Что-то упало в саду за деревом, это была мягкая посадка. Сидевшие на скамейке женщины обернулись – никого. Он был невидим.

– Желуди, наверно, падают, – сказала женщина в сером платье. – А может, мыши бегают, запасаются на зиму… тоже хотят есть. Сейчас самое время запасы делать. У меня соседка, здоровая как лошадь, спит до двенадцати часов. Ничего у нее нет, никаких запасов. Как она живет?

– Да, – соглашалась подруга.

Он легко поднялся с земли, принял образ мужчины в клетчатом плаще. Мужчина, чей образ он принял, деловито глубоко засунув руки в карманы плаща, свернул за угол. Он хотел последовать за своим оригиналом, но помешало что-то лохматое на четырех ногах… И тогда он пошел за мужчиной с портфелем из натуральной кожи, в очках. Мужчина с портфелем остановился у почты. Он тоже остановился. «Что надо?» – вопросительно посмотрел мужчина в очках на «хвост» и быстро заскочил в автобус. Тот тронулся. Он остался на остановке, и теперь пошел за женщиной. Женщина прошла в зал, он – тоже. Это была парикмахерская.

– Что вам, мужчина? – спросила с проседью в волосах женщина.

Он вздрогнул, наморщил лоб, пытаясь вспомнить… все было знакомо и не знакомо.

– Что скажете? – не отставала женщина. – Забыли речь? Напился и разум потерял. Метил, наверно, в вытрезвитель, а попал к нам.

Мужчина был трезвый, без запаха, и женщина испугалась, присмирела; а накричала она оттого, что муж вчера напился, думала, тоже пьяница.

– Вы кого-то ищите? – виновато отводя глаза в сторону, спросила женщина. – Это «Салон красоты». Понимаешь? – женщина принялась накручивать на палец волосы, показывая завивку.

Он, широко раздувая ноздри, жадно вдыхал терпкий запах духов и не мог надышаться.

– Давайте выходим.

Женщина взяла мужчину под руку и вывела на улицу. «Бедный, – думала она. – Не говорит. Вроде, как не в себе. Откуда такой взялся? Вот горе родным». Ее горе – муж-пьяница, – стало пол горем.

Он пошел в парк. Это был уже другой парк, не тот, где состоялась мягкая посадка. Желтый редкий лист дрожал на ветру, ковром стлался по земле. Было прохладно, даже холодно.

– Ба, Федор!

Вдруг услышал он за спиной.

– Не узнаешь?!Митин я!

Мужчина полез обниматься. Он хотел отстраниться, но Митин крепко держал.

– Ты как здесь? Проездом? Пошли, зайдем в кафе. Согреемся. Я угощаю! Пошли!

Кафе было рядом.

– Сейчас закажем что-нибудь покрепче, – хлопотал Митин. – Мое любимое кафе. Правда, здесь великолепно и официантки молодые? Особенно одна… Красавица.

– Что мы с тобой закажем? – и Митин судорожно принялся листать меню в два листа, словно искал третий. – Ты мой гость! Я угощаю!

Официантка приняла заказ. Митин бросил на стол пачку «Шипки», закурил.

– Не куришь? Хорошо. А я вот не могу бросить. – И как бы в доказательство, Митин глубоко затянулся, задумался.

– Пожалуйста, – принесла официантка водку, колбасу с гречкой, икру кабачковую.

Митин наполнил стопки:

– За встречу! – выпил.

Он тоже выпил – ударило в голову, и стало хорошо.

– Я, Федор, может, что-то делаю не так, так ты говори, не стесняйся. Я могу извиниться. Хочешь? Хочешь! – не унимался Митин.

Появилась официантка-красавица, и Митин отстал:

– Вот она! Смотри!

Черные локоны, ниспадающие с плеч, томный взгляд… чувственные полные губы… Сама страсть.

– Видел, как она посмотрела в нашу сторону? – оживился Федор. – Ей бы в кино сниматься, а не с разносами бегать. Сколько я хожу сюда, никогда не сажусь за столик, который она обслуживает, боюсь… Ты понимаешь меня? – схватил Митин колбасу, поднял стопку. – А ты что не рассказываешь о себе? Я знаю, что ты живешь неплохо. А вот скажи мне, чем отличается гармоническая личность от негармонической? Сейчас это модно: гармоническая личность. А кто она такая, гармоническая личность? Гармония души и тела?

