Сейчас Оля живо представила картину своего позора и поморщилась.

8.

      После того как в руке Оли треснул фужер, Татьяна Ивановна, которая сидела к ней ближе всех, громко вскрикнула и бросилась смахивать с ее колен мелкие осколки стекла. Скворцова чувствовала: недоумевающие взгляды всех присутствующих в банкетном зале сейчас направлены только на нее.

Да, она облажалась. И облажалась по полной программе. Но что сделано, то сделано. И ничего уже изменить нельзя.

А тем временем Титова принялась промокать мокрое пятно на платье салфеткой, которую ей любезно подал Валерка. Он смущенно улыбался, старательно делая вид, что ничего сверхъестественно не произошло. Чтобы побыстрее избавиться от всеобщего внимания и чувства досады охватившего ее, Оля резко отвела руку Титовой и тихо извинившись, встала из-за стола. Быстрым шагом она миновала зал ресторана и побежала к дамской комнате. Титова почему-то увязалась за ней. Охая и причитая, толстуха помогла застирать пятно. Она услужливо протягивала бумажные полотенца и при этом лепетала что-то типа: «С кем не бывает, Оленька. Пятно, к счастью, отстиралось. Но все же сдай платье в чистку. Небось, оно дорогое. Жалко ведь. И ты только не расстраивайся, милая. С каждым это может случиться. Хорошо, что ты не порезалась…» От этих жалостливых кудахтаний лучшей подруги свекрови становилось только хуже. Но, к счастью, надеть привычную маску вежливости уже не составляло труда и Оля, благодарно улыбнувшись, сказала:

– Спасибо вам, Татьяна Ивановна, за помощь. Я в порядке, да и с платьем ничего не будет. Мы вовремя застирали пятно.

– Пожалуйста, Оленька, – проворковала Титова и подсластила Оле жизнь комплиментом: – Ты, милая, выглядишь сегодня чудесно. Впрочем, как и всегда. Тебе так идет это маленькое черное платьице, а лабутены просто прелесть! И браслет твой поистине восхитителен! Брильянты так и играют, так и играют. Это Картье? Я так понимаю, что это Валеркин подарок?

– Да. Муж привез браслет из Лондона, – подтвердила Скворцова, тщательно скрывая раздражение от фальшивого бисера слов льстивой тирады Титовой. В эту минуту Оле очень хотелось остаться одной и подумать над тем, как вести себя дальше. Хотя, о чем тут думать? Все должно быть как всегда: она весела, счастлива и всем довольна. А инцидент с фужером – это всего лишь маленькая оплошность, на которую не следует обращать внимания. Гости свекрови быстро забудут об этом маленьком происшествии, им есть на кого переключить свое внимание. Но впредь необходимо быть более внимательной и не допускать подобных ошибок. Вот только не понятно одно, почему она так бурно среагировала на очень хорошую новость? Позавидовала свекрови? Потеряла бдительность? Или не ожидала, что ее желание исполнится так быстро? Как она и мечтала, старуха уедет и оставит ее семью покое раз и навсегда. Исчезнет, растворится…

Сквозь размышления о грядущих переменах, в сознание Скворцовой прорвался голос Татьяны Ивановны. Теперь толстуха не скрывала своей зависти:

– Да, милая, повезло тебе с мужем. Вот бы мне такого. Мой-то Альбертик на такое не способен.

Оля тут же представила мелкого и тщедушного Альберта Николаевича Титова, который в объеме был ровно вполовину меньше своей необъятной супруги. Да и за какой хрен этот учителишка купит такую дорогую и изысканную вещь? Несчастный Титов всю жизнь преподавал в техническом универе сопромат и занимался репетиторством, но все равно не мог нормально обеспечивать постоянно растущие запросы Таньки и их великовозрастной дочери.

Скворцова чуть не рассмеялась в голос. Едва сдерживаясь, она почти искренне сказала:

– Согласна с вами, Танечка, целиком и полностью. У меня классный муж. Но моему Валерке тоже повезло со мной.

– А никто и не спорит. Только вот…

Титова запнулась. Выбросив влажные бумажные полотенца в урну, она обернулась к Оле.

– Мне кажется, что тебе, Оленька, нужно быть с Ларочкой немного поласковей, – виновато-заискивающе продолжила Титова. – Тем более, что уедет она с Петрушей в Испанию и видеться вы будете очень редко. Будь умницей, девочка моя, помирись с Ларочкой!

