он приходил ужинать, и чаще всего его спутницами были такие же светловолосые девицы, которые мало отличались между собой. Подглядывать издалека, из-за дверей, ведущих на кухню. Каждый раз.. Это было похоже на помешательство и одержимость. Как будто что-то магнитом тянуло к этому человеку, и что происходило с сердцем, которое учащало пульс в три раза, стоило тому появиться на горизонте. Проблема была в том, что Смауг Трандуила не замечал. Он проводил время с девицами или какими-нибудь партнёрами в деловых костюмах, после чего уезжал из ресторана. И Трандуилу оставалось ждать его следующего посещения, чтобы наблюдать снова.
Однажды управляющий заметил его взгляды на постоянного посетителя и высказал всё, что думает об этом. «Этот влиятельный человек не обременён никакими связями и проводит время в клубе в западной части», — сказал он, после чего посоветовал даже не думать, что подобный сорт людей может взглянуть на какого-то официанта, а если Трандуил вздумает подкатывать к посетителю, то вылетит с работы, как пробка, в ту же секунду — ресторан своей репутацией очень дорожил.
И он в первый же свой выходной вечер отправился в тот самый клуб. Конечно, его туда не пустили, сразу указав, где его место. Сюда имели доступ только приличные люди соответствующего круга, но не кто попало. Но и тогда он не сдался, а пришёл устраиваться на работу, ведь в клубах тоже наверняка нужны были официанты… Оказалось, что нет. А вот шлюх как раз набирали, но владелец клуба, который сразу поверг Трандуила в ужас своим видом, заявил, что парни вообще не нужны. Их и было не так много, а новые не требовались, но Трандуил так долго умолял его, что тот с утомлённым рыком согласился взять его на испытательный срок.
По наивности своей Трандуил думал, что ему не придётся спать с кем придётся, а таким образом он просто получит пропускной билет в клуб для того, чтобы заиметь шанс познакомиться со Смаугом. Но просчитался везде — Смауг только посмеялся над его неумелым кокетством в тот же вечер и сказал, что не приблизится к нему до тех пор, пока цвет глаз его не станет ему угодным, да и в целом оказалось, что вкус у него совсем иной.
Что-то всё-таки происходило настолько странное, что Трандуил был готов на всё, лишь бы оказаться в объятиях Смауга. Любовь это была или что другое, но ради него он мог пойти по краю, прыгнуть в пропасть, измениться, пасть на самое дно. Это было болезненное, безумное чувство, самое сильное, которое он только испытывал когда-либо, и это доводило до умопомрачения. Всего пара дней наблюдений, и Трандуил понял, кого предпочитал Смауг.
Лесная Фея родилась буквально за сутки, и в первый же вечер в новом образе Смауг сам подошёл к нему. Сам предложил выпить, сам проявлял знаки внимания, а после позвал в шортрум.
Как и везде, в клубе была своя иерархия всех работников, включая проституток. На самом верху были те, кто являлся протеже каких-нибудь влиятельных людей в городе, каких тут ошивалось немало. Если какую-нибудь проститутку выбирал такой человек, становился её постоянным клиентом, то относились к ней тут совсем иначе, нежели к остальным. Её ценник взлетал раза в три, ей выделяли свою личную комнату, которая значилась лишь за ней, и с такими преимуществами ей уже не требовалось обслуживать всех подряд, а, как правило, оставались лишь постоянные клиенты, возвращающиеся раз за разом только к ней. Все остальные пользовались общими комнатами и шортрум, когда требовался перепих на десять минут. Цена их была существенно ниже, клиентов за ночь приходилось обслуживать гораздо больше, так что каждая стремилась соблазнить кого-нибудь позначимее, да так, чтобы стать для него самой лучшей из всех. Конкуренция процветала и здесь буйным цветом.
В ту первую ночь Смауг заявил ему прямо в лицо, что при божественной красоте навыки прекрасной Феи оставляют желать лучшего, и что было у Трандуила в голове, раз он принял эти слова за знак. Не Азог, не Смауг, а он сам превратил себя в совершенно другое существо ради сомнительных потрахушек с тем, кто стал для него центром Вселенной. Он сам искалечил себе жизнь, начав совершенствовать себя, как проститутку, и прошёл обучение у самых именитых из них. Была ли это любовь? Скорее всего, нет. Это была болезнь сродни опухоли мозга, которая уничтожала всё человеческое внутри и медленно вела к смерти личности. Это была зависимость, когда становишься заложником и рабом внимания другого человека, без которого жизнь не имела теперь никакого смысла, а всё, что было нужно — это благосклонный взгляд и доброе слово. Трандуил сам привёл себя к такому, и ему не было смысла кого-то в этом винить.
