Да. Свекровь любила себя и не отказывала себе ни в хорошей косметике, ни в различных косметических процедурах. Лицо ее было моложавым, гладким и без морщин. Удивительно, что даже холеные руки не выдавали ее солидного возраста, потому что на них не было старческих пигментный пятен. Дорогое кружевное серое платье сидело на Ларочке как влитое. Аккуратно подкрашенные волосы и приличная укладка делали ее много моложе. Даже едва заметный макияж украшал и молодил старуху.

      Все эти подробности внешности свекрови Оля оценила молниеносно, как только вошла в банкетный зал. Сейчас же она рассматривала свекровь более пристально и думала о том, что при таком уходе за собой старая карга с легкостью проживет еще лет тридцать. При этом она уловила и направленный на себя взгляд свекрови. Даже не на себя, а на подарок Валерки. Старухе не удалось скрыть своего удивления и зависти. В свете ярких бра, развешанных по всему периметру банкетного зала, браслет Оли играл острыми разноцветными лучиками, как и положено дорогому изысканному украшению. В это самое мгновение Оля ощутила прилив злорадства и даже торжества. Ведь подарок мужа по стоимости намного превосходил цену английского сервиза.

      Вскоре лицо Ларисы Игнатьевны приняло свое первоначальное высокомерное выражение. Она легонько постучала по хрустальному фужеру вилкой. Когда суета за столом улеглась, именинница низким контральто торжественно произнесла:

– Ну вот, дорогие мои друзья, после поздравлений сына, я хочу предоставить слово Петруше. Он хочет сделать важное сообщение.

      Гости понимающе заулыбались и устремили взгляды на высокого мужчину в костюме от Бриони. Усольцев вальяжно поднялся с места и торжественно сказал:

– Наполните свои фужеры, господа! И непременно шампанским. Имею честь доложить вам, что на днях я сделал Ларочке предложение руки и сердца. И она любезно согласилась выйти за меня замуж.

      Оля недоуменно разглядывала оживившихся друзей свекрови. Татьяна Ивановна удивленно вскинула брови. Было заметно, что эта новость сразила ее наповал. Еще одна приятельница свекрови Нинка Миркина состроила мину, будто она уже давно догадывалась о том, что этот брак неизбежен.

Оля перевела взгляд на мужа. Валерка широко улыбался и, казалось, совершенно не был удивлен столь приятным известием.

– Так ты знал? – прошептала Оля, наклонившись к мужу.

– Да, дорогая, знал. Ларочка мне позвонила в Лондон и поделилась этой замечательной новостью.

– Почему ты мне ничего не сказал?

– Я хотел сделать тебе еще один сюрприз, дорогая.

– Ах вот как. Значит сюрприз… – выдохнула Оля и опять почувствовала приступ ничем не контролируемой ярости. Рука с фужером задрожала, и казалось, что он сейчас лопнет от силы, с которой ее тонкие пальцы сжимали этот хрупкий сосуд.

Тем временем Усольцев, довольный реакцией гостей, провел рукой по седым волосам и заговорил снова:

– Но это еще не все, друзья! Мы с Ларочкой переезжаем в Испанию, где я не так давно приобрел маленькую виллу в Салоу. Пора и нам с Ларочкой отдохнуть. Ну, а вы, если пожелаете, будете приезжать к нам в гости. Мы будем рады видеть вас всех у себя.

За столом поднялся невероятный гам. Все принялись обсуждать сногсшибательную новость. Только Оля, словно в замедленной съемке наблюдала, как красивый фужер беззвучно рассыпается, а шампанское, стекая по руке, капает на ее маленькое черное платье и собирается на бедре в большое мокрое пятно.

7.

      На следующее утро Оля проснулась поздно. Она не слышала, как муж уехал в офис, а дети разбрелись по дому. Голова нестерпимо болела. Поначалу Скворцова хотела встать и привести себя в божеский вид: принять холодный душ, выпить аспирину и чашку кофе, подкраситься и сделать прическу. Но чтобы прийти в норму, прежде всего нужно каким-то чудесным образом вытащить себя из теплой постели. Но Скворцова поступила прямо противоположным образом. Она поплотнее закуталась в шелковое одеяло и на какое-то время затихла.

