– Потому и дошло, – Жустиана вздохнула. Голос ее упал до шепота. – Он знал тебя лучше других. Амари… ты же помнишь, как он погиб.

– Вызвал двоих. Одного заколол в шею, второго убил прямым ударом в сердце, получил серьезную, но не смертельную рану в живот и истек кровью на белых камнях Часовой. Будь с ними секунданты, его спасли бы. Погибший Создатель, он никогда не был столь беспечен!

Жустиана кивнула. Ее глаза подозрительно заблестели. Амари не выносил женских слез, как и все мужчины семейства Рейес, – ей это было известно.

– Я нахожу единственное объяснение случившемуся: Руперт хотел скрыть причину дуэли, потому никого с собой не позвал. В том, что убьет обидчиков, он не сомневался, а вот с раной не рассчитал, – ее голос дрогнул. – Создатель! Почему Часовая?! Это же проклятое место! Тот, кто падает на белые камни, уже не встает. Тот, кого выпивают белые камни, теряет не только жизнь, но и душу… Он никогда больше не вернется в мир Эрохо… мой мальчик…

– Графиня, прошу вас! – Амари не был суеверен. Он так долго убеждал себя в этом, что почти поверил. Он не желал думать об умершем Творце, созданном его кровью мире, камнях, выпивающих людей. Но пришлось.

Руперт не желал раскрывать причину дуэли. Он собирался убить своих противников и не сомневался – так и будет. Но он также верил: смерть тела – это еще не конец. На юге знали множество ритуалов, способных призвать души умерших. По крайней мере, тамошние мудрецы утверждали, что им это подвластно. Руперт рисковать не желал. Его противники – третьи сыновья аристократов соседнего государства Намит, служившие при посольстве, не должны были вернуться. А значит, единственный выбранный для них путь – погибель на древних белых камнях Часовой площади в столице или близ горного хребта в Нидосе. Тот, кто терял последнюю каплю крови в этих местах, в Эрохо не возвращался.

– Он хотел защитить тебя, – то ли упрекнула, то ли предупредила графиня. – Его усилий хватило на два аньо. Целых два аньо тебя не трогали, но сейчас что-то затевается. Об этом знаю я, еще Алонцо…

– Отец просил поговорить со мной?

– Нет. Алонцо запретил мне тебя беспокоить. Он боится, как бы ты не поступил с точностью наоборот: от чего предостерегаю, в то и влез.

Амари с трудом подавил неуместный сейчас смешок и прикусил губу – от этой детской привычки он никак не мог избавиться.

– Если Руперт погиб из-за меня, я сделаю все, чтобы найти истинных виновников его смерти.

– А я не хочу потерять того, кто был Руперту важнее жизни, – Жустиана покачала головой и ободряюще улыбнулась. – Думай, Амари. Думай, на чем тебя могут поймать. Что заставит тебя наделать глупостей?..

***

Изящное движение кисти, мимолетная улыбка – и кажущийся невесомым веер со щелканьем закрылся. Амари отвел взгляд, пряча улыбку. Фрейлина ее высочества Эрики, Линэя, маркиза Юрран, обворожительно изображала негодование. Ухоженное, с огромными серыми глазами и аккуратным курносым носиком лицо пылало почти неподдельным возмущением.

– Вы несносны! – произнесла она, чуть приоткрывая веер.

– Возможно, моя рэя. Шутка показалась вам неуместной?

Первая кокетка при дворе и заядлая сплетница раньше не обращала на Амари внимания, а тот не особенно горевал об этом.

– Юмор под стать…

– Сурейскому моряку, а не принцу, – подсказал Амари, следя за веером. Тот говорил намного больше хозяйки. Линэя вновь закрыла его, слегка похлопала по правой щеке, а потом по раскрытой ладони. – Но я же родом с побережья, все Рейесы немного моряки и даже пираты.

– Вы повторите эту шутку позже, – веер раскрылся полностью. – Здесь невыносимо душно.

– Позвольте сопровождать вас?

– Позже, ваше высочество, – Линэя два раза взмахнула пушистыми ресницами, трижды – веером и удалилась.

Амари вздохнул. Неожиданный флирт маркизы его позабавил. Пожалуй, он заинтересовался бы прелестной рэей, не случись недавнего разговора: Жустиана прямо дала понять, что опасности следует ожидать отовсюду.

