– Мне надоела ваша болтовня, матушка, – оборвал её Ухти. – На что мне всё это?

– Дитя, дитя, какое ты ещё дитя, – с огорчением сказала госпожа Морильда. – Если ты выпьешь этот кубок – твой голос станет чистым и звонким. К тому же ты сможешь слышать, о чём шепчутся люди в каждом домишке, даже на окраине города…

– Вот скукотища, – злобно посмотрел на мать Ухти. – Это не сделает меня принцем. И не надейтесь, что я буду пить эту дрянь. Как же, дожидайтесь!

– Не всё сразу, радость моя, не всё сразу, – заторопилась госпожа Морильда. – Наступит второе полнолуние. Я дождусь, когда филин на засохшей сосне прокричит три раза, призывая тёмные силы. В этот час лягушки и жабы затеют на голом холме свои бесовские пляски. Я дождусь, когда они напляшутся вволю, и соберу с их спин пот медной ложкой. О, тут главное – медная ложка, позеленевшая от времени! Ещё я брошу в мой котёл змеиное жало, пальчики утопленников… А ещё… Ну, да больше тебе не надо знать… Я перелью моё зелье в золотой кубок. Когда ты выпьешь его, ты станешь самым умным и хитрым во всём королевстве.

– Как бы меня не стошнило от вашего угощения, матушка. – Ухти отвернулся, глядя в окно. – Хотя стать самым хитрым, пожалуй, не откажусь.

– А когда мы дождёмся третьего полнолуния, – с торжеством проговорила госпожа Морильда, – и ты выпьешь третий кубок, лицо твоё изменится, тело станет стройным и сильным. Ты будешь таким красавчиком – глаз не отвести. Истинный принц…

– Это ждать, пока луна станет толстой и жирной, как блин? Нет уж… Ждите сами! – Он высунулся из окна. – Смотрите, вон идёт девчонка. – Ухти оттолкнул госпожу Морильду, перегнулся через подоконник. – Несёт свиньям лохань с помоями. У неё прозрачные плечи, матушка, я сам видел, когда она купалась в озере вчера вечером… Эй, маленькие босые ножки! Сейчас я вас догоню…

– Опомнись, радость моя! – в досаде воскликнула госпожа Морильда. – Девчонке место на перекрёстке дорог, просить подаяние…

Но Ухти уже выбежал из комнаты.

– Ничего, ничего… Наступит третье полнолуние, – прошептала госпожа Морильда, глядя ему вслед. – Третий кубок ты будешь пить с наслаждением, маленькими глотками. Ты станешь самым красивым принцем на свете. И тогда я объявлю всем, что нашёлся истинный принц, который пропадал столько лет. И чем только тебя приворожила эта глухонемая нищенка?..

Слуги госпожи Морильды были все как на подбор – угрюмые, неулыбчивые.

Тычками в спину они указывали Мален, что надо сделать: принести воды из колодца, выплеснуть помои, наколоть щепы для растопки. Часто забывали накормить девочку. Только поварёнок Милс потихоньку, когда никого не было на кухне, совал ей кусок лепёшки или, усадив в уголок, давал тарелку каши, засохшей по краям.

Однажды Мален с ведром помоев вышла из дверей, да так и застыла на месте, запрокинув голову.

Над городом летел зелёный развесистый дуб. Он летел вверх корнями, вниз развесистыми зелёными ветками. Они хлестали по крышам домов, по деревьям. А корявые корни, словно окаменевшие, почти касались облаков.

И только один светло-золотистый корешок пробивался сквозь листву и тянулся к земле.

– Что, малыш, хочешь добраться до земли? – послышался грубый утробный хохот. – Только меня не проведёшь!

Бесформенная студенистая масса сползла вниз по стволу. Липкие щупальца потянулись к бледному корешку.

Зелёная слизь, чавкая, сжевала молодой, свежий корешок. Могучий дуб взлетел ещё выше и скрылся за крышами домов.

Сердце Мален сжалось. «Бедный, бедный корешок! Такой слабенький, робкий! Это зелёное чудище сожрало его. Вот и нет маленького корешка…»

Но тут девочка получила увесистую оплеуху, вздрогнула, очнулась и заторопилась в хлев – кормить свиней.

Прошло ещё несколько дней. Изогнутый лунный серп, наливаясь серебром, каждый вечер выплывал из-за дальних холмов.

Когда в доме всё затихало и гас зелёный огонь в верхнем окне, старая кухарка, сдвинув две лавки и постелив поверх них перину, укладывалась спать.

