Дмитрий словно специально делал на зло, шел на обострение отношений. Вчера не разметил фланцы. Работа было срочная. Лаптев спрашивал:

– Почему не разметил фланцы?

– Не успел. Ты мне дал работу полпятого. Струбциной лист было не взять, три тонны.

– Надо было вырезать отверстие.

– Вадим был занят.

– Я ведь предупредил тебя, что работа срочная.

– Срочная… Но я не вижу результатов своего труда. Не знаю, за что работаю.

– И не узнаешь!

Это была уже угроза. Как два петуха стояли Дмитрий с Лаптевым за комбинированными ножницами, выясняли отношения, спорили.

Дмитрий до того дошел в своих подозрениях в отношении зарплаты, что не мог спокойно работать: во всем виделся обман, подвох. Был еще один нелицеприятный разговор с Лаптевым. Дмитрий катился по наклонной. Откуда этот негатив в работе, подозрения? Ведь мог он разметить фланцы. Почему не разметил? Не каждый день срочная работа. Пошел на принцип? Не захотел? А может, не было настроения? Такое случается. Нет, не в настроении дело. Все гораздо сложнее. Труд становился в тягость, терял свою привлекательность. Были минуты, когда Дмитрий ненавидел свою работу; шел на нее как на эшафот. Но ведь были и минуты, когда работа становилась в радость, но это происходило давно. До отпуска еще два месяца работать. Скоро в отпуск! В отпуск! …не будет ни Лаптева, ни КТУ, ни сидящего без работы Вадима. Никогда еще Дмитрий не хотел так отпуска. В отпуск! В отпуск! Дмитрий хотел побыть один, сменить обстановку, наконец, решить, что делать дальше. До отпуска – еще целых два месяца.

5

После праздника «Дня Конституции» по цеху поползли слухи о создании малого предприятия «Ремонтник» на базе ремонтного цеха и цеха отгрузки. И скоро, действительно, ремонтный цех, отгрузка преобразовались в «Ремонтник». И как объяснил директор малого предприятия Жигалев Борис Иванович, это делалось с целью увеличения заработной платы. Малое предприятие – это самостоятельное предприятие со своим счетом в банке, фондом заработной платы. Главным для «Ремонтника» оставался ремонт заводского оборудования. При заводе уже имелось два малых предприятия – «Прогресс», «Механизатор». Жигалев неплохо знал коллектив ремонтного цеха, некоторое время работал мастером; потом перешел в отдел сбыта. Борис Иванович был небольшого роста, представительный седовласый мужчина. Широкое скуластое лицо с угасающим румянцем. Взгляд умный, понимающий. Держался независимо, знал себе цену.

В среду прошло собрание, на котором Борис Иванович рассказал о малом предприятии, что оно собой представляет. Он совсем не владел языком, оратор был никудышный, к тому же заикался. У «Ремонтника» будет своя бухгалтерия, снабжение – все, как на большом предприятии. За электричество, воду… – за все надо будет платить. Можно работать и в выходные.

– Надо нам с вами быть сплоченней. Я думаю, мы с вами не ударим в грязь лицом. Будем хорошо работать – жить будем лучше. Нам не на кого надеяться, как на самих себя. Главное, не надо отчаиваться. Верно?! – на оптимистической ноте закончил выступление директор «Ремонтника».

Вышел из отпуска Плотников. Он думал с годик еще поработать.

Время было неспокойное, голодное. На заводе каждую неделю что-нибудь да давали: то колбасу, то сыр, то яйца. Даже завозили импортные куртки. В магазине трусов не было. Тут еще малое предприятие, намечалось повышение зарплаты. Теперь можно было работать: по новому трудовому законодательству пенсия была и заработок шел. Раньше зарплата с пенсией не должны были превышать триста рублей. Получались большие неудобства: приходилось работать неполный день, уходить в так называемый вынужденный отпуск. Плотников подсчитал, все вместе – зарплата и пенсия, рублей четыреста должно выходить.

Бушмакин с Пашковым все приставали с водкой, чтобы Плотников поставил с пенсии, но Алексей был тверд: украли водку и все, целый ящик. Нет водки!

Дорофеев размечал фланцы, страшно ругал Пашкова, Сергей был на кране:

– Черт возьми этого дурака, мать! Пора бы уж научиться работать. Фланцы не может разметить! Спешит, как голый на… Осел!