В истории Кассии дворцовые перевороты были нередки, в результате последнего трон приняли Рейесы. С тех пор старые аристократы спали и видели, как бы изгнать южан-выскочек из столицы раз и навсегда. Прадед Амари не только не подчинялся правилам, установленным предыдущей династией, но и сурейскую родню подтянул ближе к Кастелле. Глупцом он не был, а потому доверял лишь своим.

Заговоры случались постоянно. Старая знать и так старалась, как могла, а ее к тому же снабжали деньгами и подталкивали под руку шпионы из соседних государств. Значительно увеличившаяся в размере и постоянно богатеющая Кассия была им как кость в горле. Намитцы уже триста аньов пытались отхватить северо-западные земли: Нидосские горы славились рудоносными и серебряными жилами. Парису не давали покоя сосновые леса Аллора на востоке. Элалия желала бы присоединить юго-восточные степи Фарты.

На памяти Амари отца пытались убить четырежды, сам же король давно перестал считать, сколько раз подвергался опасностям. Заговорщиков не останавливали даже наследники, а ведь, кроме Амари, у Алонцо Первого Рейеса имелось трое старших сыновей и дочь. В случае его смерти на престол восходил старший сын Рамель. Второй сын, Мигель, носил титул герцога Сурейского, уже три года как осел на юге, но мог прибыть в столицу в любой момент. Третий сын – Дарио, маркиз де Рей, обосновался на побережье, и уж до него никто из врагов не дотянулся бы точно. Амари пока оставался в Кастелле при отце, носил звучный титул принца крови, обязанностей (как и закрепленных за собой земель) не имел, чему не особенно печалился. Его совершенно не тянуло управлять какой-нибудь провинцией в неполные двадцать лет. Он грезил воинскими победами и славой, а года через три видел себя в чине никак не меньшем, чем генерала от кавалерии.

– Ваше высочество, – Перан поклонился. – Просили передать вам.

На резном позолоченном подносе, инкрустированном драгоценными камнями, красовался веер Линэи.

– Что-нибудь еще?

– Госпожа ожидает возвращения пропажи в беседке на третьей дворцовой аллее у пруда.

– Благодарю.

«Снова парк, – подумал Амари. – Он хоть и большой, но вряд ли сумеет вместить всех возжелавших уединения».

Однажды в детстве они с Дарио полночи прятались в кустах сирени, чтобы выследить Рамеля. Брат в то время не пропускал ни одного корсажа. Ждали они его на первой аллее, а тот находился на восьмой, потом еще и посмеивался над незадачливыми соглядатаями. А вот Мигелю как-то раз повезло подслушать разговор намитского вельможи и кассийского канцлера. Возможно, это спасло их если не от смерти, то от кровопролития.

«Вот бы сейчас, – подумал Амари, – услышать чей-нибудь тайный разговор, раскрыть шпиона, разоблачить негодяев и отомстить за Руперта…»

Увлеченный мечтами, он не заметил, как дошел. Эта часть парка была скудно освещена, находилась довольно далеко от дворца, и предполагалось, что забредать сюда не будут, однако с наступлением темноты она становилась донельзя популярной, особенно поздними вечерами во время балов. Темное зеркало старого пруда, редкие звезды, смотрящиеся в него, скульптуры прекрасных полуобнаженных правиц, выглядывающие из обильной зелени сиреневых кустов – все привлекало романтически настроенных придворных. Кто сейчас сидел в белой беседке, увитой синим нидосским плющом, разглядеть не удавалось, но точно двое. Сойдя с тропинки и, стараясь идти как можно тише, Амари приблизился к беседующим. Высокие кусты удачно скрыли его.

Рядом с Линэей сидел высокий статный мужчина в светло-зеленом камзоле. Он смеялся и не стеснялся в выражениях. Маркиза смущенно улыбалась ему и молча выслушивала. Если бы Амари посмел повторить хоть одну из звучавших в беседке шуток, маркиза непременно бы оскорбилась.

Собеседника Линэи, посла Намита при кассийском дворе, Амари знал неплохо и связываться с ним лишний раз не горел желанием: более напыщенного и самоуверенного типа следовало еще поискать. Верить же в то, будто маркиза специально заманила сюда их обоих, не хотелось. Амари уже собрался незаметно отойти, а потом вернуться во дворец, когда услышал такое, что забыл обо всем на свете…