Музыканты вышли на сцену, задвигали стульями, рассаживаясь. И Митин, подперев голову руками, тихо запел:

– Гармоны, гармоны… лимоны, лимоны. Гармония человека, лимония человека. Официант! Еще нам грамм по сто!

– Слышу, слышу, – недовольно отозвалась официантка.

– Ты меня, Федор, извини, у меня сейчас, на данный момент, достаток… Жена хорошая, дети… Все есть! Но все равно что-то не хватает! Неудовлетворенность какая-то… Я стал выпивать – помогает. Я хочу парить, летать над землей, как птица! Каждый из нас хочет жить красиво, но не у каждого это получается…

Митин еще что-то хотел сказать, но вскрикнул саксофон; труба глухо взревела; ухнул барабан. Музыканты настраивали инструменты. Оркестр заиграл. Митин закурил.

Музыка была главной в зале, хозяйка: развлекала, занимала посетителей. Не обошлось без танцев.

– Давай закончим, – предложил Митин, наливая водку, проливая на стол.

Федор не хотел больше пить, в глазах рябило от танцующих. Белозубо смеялась красавица-официантка. Федор хотел встать – словно кто насильничал, держал. Голова сделалась тяжелой. Что было потом, он уже не помнил.

2

Было холодно и жестко лежать, тошнило, Федор открыл глаза – темный грязный потолок; болела правая нога, колено; исписанные стены. Федор в комнате находился не один.

– Ты пройдись, согреешься, – участливо предложил полнолицый мужчина с черными усами, сидевший на кровати напротив. – Будем знакомы: Александр Чесноков. Просто Саша, – протянул мужчина крепкую в наколках руку.

– Федор…

– Тебе плохо? Может, мента вызвать?

– Так тебя и послушает мент, – откликнулся с усмешкой парень

– Молчи, салага! – цыкнул Александр.

Парень ничего не ответил, царапал что-то на стене.

– Первый раз в вытрезвителе? – выспрашивал Александр.

– …сразу видно, – буркнул мужчина справа.

– Ты, Федор, не переживай. Вон Мишка, – кивнул Александр на парня. – Третий раз уже здесь. Мишка, расскажи, как тебя обливали холодной водой.

– Радуйся, что тебя не обливали.

– Ты, Мишка, не злись. Все мы здесь свои. Только Федор новичок.

– Стоит только раз попасть, а там понравится, – злорадствовал мужчина справа.

– А знаете, как я сюда попал… – не знал Александр: рассказывать, не рассказывать.

– …нажрался как свинья.

– Нет, Мишка, ошибаешься. Был я, конечно, выпивши… На автобусной остановке смотрю, мужик, вроде как пристает к женщине, ну я и вступился… Оказывается, это были муж с женой, выясняли отношения. Я – третий лишний, да еще пьяный.

– …эмансипация все, равноправие… – брюзжал мужчина справа. – У меня баба говорит: давай купим картины, давай жить как люди. «А как мы живем?» – спрашиваю я. Зачем мне эти картины? Что они мне дают? Кормят, поят? Когда я буду пьяный – ломать их?

– …это, Сергей, искусство.

– Искусство… Часами вертеться перед зеркалой, краситься.

– Это уже мода, – с улыбкой ответил Александр.

– К черту такую моду!

– Мишка, приятно, когда женщина в коротком?

– Конечно! – обрадовался Мишка.

– Вот оно, молодое поколение…

– Это молодое поколение?.. Он сопьется скоро… Алкаш!

– Помолчи, папаша, – прошипел Мишка.

– Что? Не нравится? Не пей. Не можешь?

– Заткнись!

– Что? – встал с кровати Сергей.

– Ладно, ладно вам… Не хватает еще драки здесь. Выпустят – и поговорите по душам.

Александр говорил дело, и конфликт уладился. Кто-то где-то стучал, словно забивал гвозди, и гвоздей этих было много. Сергей сидел, опустив голову. Александр тоже сидел на кровати, прислушивался. Федор встретился взглядом с Мишкой…

– Что, дядька, все молчишь? – спросил Мишка. – Думаешь… Раньше надо было думать. Индюк думал, думал, – и в суп попал.

Послышались шаги, звякнул ключ в замочной скважине, выстрелил замок.

– Что, «Униженные и оскорбленные»? – спросил младший сержант. – Кто из вас Голубцов? Голубцов?

– Иди, иди, Федор… Это тебя, наверно.

Федор встал.

– На выход!

Ярким было солнце из единственного окна в коридоре, нежным прикосновение… Младший сержант остановился перед дверью, обитой черным дерматином.