Тогда Мален отправлялась к себе в сарай.

Дождавшись, когда наступит ночь, она тихонько выбиралась из сарая, стараясь не скрипнуть дверью.

Мален уходила на озеро, заросшее по берегам плакучими ивами, бросавшими на воду глубокие тёмно-коричневые тени. Свет месяца дрожал на мелких волнах.

Мален пряталась в гибких ветвях, сбрасывала своё убогое платье на остывший песок, заплетала волосы в тугую косу. Сверху надевала венок из жёлтых кувшинок, чтобы коса не намокла в воде. Осторожно трогала босой ножкой плеснувшую волну и, вытянув вперёд руки, плавно погружалась в озеро.

Это были единственные сладостные минуты в её жизни. Мален казалось, что любимая мать где-то совсем рядом и вот-вот мелькнёт под водой её прелестное нежное лицо.

Но однажды, когда она купалась в озере, случилась беда.

Накупавшись вдоволь, девочка поплыла к берегу, где оставила на песке свою заштопанную одежду и грубые башмаки. Вдруг Мален с ужасом увидела, что возле кромки воды стоит Ухти, держа в руках её платье. Он кривлялся, пританцовывал, встряхивая платье, подбрасывая ногой разношенный башмак.

– Девчонка, плыви сюда! Хочу посмотреть, как ты будешь вылезать из воды. Правда ли, что у тебя прозрачные плечи? Один поцелуйчик, и ты получишь назад свои лохмотья!

Глухонемая девочка, конечно, не могла понять его слов, но она повернула и, торопясь изо всех сил, поплыла к другому берегу. Перебежав узкую полоску песка, вломилась в густые тенистые ивы.

«Лучше утоплюсь, чем подойду к нему!» – в отчаянии подумала Мален.

Вдруг быстрая треугольная тень плавно скользнула между луной и серебряной дорожкой на воде.

Большой орёл с широкими крыльями и белоснежной грудью камнем упал вниз. Растопыренные кривые когти выхватили из задрожавших рук Ухти старенькое платье. Острый клюв не промахнулся, и Ухти с визгом ухватился за голову.

Несколько взмахов крыльями, и могучий орёл почтительно опустил к ногам растерявшейся девочки её платье и пару дырявых башмаков.

Ухти в ужасе бросился бегом к дому.

– Матушка, спасите! Это орёл Стилф! – отчаянно вопил на бегу Ухти. – Он хотел убить меня!

– Проклятая птица! – Госпожа Морильда с нежностью прижала к себе сына.

Зарывшись лицом в пышное платье матери, Ухти почувствовал себя в безопасности.

«А у девчонки плечи совсем как серебро, – думал он. – И даже немного прозрачные. Ничего, я ещё их поглажу…»

Тем временем Мален, перебегая из тени в тень, добралась до сарая. Она крепко закрыла дверь и припёрла её изнутри кольями.

Потом, всё ещё тяжело дыша, свернулась комочком на старом плаще, на котором лежала её умирающая мать. И тотчас над ней склонилось еле различимое родное лицо.

Дни складывались в недели, и луна всё больше раздавалась вширь, наливаясь густым сладким соком.

В этот вечер луна светила особенно ярко. Каждый листочек, лёжа на чёрном блюдечке тени, казался тонко вырезанным по краям.

Город спал глухим неподвижным сном. Ни в одном доме не горел огонёк. И только в угловом окне высокого дома с золочёными петушками на крыше мрачно вспыхивал зелёный огонь.

Хозяйка дома госпожа Морильда медной ложкой помешивала какое-то варево в старом котле, подвешенном на цепях над огнём.

Ухти валялся на диване и от скуки грыз ногти.

– Вот и наступило полнолуние, радость моя, – негромко сказала госпожа Морильда. – Дождались наконец. Сегодня ты выпьешь первый кубок. Не зря старались мои слуги. Девяносто девять соловьиных язычков кипят в моём зелье. Ты выпьешь его, и твой голос станет певучим и звучным, просто заслушаешься.

– Мой голос и так хорош, – огрызнулся Ухти. – Ты обещала сделать меня красавцем и хитрецом, а на деле пока что одна болтовня.

– Не всё сразу, радость моя, не всё сразу, – ласково проговорила госпожа Морильда. – Наберись терпения. Сейчас я брошу в котёл уши семи разных зверей, и ты будешь слышать всё, даже о чём болтают люди на окраине города. Каждая капля дождя будет звенеть для тебя по-особому. Я вылила зелье в золотой кубок. Вот чуть остынет, радость моя, и ты его выпьешь.