– Но мы и не ругались, – неприязненно отозвалась Оля. Она подставила под сушилку мокрые руки, а про себя подумала: «Неужели все так явно? Старуха уже начала жаловаться на меня своим подругам. Не хотелось бы, чтобы эти разговоры дошли до ушей Валерки».

– Я понимаю, – между тем усиливала напор Татьяна Ивановна, – что вы обе ревнуете Валерочку друг к дружке. Но все же надо как-то находить общий язык. Хоть это и не мое дело, но я же вижу, как Ларочка переживает из-за ваших отношений.

– Это действительно не ваше дело, уважаемая Татьяна Ивановна, – враждебно парировала Оля. Она порывисто выключила сушилку и просверлила Титову недобрым взглядом. – И я бы предпочла, чтобы вы и впредь не совали свой длинный нос не в свои дела. Я вас предупреждаю: не вмешивайтесь в мою жизнь! Я этого не потерплю. Так и знайте!

– Ну не злись, Оленька… Я же хочу, как лучше, – Титова вздрогнула от неожиданной грубости собеседницы и сдала свои позиции. Она обиженно засопела и тут же подумала о том, что Ларочка была во всем права. Ее невестка не та, кем кажется. Высокомерная, наглая, неблагодарная и никого не уважающая девчонка!

Чуть позднее и господин Усольцев тоже решил внести свою посильную лепту в отношения между свекровью и невесткой.

Когда гости вволю порадовались за будущих новобрачных и их переезду в Испанию, все дружно отправились на танцпол. Валерка пригласил мать на медленный танец и выходя из банкетного зала, они принялись что-то живо обсуждать. А Оля осталась сидеть за столом в полном одиночестве. Потягивая терпкое красное вино, она снова и снова мысленно упрекала себя за несдержанность. Увы, но и на этот раз она не смогла стерпеть наглого вмешательства в свою жизнь. Сейчас хотелось одного – поскорее напиться и утопить в желудке осадок, оставшийся после всего случившегося на этом поганом банкете.

Но даже в эту минуту, оставшись наедине с собой, Скворцова привычно излучала полное спокойствие и удовлетворение от происходящего вокруг.

Неожиданно рядом с собой Оля услышала вкрадчивый голос Усольцева. Петруша, который всегда напоминал ей сытого, вальяжного и самоуверенного кота, стоял опираясь на спинку стула. Петруша проницательно вглядывался ее лицо и приветливо улыбался. От этого пристального взгляда Оля почувствовала себя не совсем уютно. Она поежилась и насторожилась. Усольцев был человеком умным, расчетливым и коварным. С ним надо быть очень внимательной.

– Ольга Николаевна, вы не будете против, если я присяду рядом с вами?

Оля чуть не поддалась искушению ляпнуть: «Нет!», но вовремя прикусила язык и радушно ответила:

– Нет, дорогой Петр Викторович, не буду.

Усольцев уселся рядом с Олей и мечтательно вздохнул:

– Какой чудесный вечер! Вы не находите?

– Да. Все отлично.

– Ларочка сегодня очень счастлива, да и гости всем довольны. Вардин оказался на высоте, не подвел нас. Еда приготовлена великолепно.

– Согласна с вами, Петр Викторович, целиком и полностью.

– Однако, сударыня, такую красавицу как вы нельзя оставлять в одиночестве за праздничным столом, вот я и решил составить вам компанию. У вас все хорошо, милая? Мне это кажется, или вы чем-то расстроены? Уж не разбитым ли бокалом? Но это такая ерунда, дорогуша. Уж поверьте на слово мне старому, умудренному опытом человеку.

– Нет, я не расстроена. И да, вам действительно показалось, Петр Викторович. Если честно, то я уже и забыла об этом маленьком недоразумении, – соврала Оля и лучезарно улыбнулась.

– Вот и отлично! – почти радостно воскликнул Петруша, но его глаза по-прежнему оставались серьезными. Тем не менее он продолжил в характерной для него льстивой манере: – Вы всегда очаровательны, дорогая, но сегодня вы просто затмеваете всех своих красотой и элегантностью!

Старый ловелас взял руку Оля и поднес к своим губам. Скворцова едва сдерживала брезгливость, но руки не отняла. Она по-прежнему улыбалась. Однако эта искусственная улыбка с каждым мгновением давалась все тяжелее.