Однако голова уже не просто болела, а разламывалась на куски. Но еще хуже было то, что упрямая память снова и снова возвращала ее во вчерашний вечер.

После злосчастного конфуза с треснувшим фужером, захотелось напиться как свинья. Вот она и приняла больше положенной нормы. Ей тогда показалось, что ужраться вусмерть – это единственный способ заглушить стыд и обиду на себя. Она не сдержалась и позволила чувствам вырваться на волю. Она выставила себя полной дурой перед этими старперами, и что самое главное, перед свекровью, Усольцевым и Валеркой.

Муж наблюдал за ее чрезмерными возлияниями сначала с улыбкой, потом в его глазах замелькала легкая тревога. Однако Валерка не стал прилюдно поднимать скандал и настаивать на том, чтобы она прекратила пить все подряд. То ли не хотел портить настроение себе и Ларочке, то ли желал в глазах гостей матери выглядеть этаким снисходительным и все понимающим мужем. Мужем, который легко прощает своей легкомысленной и неразумной супруге всяческие проделки. А может ему просто-напросто было на все плевать. Валерка веселился от души. Он перетягал на танцпол всех баб и рассыпался перед ними в комплементах. Приятельницы свекрови млели от счастья. Было очень смешно наблюдать, как старухи таяли в объятьях мужа и строили ему глазки. Одним словом, Скворцов был весел, услужлив и чрезвычайно мил со всеми, включая даже и ее саму.

Ларочка же была очень довольна сыном и производимым им впечатлением. Она была горда тем, что вырастила красивого, хорошо воспитанного и очень обходительного мужчину. Свекровь всякий раз подчеркивала это и без конца хвасталась сыном. Теперь старухе и ее подружкам не хватит и года, чтобы обсосать и банкет, и закуски, и красавчика сына, и предстоящую свадьбу, и переезд будущих новобрачных в теплую страну.

      Но Оля хорошо знала, что в первую очередь старые грымзы примутся сплетничать именно о ней. Брызгая слюной от зависти, эти молодящиеся из последних сил мегеры, будут обсуждать ее прическу, платье, шикарный браслет и, естественно, разбитый фужер. Ну, а Валерка в нужный момент обязательно упрекнет ее в отсутствии манер и элементарной культуры. Потом состроит обиженного и будет дуться два-три дня.

Когда они возвращались из ресторана домой, Скворцов еще в такси хотел высказаться по поводу ее поведения на банкете. Но по какой-то причине передумал. Он всю дорогу восхищался отлично организованным ужином и был просто в восторге от того, что мать и Петруша наконец оформят свои отношения. Но больше всего муж радовался тому, что Ларочка, как все нормальные люди, остаток жизни проживет в цивилизованной стране, да еще у моря. У мужа не было никаких сомнений в том, что Усольцев обеспечит его матери достойную жизнь. Отныне Ларочка не будет знать ни забот, ни хлопот. Да и они сами смогут каждое лето отдыхать в Испании, останавливаясь на вилле Усольцева. И не надо будет пользоваться услугами туристических агентств и переплачивать сумасшедшие деньги за перелет и номер в пятизвездочном отеле.

Все разгогольствования мужа Оля слушала в пол-уха и только согласно кивала головой. Она была пьяна настолько, что Валерке пришлось чуть ли не волоком тащить ее в дом. Она абсолютно не помнила, как оказалась в спальне, как разделась и как улеглась в кровать.

Оля почувствовала, что головная боль становится уже невыносимой. Она приподнялась и оперлась на локоть, стараясь припомнить, где вчера оставила сумку. Оля точно знала, что накануне предусмотрительно сунула в косметичку конвалютку аспирина. Должно быть сумка валяется на полу возле платяного шкафа.

Скворцова неохотно отбросила одеяло, с трудом поднялась с постели и прошлепала к шкафу. Она подхватила сумку и вернулась в постель. Каждое движение отдавалось в голове мучительной болью. Аспирин нашелся быстро. Дрожащими пальцами Оля вырвала из бумажной упаковки две таблетки, бросила их в рот и принялась разжевывать не запивая. «Это же надо было так вчера ужраться! Больше ни капли не возьму в рот», – подумала она и опустилась на подушки. Кисловато-горький привкус лекарства был гадким, такими же отвратительными были и воспоминания о вчерашнем вечере.