Ремус задумчиво садится на кровать. Что, если он поторопился, что, если обида и ревность, взявшие верх над чувством признательности и любовью, разрушат их дружбу?

Ремус утыкается носом в ладони. Как же просто все сломать. Он считает поведение Сириуса эгоистичным, недальновидным, легкомысленным? А сам-то он как поступает? Легче всего сбежать, откреститься, признать свое поражение. Жаль, что он не может рассказать обо всем отцу, спросить совета. Конечно, тот выслушает его очень внимательно, но между бровями у него появится эта ужасная складка, которая появляется перед каждым полнолунием, словно его тоже кто-то навеки проклял этой печатью скорбного смирения. Он станет ходить по комнате из угла в угол, заложив руки за спину, а потом повернется и спросит: «А ты уверен, что вправе ломать чью-то жизнь, обрекая его на свою любовь?».

Словно очнувшись, Ремус убирает руки от лица и решительно кидает в чемодан оставшиеся вещи.

Он не вправе. С этой мыслью он и засыпает.

Ночью он слышит, как в спальню прокрадываются Джеймс и Сириус, они тихо перешептываются, но даже из едва слышного из-за полога разговора Ремус понимает, что они навеселе. «Вряд ли Лили это понравится», — думает он, стараясь подавить этой мыслью свою собственную досаду.

— Ты куда, с дуба рухнул?! — хихикает Джеймс, когда Сириус приоткрывает полог кровати Ремуса. Сам он лежит с закрытыми глазами, притворяясь крепко спящим. А эти двое шуршат — похоже, завалились на пол — и едва слышно хохочут.

Щеки Ремуса пылают: неужели рассказал? С Блэка станется, может еще ввернуть пару таких словечек, что уши завянут.

— Ложись уже, Казанова… — Ремусу кажется, что голос Джеймса ласков. И эта ласка, как удар хлыста, и все внутри замирает от страшного понимания: «Он знает!». Сириус, Сириус, дурак ты! Да разве тебе было плохо? Да разве бы я позволил себе навредить тебе? Зачем же ты?..

Ремус представляет себе, как Джеймс будет делать вид, что ничего не знает о них, но отношения уже никогда не будут прежними, за каждым жестом, словом и взглядом Ремус станет видеть брезгливое пренебрежение, такое, с которым обычно секретарь Департамента по контролю протягивает ему раз в год для подписи ведомость учета. Это тебе не лихая идея принять в компанию оборотня, это будет куда похлеще! Тем более сейчас, когда у Джеймса с Лили завязался настоящий роман, и судя по всему, между ними все серьезно. Зубы скрипят в тишине. А Питер? С такого, как он, станется всем растрепать. Ремус покрывается мелкими каплями отвратительного липкого пота. Вся надежда на то, что эти двое оставят такой козырь при себе. Станут отпускать двусмысленные шуточки: «Рем, смотри, какой симпатичный парень!», «Там были такие классные девчонки, хотя, тебе, Лунатик, это, наверное, не интересно, извини!». Ремус натягивает подушку на лицо: «Великий Мерлин! Это же конец!». До выпускного еще полгода. Бросить все сейчас? Соврать Дамблдору, что со здоровьем полный бардак и заниматься дома, а потом вернуться в Хогвартс только, чтобы сдать ЖАБА? А что сказать родителям?! Что кто-то прознал про болезнь и грозится выдать тайну, если я не уйду сам? Мама будет плакать. Отец расстроится. И снова будут эти взгляды полные сочувствия, вины и скорби? И так до конца дней? В голове снова всплывает хорошенькое личико Бэтти Осмент. Ремус искренне желает поменяться с ней местами. Возможно, если бы она пришла в себя и вернулась бы на факультет, они бы с Сириусом поговорили, может нашли бы что-то общее, стали бы чаще встречаться, все-таки теперь у Джеймса есть Лили, они бы могли подружиться… А Ремус пребывал бы в Мунго, не живой и не мертвый, просто нечто. Что же еще жизни нужно сделать с ним? В чем же таком он провинился? Ремус чувствует, как отчаяние разбудило зверя, как отвращение начинает подступать к горлу, как душит ярость: «Убить. Убить обоих в ближайшее полнолуние и скрыться». Ремус вскакивает с постели. Он в панике. Какая страшная мысль! Забыть, забыть, убежать, отпустить, пропасть, исчезнуть.