Через месяц Смауг объявил Азогу, что Лесная Фея теперь его, и после этого началась совсем другая жизнь. Иное отношение Азога, личная комната, много денег, возможность выбрать себе клиентов, толпы поклонников, дорогие подарки, достижимость того, что требовалось, чтобы поддерживать безупречную внешность, но главное — внимание Смауга, его обещания жить вместе, шанс быть для него кем-то. Трандуил быстро угасал. Смаугу не нравилось это имя, как и та прошлая внешность, зато он сам назвал его Феей, делал комплименты длинным, светлым волосам и клялся, что не видел красивее голубых глаз, чем те, которые получились от особого оттенка линз, которые приходилось заказывать за баснословные деньги. Трандуил умер спустя короткий срок. А вместо него возродилась блистательная Лесная Фея, умеющая всё, начиная от того, как ублажить клиента до того, как заставить его сделать так, как нужно ей. Счастье не приходило, а всё больше разочарование и озлобленность на то, что со Смаугом подобные фокусы проделать не получалось. Лесная Фея становилась рядом с ним послушной, как марионетка, безвольной и сносила от него любые вспышки гнева. Это было похоже на счастье наркомана, когда первоначально ощущаешь невозможный кайф, а затем он всё гаснет, формируясь в стойкую зависимость. Так было и здесь.. Всю свою злость от токсичных отношений Лесная Фея переносила на окружающих людей, и они видели лишь гордую, неприступную, холодную стерву. Ведь в её жизни никого, кроме Смауга фактически не было, и невольно ей стало казаться, что все вокруг так же жестоки и желают принести только боль. Доброта, любовь, преданность, дружба — всё это больше для неё не существовало.
До той поры, пока луч света не попал в это царство мрака и лжи…
За дверью послышался странный шум. Кто-то пронзительно завизжал, кто-то кричал, что-то грохотало.
— Что это? — Смауг обеспокоенно посмотрел на дверной проём, откуда проглядывалась необъяснимая суета людей, которые куда-то бежали, махали кому-то.
Он нахмурился, вслушиваясь в обрывки криков, но ничего не мог разобрать. А гвалт и шум не прекращались.
Нахмурившись ещё сильнее, он пошёл к выходу, но, едва, высунувшись из-за дверей, шагнул обратно.
— Облава, — чуть растерянно обратился он к Лесной Фее, которая, сидя у стены, по-прежнему тяжело дышала, вцепившись в себя пальцами. — На клуб облава.
— Полиция не могла, я только вчера обслуживал их главу, — качнула головой та, подтягивая ноги ближе к торсу.
— А там не полиция, там люди в специальном обмундировании, — тон голоса Смауга был нервным. Он уже не думал о Торине, а думал только о себе и о том, как сильно может пострадать его репутация, если его поймают в таком месте. — Выведи меня отсюда. — дыхание стало частым и рваным. Он был на грани отчаяния. — Ты оглохла, тварь?! Выведи меня отсюда!
— Не собираюсь, — Лесная Фея отвернулась в сторону и смотреть на Смауга не желала. Он был жалким и неприятным в этот момент.
— Тогда и садись сама за решётку, а я пошёл отсюда, — процедил сквозь зубы тот и вновь осторожно выглянул в проём. Через несколько секунд он исчез в нём, а Лесная Фея облегчённо вздохнула.
Помимо охранников, которых разбросало в разные стороны, и отдыхающих, с ужасом уставившихся на происшедшее, первым тех людей в чёрных масках с прорезями для глаз заметил Больг. Загрохотала мебель от их действий, когда они, грубо что-то крича, ворвались в помещение. Завопили посетители, но им приказали не двигаться с места, а быть пойманными здесь и обличёнными во времяпрепровождении в борделе, никому не хотелось. Завизжали проститутки, боящиеся оказаться на нарах. Смолкла музыка, обострившая в образовавшейся тишине отчаянные крики. И начался хаос.
