И вновь половина рабочего дня в объяснениях и компании Бильбо Бэггинса. На этот раз Торин уже не покидал их, а напрямую участвовал во всех обсуждениях. С ним было куда проще сосредоточиться на задачах, легче концентрироваться на нужных словах. Он поддерживал и направлял, иногда совсем негласно, но благодаря его взгляду становилось понятно, на правильном ли Кили пути или следовало пойти в обход. Инспектор слушал, едва ли не раскрыв рот, так что даже забывал фиксировать в своём блокноте. Они сделали всё, что могли, и это должно было раз и навсегда уверить природоохранную организацию и общественность в том, что вины их компании в загрязнении окружающей среды нет.
Когда за окном стемнело, а по небу разлились лиловые чернила сумерек, Кили и Торину ещё пришлось подписывать различные бумаги инспектора, хотя рабочий день подошёл к концу. И вот с того времени Кили занервничал. Он поглядывал на часы каждую минуту, посматривал в окно, стучал носками ботинок по полу и кусал губы.
— Торопитесь? — спросил его Бильбо Бэггинс, внимательно взглянув в глаза.
— Тороплюсь, — признался Кили, откладывая ручку в сторону. — Меня ждут.
— Свидание?
— А?.. Не, друг в больнице, — он потёр пальцами усталые веки.
Инспектор понимающе кивнул.
— Вы можете ехать, не смею больше вас задерживать.
Кили так и подскочил с места с горящими глазами, готовый мчаться сию же секунду.
— Гигантское спасибо! — прокричал он с излишним пылом, загасив в себе желание заключить инспектора в объятия, рванул с вешалки куртку и заторопился на выход.
Вокруг уже царил полумрак — почти все сотрудники разошлись по домам, лишь в нескольких кабинетах горел свет, вычерчивая по тёмному полу бледно-жёлтые прямоугольники. Кили бежал по ним, гулко топая подошвами ботинок. Он был бы счастлив, если бы у него за спиной вдруг выросли крылья, которые помогли бы домчать его скорее. Но ему казалось, что ничего, кроме вил, он не заслуживает.
— Куда спешишь? — задал вопрос ему вдогонку Фили, когда, он, на бегу надевая куртку, уже летел к лифтам.
Но брат снова был послан в игнор. Хотя бы потому, что Кили действительно ужасно торопился.
Он ворвался в городской вечер на своём авто и гнал быстро, проскакивая на мигающий жёлтый. Если бы только пробки не тормозили его, он мог бы добраться значительно раньше, но столпотворение других автомобилей на некоторых участках дорог не давало этого сделать. От нетерпения Кили сильно психовал, барабаня по рулю пальцами, и музыка, льющаяся из колонок, что-то в стиле техно, была под стать ему нервному состоянию, которое, впрочем, резко изменилось, едва он заехал на территорию парковки клиники.
В приёмном покое его, конечно же, узнали. Одна из медсестёр пошутила на тему больших пакетов, что он притащил в обеденное время, но слишком задерживать не стала, заметив его нетерпеливый вид.
Кили поднялся бегом, перепрыгивая через две ступеньки. Похоже, у него уже вошло в привычку передвигаться здесь так быстро вопреки всем правилам. Его ждали, и эта мысль подгоняла.
На этаже уже господствовала полутьма — горели лишь бра на стенах. Заглянув в окно, разделяющее палату с коридором, Кили увидел, что и в палате тоже было сумрачно, а мягкий, тусклый свет изливал единственный светильник над кроватью. Трандуил спал. От сгиба руки, перехваченного бинтом, тянулась прозрачная трубка — ставили капельницу. Это придавало ему ещё более уязвимый вид, от которого болезненно сжималось сердце.
Осторожно пробравшись в палату, Кили приблизился и сел рядом на стул, вглядываясь в лицо спящего. Оно было таким красивым. Безо всех этих линз, накладных ресниц и всего, что делало его искусственным. И сидеть здесь, рядом, любоваться им, не прячась, не опасаясь быть замеченным, охранять его сон было до невозможного приятно. Почти интимно. Потому что полумрак, блёклый свет, заставляющий длинные ресницы отбрасывать художественные тени на мраморную кожу, мягкие нежные губы, чуть приоткрытые сейчас. Было хорошо и спокойно. Умиротворённо. И Кили желал продлить этот момент как можно дольше.
Он просто смотрел, забывая дышать.
