— А что же ты тогда делаешь здесь? – зашипел Смауг, скрипя зубами от злости.

— Кабинет заперт на ключ, ключ забрали с собой, и туда не попасть.

— А что, по-твоему, бумаги только там могут храниться?! – мужчина вспыхнул от переполняемого его бешенства, нога его дёрнулась, чудом не задев одну из педалей. Его взгляд прожигал насквозь никчёмную суку, которая, он был уверен, просто приложила недостаточно усилий для того, чтобы исполнить то, о чём он ей говорил. Содрогнулся от новой волны ярости и казалось, при желании мог бы извергать настоящее пламя. Всё, что ему хотелось, это хорошенько врезать ей.

— Сегодня в доме слишком много людей, – спокойно ответила ему Фея, не теряя чувства собственного достоинства, хотя её рука всё ещё находилась у Смауга. – Завтра я снова буду там. Меня пригласили.

Мелодия, достигнув своего щемящего апогея, когда сорвалась на одну лишь надрывную, высокую ноту до вибрирующего звона, залилась затем тихими, призрачными гаммами, затухая, растворяясь в шуме ветра за окном, а через пару мгновений и вовсе исчезла, оставив после себя тревожное послевкусие. Дыхание мужчины начало выравниваться, внутренний огонь угасал, а взгляду вернулась прежняя насмешливость. Вскоре он смог нормально заговорить, пусть всё ещё ядовито, но вполне миролюбиво:

— Ты очаровала этого Фили, да?

Взгляд светлых глаз скользнул мимо его лица и впился в пейзаж за лобовым стеклом. Там лениво качались чёрные, затканные в ночные сумерки, ветки, и какой-то расслабленный мужчина выгуливал по тротуару двух своих здоровенных псов, которые нюхали асфальт и пожарные гидранты, тыкаясь своими чёрными носами. Здесь, в этом районе, в окружении таких шикарных домов за коваными заборами и окаймляющими их живыми изгородями, жизнь будто текла медленнее, размеренней. И вся суета центральных улиц казалась не более, чем просто мифом.

— Он.. предложил мне встречаться с ним.

— Ах, встреча-ааться?.. – Смауг хмыкнул и отпустил наконец руку, которая уже побелела. – И что же ты ответила ему, м-мм?

— Ничего.

— Не верь таким богатеньким, глупым мальчикам, моя Фея. Они только поиграют и бросят, как айфон старой модели. Ты ведь понимаешь это? – его голос звучал ласково, даже нежно, но Лесная Фея знала, что за этим всегда кроются раздражение и недовольство. Такой голос подчас скрывал за собой гораздо большую опасность, нежели простая вспышка гнева. Потому что тогда у Смауга было время выдумать наказание поизощрённей.

— У него другой телефон.

— Нет никакой разницы, ведь он – обычный мажорик, излишне мнящий себя прекрасным и успешным. Кем бы он был и где бы сейчас находился, не будь он выходцем из почитаемого рода с огромным состоянием, не будь он племянником Дубощита.. Ну, лучше иди ко мне, – Смауг легонько взял Лесную Фею за подбородок и развернул лицом к себе, – ты заслужила кое-что.

Он впился губами в её губы настойчивым, немного грубым поцелуем. Терзал, прикусывал их. И она в ту же секунду обмякла, подалась навстречу, обвила его шею руками, желая быть ещё ближе. Подыгрывала ему в грубости и жёсткости, но хотелось ей другого. Смауг никогда не понимал, либо просто не пытался понять. Его всё устраивало, а большим он никогда и не интересовался. Не чувствовал, как трепетало её сердце каждый раз, когда он касался её, не ощущал, как она жаждет стать для него кем-то более близким, чем просто та, с кем можно перепихнуться. Как и всегда, она дрожала в его руках, хотя старалась не выказать это. Ведь ей так не хотелось, чтобы он знал её слабости и использовал их в свою пользу. Но он всё равно знал. И использовал.

Его язык у неё во рту доводил до исступления, до отрешения и головокружения. Она словно горела, охваченная пламенем, понимая, что оно могло сжечь её дотла. Но и пусть сожжёт, пусть это последнее, что она почувствует – ей было себя не жаль.