Он судорожно натягивает одежду, в темноте спальни мерещатся жуткие образы. Куда сейчас? В гостиную? Или в Большой зал, поближе к выходу? Филч увидит. Который час? Начало пятого. Подождать здесь? А ведь утром надо собрать первокурсников перед отправкой домой! Ремус тихонько скулит. Привычный мир рухнул, внутренний хаос вырвался наружу. И это все результат его несдержанности, распутства, похоти и болезненной тяги к исключительности! «Идиот, какой же я идиот!», — шепчет Ремус. Подхватив чемодан, он бесшумно крадется к выходу. Тварь внутри ликует, настал ее час проявить свои способности. Спустившись в гостиную, Ремус садится на диван у камина. Он дождется утра, вызовет Салли и попросит ее взять первый курс на себя, сославшись на то, что… Словом, что-нибудь он точно придумает в свое оправдание. Эта идея немного успокаивает. Минуты тянутся целую вечность. Дрова в камине потрескивают, а за окном валит снег. Тварь еще скребет когтем по сердцу, но в целом Ремусу удалось унять первый приступ отчаяния. Теперь он думает над тем, как объяснить Дамблдору и родителям свое решение остаться дома.

В половине седьмого утра Ремус достает из чемодана значок старосты и легонько ударяет по нему волшебной палочкой. «Салли Соломон! Срочно спустись в гостиную Гриффиндора!»

Через несколько минут в гостиную входит Салли. Она недоуменно оглядывается по сторонам, ожидая увидеть что-то из ряда вон, и наконец замечает Ремуса.

— Что случилось?

— Извини, пожалуйста, что поднял в такую рань, но мне нужно срочно уехать, отец приехал за мной, он в Хогсмиде, поэтому я хотел бы попросить тебя, — Ремус с надеждой смотрит на Салли, — не согласишься ли ты одна собрать первокурсников?

— Мерлин! Я уж думала, что-то случилось. Соберу, раз такое дело, — Салли не выглядит довольной. — А вчера не мог предупредить?

Ремус прячет глаза.

— Вчера я еще и сам не знал.

— Ладно. Веселых каникул и с наступающим Рождеством.

Салли идет обратно в спальню.

— Большое спасибо, — вслед ей говорит Ремус, но она, не оборачиваясь, машет рукой.

Портрет Полной Леди выпускает его из гостиной. Перехватив чемодан поудобнее, Ремус делает шаг, теряет равновесие и летит куда-то вниз, будто с горки. Так и есть! Лестницы скользкие, словно лед, на поворотах его заносит и, будь это обычный день, он, пожалуй, принялся бы от восторга хохотать во все горло. Но сейчас ему не до смеха. «Все-таки отмочили напоследок», — думает Ремус, когда приземляется на мягкое место в коридоре четвертого этажа. Воображая, что тут будет твориться часа через полтора, когда первые студенты станут спускаться к завтраку, осматривает чемодан — вроде бы все в порядке — и спешит вниз.

Дорожки сплошь завалены снегом, ноги вязнут в сугробах, но Ремус полон решимости. Вспоминая полет с заледенелых лестниц он думает, что это вполне символично. «Будто — скатертью дорога! Катись, извращенец!». Стискивая зубы, он подгоняет чемодан волшебной палочкой и тот подлетает вверх на несколько футов. Надо успокоиться, не хватало еще родителей напугать. Они и без того станут волноваться такому неожиданному визиту.

Выйдя на дорогу, Ремус взмахивает палочкой, и через несколько секунд с треском и грохотом из воздуха материализуется сияющий «Ночной рыцарь». Ремус спешит войти в салон, чтобы избежать соблазна обернуться и бросить на Хогвартс прощальный взгляд.

========== Глава 5 ==========

В Абере снегом и не пахнет. Низкое пасмурное небо набухает тяжелыми редкими каплями. Проселочная дорога, на которой останавливается «Рыцарь», скользкая от грязи, Ремус чуть не падает, когда спрыгивает с подножки. До дома рукой подать, особенно если идти через поле. Наложив на ботинки водоотталкивающее заклинание, он отправляется в путь.

Калитка привычно скрипит. Окна темны. Ремус подходит к двери и, отперев ее своим ключом, тихонько входит в дом. Родители еще спят. Стараясь не шуметь, Ремус идет в свою комнату, по пути снимая куртку и шапку.

Бессонная ночь, внутренняя борьба с самим собой — все это слишком утомительно. Ремус падает на свою кровать и впервые за долгое время засыпает крепким сном.