Сергей разметил фланцы без припуска на обработку. И восемь фланцев пошли в брак, в металлолом. Хорошо Вадим еще проверил, а то бы – все в брак. Позавчера Зуев, сварщик из смены Ельцова, ушел в отпуск. Смена осталась без сварщика. Резки было много. Вадим злился. Лист местами был в масле. Слезились глаза от гари, першило в горле. Вадим поминутно отхаркивался.

Дмитрий сидел за вальцами, курил. Не было болтов на м16 для сборки формы на керамзит. Потом вдруг выяснилось, что надо торцевать раму. Механик не тот размер дал. Опять простой.

Дмитрий пошел в кузницу курить. Плотников занимался по хозяйству на улице. Тихо как-то было в цехе. Бобров находился в ученическом отпуске, готовился к дипломной работе. Хмелева – на больничном с ребенком. Раза два в месяц она болела. Месяц в году, а может, и больше, выходил у нее нерабочим. Валиев был уже навеселе.

Вчера смена прошла лучше, без простоя. Дмитрий много сделал. Слегка побаливало плечо, старая травма. Дмитрий вытаскивал из стеллажа краном лист, до армии еще это было. Торопился. Лист был зажат. И когда он наполовину освободился, выскочил. Дмитрий хотел его остановить, хотя в этом надобности никакой не было, и что-то тогда в плече щелкнуло. Плечо распухло. Неделю Дмитрий не мог поднять руку. Потом, вроде, ничего, прошло. В слесарном отделении стояла большая загазованность. Слабым было освещение. «Но освещение всегда было таким. Не замечал. Не до освещения было, – думал Дмитрий. – Работал себе и работал. Был передовик. И вдруг разом, сразу, сдал. Впрочем, так ли уж сразу? Может, время пришло уступать место молодым? Нельзя же быть все время первым. Годы уже». Послышались шаги. Это был Лаптев. Он прошел в слесарное отделение, закрутил головой.

– Меня, что ли потерял? – вышел Дмитрий из-за своего укрытия.

– Раму Вершинин сейчас торцанет. Можно будет собирать. Надо сегодня собрать форму, – наказывал Виктор.

– Успею – успею, не успею – не успею.

Будь на месте Дмитрия кто-нибудь другой, Лаптев нашелся бы что ответить, показал, что значит «не успею». С Дмитрием Виктор терялся, робел. Дмитрий человек был немногословный, в годах. Специалист. Виктор не хотел бы портить отношения с ним.

В четыре тридцать Дмитрий закончил с формой.

6

С созданием малого предприятия в цехе заметно прибавилось работы. Поступало много заказов на памятники, оградки, погребные ямы.

На первом месте, конечно, оставались ремонтные работы, завод.

Лаптев выступал против железной дисциплины: все должно быть в меру. У людей должно быть сознание. Но не замечалось этого сознания. За последнее время резко ухудшилась дисциплина в смене. Ранними стали уходы на обед, с работы. Во вторую смену обед по расписанию в шесть тридцать. В шесть пятнадцать никого уже в цехе не было, все в столовой. Виктор на первый раз ограничился замечанием, не стал наказывать. Клавдия всегда была в ладу с дисциплиной, а тут вдруг оказалась нарушителем. Она не могла простить этого Виктору. А ушла она рано на обед за компанию, сработало чувство коллективизма. Но это было только раз. Два дня Клавдия не разговаривала с Виктором, дулась; в столовую не ходила, брала с собой. На третий день она заулыбалась.

В слесарном отделении был перекур. Вадим рассказывал, как начальство било лосей, ночью вывозило туши животных на УАЗике из леса. Вадим сам видел эти туши.

Вдруг где-то рядом дико закричала кошка. Их было две в цехе.

– Ух ты! – вскочил Вадим, затопал ногами. – Замолчи, проклятая!

– Что, на нервы действует? – с усмешкой спросил Лаптев. – Плохо мы стали, товарищи, работать. Конец месяца – надо бы поднажать, а мы сидим, курим. Откуда зарплате взяться? Сегодня вполне можно было собрать крылатку. Вы ее не собрали. – С Сапунова Лаптев перевел взгляд на Дорофеева, потом – опять на Дмитрия.