В одно из мгновений веки Трандуила дрогнули, и пальцы, покоившиеся на одеяле, крепко сжали его, сминая. Всё тело дёрнулось, так что Кили, слегка растерявшись, сделал первое, что пришло ему в голову — накрыл своей рукой тыльную сторону ладони, осторожно и ласково проводя пальцами по коже. Он и не думал, что это подействует, но Трандуил, словно мгновенно успокоившись, глубоко вздохнул, расслабился и продолжил спать. Кили больше не хотелось убирать руку, и он так и замер, впитывая в себя вновь зародившееся спокойствие.
— Ему будет хорошо с тобой, — раздался шёпот над головой так неожиданно, что тот вздрогнул и тут же обернулся.
Сзади стоял Фили; его светлые глаза хранили влажный блеск, а лицо было уставшим и печальным.
— Что ты тут делаешь? — едко и чуть громче нужного спросил Кили, на всякий случай убрав свою руку с руки Трандуила.
— Я скучаю по Лесной Фее, — произнёс его старший брат через пару секунд, задумчиво глядя на знакомое, но словно бы чужое лицо спящего. — Она сияла слишком ярко, чтобы быть настоящей.
Кили снова обернулся с сердитым выражением и на этот раз пружинисто поднялся.
— Ты спутал образ для работы с реальным человеком, — резко и снова излишне громко высказал он, не справившись с эмоциями. — Вся та мишура отвлекала тебя, но под ней столько всего скрыто! Столько всего, Фили!
От этого шума Трандуил пробудился. Медленно открыл глаза, удивлённо глядя на обоих братьев, и, казалось, почти не дышал. Он выглядел каким-то потерянным и слегка боязливым, будто ему было неловко здесь находиться. Словно он мог своим присутствием кому-то помешать.
— Привет, — первым среагировал Кили, нежно улыбнувшись, хотя за секунду до этого на его лице можно было увидеть лишь возмущение и ничего больше.
— Привет, — произнёс Трандуил, и перевёл взгляд на старшего брата, прочно зафиксировав его на нём.
— А это.. это Фили, — представил его Кили тревожным голосом. Он не знал, к чему приведёт эта встреча, не знал, что Фили собирается делать и говорить, и ему всё это не нравилось. Как не нравилось то, насколько внимательно Трандуил смотрел на брата — с такой мягкостью, может даже теплотой. Зелёные глаза изучали его, скользили по его лицу. Воспоминания ли были причиной, но Кили показалось, что тот чересчур долго смотрит, и поэтому осторожно спросил:
— Ты помнишь его?
Трандуил отрицательно покачал головой, но взгляда так и не отрывал.
— Поразительно, но.., — Фили в ответ глядел на бывшую Лесную Фею с печалью в глазах, — это словно другой человек. Прости меня, солнышко, — последнее слово прозвучало с особой горечью, которая всё же просочилась в его голос, сделав чуть более глухим, чем обычно, — но мы не сможем быть вместе. Я не должен был сейчас, но потом было бы только хуже.
Очевидно, что Трандуила это ввергло едва ли не в шок. Любопытство в глазах сменилось замешательством, которое плавно перерождалось в печаль. Он молчал, но его реакция была гораздо красноречивее любых слов, и Кили показалось, будто его собственное сердце швырнули под миксер. Глазами, полными сочувствия и боли, он наблюдал за ним, и ему хотелось избавить его всех этих переживаний, сгрести в охапку и спрятать от всего, что могло бы снова ранить.
— Почему? — наконец, прошептал Трандуил, словно с трудом размыкая пересохшие губы.
— Потому что ты.., — Фили осёкся. Он не знал, как объяснить мягче, так, чтобы не обидеть и не заставить страдать. Ему не хотелось причинять боль, и оттого топило чувство дискомфорта, а подходящие слова никак не находились.
— Скажи ему правду, Фили, — потребовал Кили, скрестив на груди руки и помрачнев. — О том, что ты любил его за внешность.
— Я любил Лесную Фею, — согласился старший брат, виновато опуская голову, чувствуя себя отвратительно, но понимая, что сейчас ничего не может быть лучше правды. — У тебя. у тебя были длинные, светлые волосы, глаза голубые. И вот теперь я узнал, что всё это ненастоящее. Моей Лесной Феи нет.., — его голос дрогнул, так словно, он стоял над гробом любимого человека и прощался. — Ещё раз извини меня, но. ничего у нас не выйдет.
