— Мы уже не дети. Если у Торина какие-то предрассудки, то это ему с ними жить.
— Ты ещё не понял? Это коснётся и тебя тоже, – весомо произнёс Фили и сразу добавил, едва только Кили в протесте открыл рот. – Я не хочу подставлять тебя, потому что если Торин сдержит своё обещание..- а он сдержит.. – то он выгонит нас обоих.
Уголок рта младшего брата нервно дёрнулся, взгляд всё ещё был опущен, и на губах заиграла лёгкая, светлая улыбка, отражающая весь спектр его чувств.
— Ты знаешь, я не держусь за эту работу, и безденежье не испугает меня, сейчас уж точно. Но я уверен в том, что, когда Торин узнает Трандуила лучше, он не станет чинить препятствия для вас. Он поймёт, как ты его любишь. Ты ведь правда любишь его, так? – он поднял на него глаза, и они сверкали, словно подсвечивались изнутри сотней сияющих лампочек — столько в них было сильных эмоций.
— Я люблю Лесную Фею, – поправил его Фили.
— Это её.. его имя..
— Я понял.
— Если ты любишь его.. если действительно любишь, то должен пойти против Торина. Он может говорить и думать, что угодно, но это твоя жизнь, – Кили всё больше распалялся с каждым словом. Фили и сам чувствовал, что жар коснулся его лица, и сердце забилось в два раза сильнее, словно это было заразно. – Не бросай Трандуила. Ты разобьёшь ему сердце.
Вновь взглянув на младшего брата, старший мягко улыбнулся ему с тенью грусти. Выглядел Кили сейчас точь-в-точь таким, как когда-то в детстве, когда подначивал его сломать манекен в магазине. Манекен был страшный, и Кили заявил тогда с запалом, что таким монстрам не место в витрине. Глаза горели. Курчавые волосы были взлохмачены, брови нахмурены, а на переносице пролегла небольшая складка. Так же, как и сейчас. Но в детстве им всего-навсего светил строгий выговор от отца, а сейчас они рисковали гораздо большим. У взрослых проблемы куда более серьёзные, и ответственность за них — тоже.
— Я не хочу, чтобы ты винил меня, если Торин выгонит нас.
— Никогда! Я не стану делать этого, ведь это жертва во имя любви! Если бы я был на твоём месте, я бы не бросил Трандуила ни за что на свете, даже под страхом смерти!
— Я знаю, – Фили вновь улыбнулся ему, протягивая руку и осторожно потрепав его по волосам. – Ты отчаянный. Гораздо более несгибаемый, чем я. Но ты прав, – он опустил ладони, усаживаясь на кровати по-турецки. – Лесная Фея понравится Торину, как только мы их познакомим. И я не отступлюсь. Она моя, и я хочу быть с ней.
— Торин зациклился на ориентации, он не понимает, что мир изменился, и теперь это неважно.
Грустно улыбнувшись, Фили покивал головой. Ему действительно было страшно от того, что из-за всего произошедшего может пострадать младший брат. Нужно однозначно поговорить с Торином. Кили не должен отвечать за его выбор и его поступки. Он мог бы сделать хорошую карьеру, стать наследником компании. Нельзя его этого лишать, даже если тот сам готов пожертвовать своим будущим ради счастья старшего брата.
— Спасибо, что ты со мной, бро, – Фили подставил кулак для удара, глядя на него с нежностью и заботой.
— Всегда, – Кили ударил по нему своим кулаком.
И они друг другу улыбнулись.
====== Часть 6 ======
Всё воскресенье братья сидели по своим комнатам, даже не спускаясь для того, чтобы поесть. Заботливая прислуга, вернувшаяся к своим обязанностям уже ранним утром, по очереди носила им еду прямо в комнаты под ворчание Торина. То, что оба племянника не появлялись внизу, была их собственная инициатива, и его несколько раздражало, когда кто-то трапезничал в собственных спальнях. Обычно это сходило с рук при каком-нибудь тяжёлом заболевании, но извращение вирусами не передаётся, как известно. Оставалось надеяться, что они всё обдумают, сделают выводы и поймут, что такие увлечения ни к чему хорошему не могут привести.
А утром понедельника у Фили и Кили весь запал и жажда отстоять свои права пропали сразу, едва они только вошли в свой офис.
