В тот день на ужин в Большой зал они входили под такой невообразимый шум, что и представить себе было трудно. Кто-то аплодировал, кто-то свистел и улюлюкал, слизеринцы и рэйвенкловцы сидели с такими лицами, что Ремус невольно взял Сириуса за локоть. Но тот зло дернулся и молча двинул к своему месту за столом Гриффиндора.
Ни о каком взыскании, конечно, и речи не было, в конце концов, Сириус объяснил, что никаких обещаний Бетти не давал и вообще практически не знаком с ней, но Ремус представлял себе, что там творилось. В тот момент, когда за Сириусом пришел Филч и злорадно заявил, что его вызывает директор, Ремус понял: если потребуется — он расскажет Дамблдору и всем остальным об их отношениях. И в тот же момент осознал, что собственно отношений-то между ними никаких и нет. Единственное, что было — это совместная мастурбация. Не то нарочно, не то вопреки.
Они никогда не обсуждали своих чувств, не строили совместных планов. Они вообще мало общались. Исключение — лишь выходные и редкие свободные вечера, те, которые Джеймс проводил с Лили; но и тогда чаще всего с ними Питер, какие уж тут разговоры по-душам.
Ремус думает, что было бы куда справедливее, если бы о том, что Сириуса не интересуют девушки, директору рассказал Сохатый. Бетти становится невероятно жалко. Ремус даже немного восхищен ее отчаянной глупостью, но если у кого и есть повод свести счеты с жизнью, так это у него. Но Ремус вспоминает мамину улыбку, глаза отца и решает, что, пожалуй, повременит со смертью. Вместе с тем он принимает еще одно решение — никогда больше не встречаться с Сириусом ради секса. Этот приговор отзывается колким щекотанием в носу, Ремус чувствует, что еще немного — и он попросту разревется от смятения, но успокаивает себя, что лучше сделать это сейчас, что потом будет только хуже и гораздо, гораздо больнее. Учебный год закончится, их раскидает по жизни и их «отношениям», так или иначе, придет конец. Зачем тогда эти мазохистские попытки реализовать то, чему быть не суждено? Слезы все-таки предательски срываются с ресниц, Ремус торопливо трет лицо ладонями и выравнивает дыхание. В конце концов, ему удается справляться со своим зверем, неужели он не сможет хладнокровно задушить в своей душе любовь? Да еще и такую!
Когда Сириус возвращается в спальню, все смотрят на него с ожиданием подробностей. Но тот только бурчит: «Херня какая-то!» и, завалившись на кровать, плотно задергивает полог. Джеймс многозначительно смотрит на Ремуса, и тот снова не находит ничего умнее, чем пожать плечами и продолжить чтение. Если бы Джеймс и Питер сейчас вышли, Ремус немедленно забрался бы за закрытый полог и… Ремуса вдруг озаряет! Он снова поднимает взгляд на Джеймса, а тот смотрит в сторону кровати Сириуса. «Мы мешаем ему, ну, конечно!». Ремус нарочно неторопливо поднимается, собирает письменные принадлежности и учебники, говорит Джеймсу: «Пойду допишу сочинение», — и обращаясь к Питеру: «Ты не хочешь мне помочь? Опять одному за всех что ли отдуваться?», — выходит из спальни.
Пару минут спустя к нему присоединяется надутый и ворчащий Хвост.
Многолюдная в начале вечера гостиная к ночи пустеет. Ремус измотан и сожалеет, что не догадался взять с собой Карту. Придумать предлог зачем — проще простого, зато сейчас он мог бы проверить… «Чем занимаются эти двое в одной постели», — беззвучно, сквозь сжатые клыки, гнусно шипит темная тварь внутри. Ремус на секунду закрывает глаза и настойчиво продолжает свою мысль: он мог бы проверить, можно ли ему с Питером вернуться в спальню, потому что уже начало второго, и Питер не раз клевал носом…
— Поди, принеси Нумерологию, пожалуйста, там какой-то пустяк осталось доделать, — просит Ремус.
— Нумерология послезавтра! Ты что, решил на месяц вперед все сделать? Не-е, я иду спать!
Уловка сработала. Питер тащится в спальню, по пути роняя собранные кое-как в охапку учебники и чертыхаясь; пока он будет подниматься — наделает столько шуму, что у всех будет время избежать неожиданностей. Немного погодя, аккуратно сложив свои книги и пергаменты, Ремус левитирует их перед собой по лестнице. Когда он входит в спальню — все уже спят. По своим кроватям.