Минуты текли в поцелуях. На улице уже зажёгся искусственный свет, но его строгие полосы не достигали Мерседеса. Авто было по-прежнему скрыто вязкой темнотой, лишь салон подсвечивался тусклым синеватым светом приборной панели, делая кожу пассажиров светлой, почти фарфоровой. Всё вокруг утопало в мистической тишине, и стоило Лесной Фее проронить нечаянно сорвавшийся с губ стон, как Смауг тут же отстранился и убрал руки, словно только этого и ждал.

— Что ж, тебе пора, – нарочито заботливым жестом он откинул с её плеча прядь волос. Светлых, длинных волос шлюхи. – Я отвезу, не хочу, чтобы Азог рассердился на тебя за опоздание.

Лесная Фея отвернулась, пряча припухшие от поцелуев губы, но, главным образом, скрывая разочарованный взгляд. Её голос зазвучал глухо, а тон был невозможно холоден:

— Ты приедешь сегодня?

— Нет, – качнул головой мужчина и язвительно усмехнулся. – Не слишком в последнее время я балую тебя своим вниманием, да? Ты уж извини, но дела-дела.. ты же понимаешь? Я бы посоветовал тебе уйти из борделя, но тебе ведь нужно где-то работать, а ты, к сожалению, кроме как раздвигать ноги, ничего не умеешь, да и неустойку ты не потянешь, – он наклонился к её ушку и прошептал, обдавая жарким дыханием. – Но твоё ожидание воздастся по заслугам, обещаю.

Лесная Фея задумчиво смотрела в окно. На спешащих по своим делам случайных прохожих, на полоски яркого света, расстелившиеся по асфальту, на чёрные тени по углам домов и на первые капли дождя на стекле, превращающие мир снаружи в растёкшийся акварельный рисунок. Она изо всех сил старалась замаскировать своё участившееся сердцебиение.

— Скоро я заберу тебя, и мы всегда будем вместе, моя Фея, – тон его голоса был гипнотически завораживающим. Нейроны всегда реагируют на такой одинаково, заранее начиная путь по знакомой траектории. Этого не изменить, не исправить и не разрушить. И тогда вспыхивала непоколебимая надежда на их счастливое совместное будущее.

Рука повернула ключ зажигания, переключила передачу – Смауг вырулил и вклинился в поток спешащих куда-то машин.

Кили открыл глаза и лежал так минуты две, ибо не сразу к нему пришло осознание, кто он и где. Сначала он был убеждён в том, что представляет собой всего-навсего кусок разъёбанного пластилина, пожёванного старой псиной и выплюнутого обратно. Но затем самоощущение всё-таки сжалилось над ним и вернулось вспышкой в путанном разуме. «Я Кили. Помнить своё имя уже хорошо, верно? Я.. где?» Повернувшись чуть вбок, он узнал обивку дивана в гостиной, и раскрыл ещё одну покрытую мраком тайну. Надо же было так напиться! С огромным трудом он приподнял свою голову, казавшуюся горячей и чугунной стал медленно оглядываться, чтобы найти Фили. Шея его поворачивалась с таким трудом, словно он был сделан из железа и простоял под дождём пару месяцев, не меньше. В гостиной не было ни одной живой души. Ни одной. Кили совершенно точно находился в гостиной в гордом одиночестве, но, убиться и не жить, что же здесь творилось!

Сейчас помещение казалось одним из кругов ада, и это только в этой комнате. Невозможно было припомнить, чтобы хоть раз в жизни здесь царил бОльший хаос. Даже капитальный ремонт, который устраивали два года назад, не производил впечатления такой разрухи. Но не об этом ведь надо думать, правда? Впереди ещё целый рабочий день. Во имя всех блядских святых!

Кили соскочил с дивана, словно на него вылили ведро кипятка.

— Телефон, телефон.. где же ты, а?! – в приступе дикой паники он закрутил вокруг головой, не обращая внимания на ощущение, будто ею играли в футбол всю ночь без остановки. Всё вокруг такое мутное и кружилось, кружилось, едва не заставляя Кили упасть на диван и сжать голову руками. На это очевидно не было времени, судя по яркому свету за окнами, так что он должен взять себя в руки. Он сильный, и у него всё получится, ведь это не самое страшное, что могло ещё с ним приключиться. Телефон оказался в заднем кармане своих же джинсов, заляпанный чем-то мерзким и также противно воняющий. Кили брезгливо выудил его, взглянул на экран, коснувшись слегка пальцем, и побледнел, как выстиранная с отбеливателем простынка.