Торин стоял посередине холла, выстроив всех сотрудников в длинную линейку, и прохаживался вдоль, словно надзиратель в колонии строгого режима. На его посеревшем от сдерживаемого гнева лице рисовалось жёсткое выражение. Кроме его голоса и шороха его наполированных ботинок по паркету больше не слышалось никаких сторонних звуков, даже звук кондиционера, казалось, затих.
— .. я лишаю премии на полгода тех, кто там был, и, поверьте, я помню каждого, – слышны были отголоски его фразы.
Братья подошли, бледнея, краснея, содрогаясь от ужаса и отчаяния, и встали рядом с остальными, тихо, как мышки. Распиная за все их грехи, грозно и неумолимо взглянул на них Двалин, который, хоть и не стоял в позорной линейке, но совершенно точно ожидал расправы от Торина, судя по его поджатым губам. Смотреть на него было невыносимо. Стыдно и совестливо за то, что они так подставили его, хотя он доверял им, даже в гости не заходил с проверками. Он без колебаний прикрыл их тогда, когда они явились в офис с похмелья, не сообщив об этом Торину. Сейчас, скорее всего, он и сам утратил доверие лучшего друга из-за них.
Но печальнее всех был Бофур, который, возможно, ощущал свою вину в полной мере, настоявший на том, чтобы провести эту злосчастную последнюю вечеринку. Ему было стыдно абсолютно перед всеми, даже перед теми же Фили и Кили, но и полгода без премии тоже были причиной этой печали. Скорее всего, самой весомой причиной, если подумать.
Закончив свой неутешительный выговор, Торин сурово обвёл всех глазами, а затем кивнул Двалину, негласно требуя, чтобы тот шёл с ним в его кабинет. Тишина впилась в уши, и Фили всё отчётливее ощущал её давление. Но, впрочем, может это было и не давление тишины, а угнетающей вины, которую он в полной мере прочувствовал здесь вместе со всеми.
— Нет, Торин, Двалин ни в чём не виноват! – внезапно выкрикнул он, делая последнюю попытку оправдать или может взять на себя полную ответственность, но ни тот, ни другой ничего ему не ответили, даже не взглянули на него, молча удаляясь в кабинет. Уронив лицо в ладони, Фили поморщился и шумно выдохнул, прежде чем запрокинуть голову и сморгнуть.
Бофур тоже издал выдох, но полный облегчения, привалившись к ближайшему столу и обмахиваясь первыми попавшимися в руки бумагами. Он даже внимания не обратил на то, каким недовольным взглядом уставилась на него сотрудница, что усердно печатала их весь вчерашний вечер.
— Закончилось. Я думал, что это продлится целую вечность. Торин умеет нагнать страху, – высказался он с кислой улыбкой.
— А я был близок к тому, чтобы рассказать о том, что гомосексуалист, – тихо произнёс Ори дрожащим голосом. – Не знаю, к счастью или наоборот, но не успел.
Сейчас Фили и Кили всё-таки переживали за Двалина больше, чем за них или за себя. Нахмуренные и обеспокоенные, они бросились к кабинету Торина, приникая к двери, чтобы подслушать разговор, но за ней было предельно тихо. Не ругаются – должно быть, это хороший знак. Или наоборот?
— Как думаешь, это не разрушит их дружбу? – с волнением шепнул Фили младшему брату.
— Я надеюсь, что нет.
Неразборчивая речь Торина на повышенных тонах была не более, чем монотонным звуком, да и прекратилась очень скоро, после чего вновь наступила тишина. Кусая губы, Кили встревоженно взглянул на Фили и ещё плотнее прильнул ухом. Никогда ещё затишье не казалось таким опасным, ибо совершенно не было ясно, к чему эта ситуация могла привести.
Они всё ещё пытались подслушивать, когда в какое-то мгновение дверь неожиданно открылась, отчего оба брата едва не получили дубовым полотном по лицам. Им пришлось поспешно отступить, но их пыл это не усмирило — Двалина необходимо было оправдать.
— Это ещё что? – хмуро взглянул на них тот, сведя вместе брови. – Работайте идите, на вас вон отчёты висят.
— Мы волновались, – признался Кили с широко распахнутыми глазами, на всякий случай потирая свой лоб.
— Что вы ссоритесь из-за нас, – пояснил Фили.
Оба — и Двалин, и Торин, появившийся из-за спины товарища, – смотрели на них очень строго и жёстко. Взглядов друг на друга они избегали, и первый спустя пару секунд ушёл к себе. Второй же, их дядя, по-прежнему взирал на Фили с Кили сурово и непоколебимо, словно готовил какой-то строгий приговор.