========== Глава 4 ==========
Последняя неделя перед рождественскими каникулами хлопотная: все стараются подтянуть «хвосты» по предметам, старосты принимают участие в украшении замка и носятся со списками должников между деканами и студентами, но все это приятные заботы, потому что между ними есть время подумать о планах на каникулы и запастись подарками для друзей и близких.
Но на это Рождество выпадает полнолуние. Друзья утешают Ремуса: Джеймс, хотя и проводит эти каникулы дома — решил познакомить Лили с родителями — намекает на какой-то сюрприз, Питер обещает прислать подарок с самого утра, в надежде, что он приободрит Ремуса, а Сириус заявляет, что остается с ним в Хоге «за компанию». Ремус сомневается, что сумеет принять этот «дар» достойно.
И вообще, он устал. Ко всем душевным метаниям добавляется всегдашнее недомогание. С тех пор, как он понял, что влюблен, трансформации и идущие перед ними атаки превратились в настоящий кошмар. Ремус похудел и осунулся. Он решает, что проведет эти каникулы дома, с родителями, о чем и ставит в известность своих друзей вечером, во время праздничного ужина.
Джеймс, не переставая жевать, по очереди внимательно смотрит то на Ремуса, то на Сириуса, то на Питера, Питер недоуменно разводит руками: «Раз так, значит так, отправлю сову тебе домой», а Сириус, отложив вилку, оборачивается к Ремусу, некоторое время пристально рассматривает его, а потом говорит всем: «Прекрасно. Значит, без лишних угрызений совести я могу принять приглашение Андромеды. Извините, джентльмены, пойду собирать вещи». Ремус кивает и опускает голову. Больше он не смотрит на друзей, ведь это такое увлекательное занятие — ковырять в тарелке мясную подливу.
Некоторое время спустя Джеймс тоже говорит: «Спасибо, всем приятного аппетита, но я тоже, пожалуй, пойду». Ремус бормочет с набитым ртом: «Да, конечно», по ходу раздумывая, куда бы податься после ужина, чтобы прийти в спальню, когда все уже улягутся.
Помыкавшись по замку, полюбовавшись ее великолепным праздничным убранством и выслушав все рождественские гимны в исполнении рыцарских доспехов, Ремус тащится в гостиную Гриффиндора. Ему навстречу из проема за портретом выходит Лили. Ее взгляд лучится, все-таки она удивительно привлекательная девушка.
— О, Ремус, а где Джеймс?
— Не знаю, последний раз я видел его за ужином. В спальню заглядывала?
— Сто раз, — отмахивается Лили, — никого там нет.
— Никого?
— Ага. Питер в гостиной, а этих двоих и след простыл.
Ремус усмехается.
— Погоди, может, они оставили записку, я сейчас поднимусь и посмотрю.
С невероятным облегчением Ремус заходит в их общую спальню и осматривается в поисках Карты, одновременно соображая, как открыть ее при Лили, чтобы та ничего не заметила. Но Карты нет. Значит, скорее всего, они смотались в Хогсмид.
— Нет, ничего не понимаю, — врет Ремус, — они ушли собирать вещи… Может, опять что-то затеяли? Сама понимаешь, Рождество, такой соблазн…
— Если так, то Джеймс знает, он поедет завтра к своим родителям…
— Лили, — мягко перебивает ее Ремус, — я пошутил. Просто пошли куда-то по делам, ну, могут же быть у людей дела?
Лили недоверчиво качает головой и выходит. Ремус достает из-под кровати чемодан и начинает неторопливо складывать вещи.
«А может, и правда — решили напоследок чего-нибудь отмочить?» — улыбается он сам себе, и сердце его наполняется предвкушением радостного веселья и благодарностью, в конце концов, с их подачи его совесть старосты будет чиста.
Питеру он решает ничего не рассказывать, тот и без того постоянно твердит Ремусу, что он слишком хорошо думает о людях. Ремус согласен с ним, те люди, о которых он действительно думает — хорошие люди, а что до остальных, возможно, у них есть свои причины и мотивы поступать другим образом. Отец всегда учил его даже в самых отъявленных негодяях искать положительные черты. Ремус понимает, что отец таким образом замаливает свою ошибку, стоившую его сыну нормальной жизни. Ремус не осуждает его, он не в обиде, общество диктует свои правила игры, жаль только, что он в этой игре навсегда осален и обязан быть в опале. Страх — величайший импульс. Он способен даже самого здравомыслящего человека превратить в неадекватного параноика. Конечно, есть и другие — безрассудные, бесстрашные, рисковые — способные противостоять первому порыву, суметь разобраться в природе своих опасений и сделать выбор. Ремус понимает, что ему повезло — он встретил таких людей. И он не намерен их терять. Пусть даже порой они ведут себя эгоистично, недальновидно, легкомысленно — он благодарен им.