Синельников сел к Болотовой.

– Какая будет дана оценка работе цехового комитета?

– Можно я? – поднял руку Чебыкин и, не дождавшись, когда Вершинин заметит, встал. – Моя оценка будет «удовлетворительно». Работа, конечно, велась. Не все получалось, как хотелось бы. Но время неспокойное. Живем одним днем.

– У кого еще какие будут предложения?

– Я тоже за «удовлетворительно», – поднял, опустил руку Бушмакин.

– Итак, поступила оценка «удовлетворительно». Кто за данное предложение, прошу голосовать. Виктор, ты за или против?

– За, – прохрипел Лаптев.

– Выше тяни руку, чтобы видно было, – делал Вершинин замечание. – Кто против? Воздержался? Тоже нет. Переходим к следующему вопросу – выборы нового состава цехового комитета. У кого какие будут предложения?

– Оставить цеховой комитет в прежнем составе, – встал Ельцов.

– Еще какие будут предложения? – шарил Андрей Павлович взглядом по рядам. – Предложений больше нет. Тогда голосуем.

– У меня самоотвод, – заявление Сапегина было как гром среди ясного неба.

– Как? – растерялся Вершинин.

За тридцать шесть лет работы в цехе он не помнил случая, чтобы кто-нибудь отказался от работы в цеховом комитете. Быть избранным в него считалось престижным.

– Андрей Павлович, если человек не хочет работать в цеховом комитете, зачем его принуждать, – спокойно отнеслась кладовщица к самоотводу Сапегина. – Я думаю, надо удовлетворить его просьбу.

– Ладно, – согласился Вершинин. – Тогда, кто будет вместо Сапегина? Предлагайте.

– Бушмакина!

– Ну и дурак же ты, Олег! – вспылил Анатолий. – Тянут тебя за язык. Не буду я.

Бушмакин не против был членства в цехкоме, но уж как-то неожиданно.

– Еще какие будут предложения?

– Тихомирова Владислава, – взяла слово Лысенко.

Владислав был человек самостоятельный, не курил. Как мужчина – симпатичный. Галина Афанасьевна была неравнодушна к Владиславу.

Получилось две кандидатуры, Вершинин посчитал, вполне достаточно:

– Голосуем.

Бушмакин набрал наибольшее количество голосов и вошел в состав цехового комитета. Тридцать пять минут ушло на проведение отчетно-выборного собрания. Своеобразный рекорд. Обычно находилось несколько кандидатур на каждую должность. Образовывалась счетная комиссия. Голосовали тайно. Часа полтора, два на все это уходило. Люди опаздывали на автобус, нервничали. После объявления результатов голосования счетной комиссией новый состав цехового комитета собирался еще в узком кругу на выборы председателя.

– Переходим, товарищи, к третьему вопросу – «Разное». Слово предоставляется начальнику отдела труда и заработной платы Сафронову Петру Николаевичу. Пожалуйста.

Разговор предстоял серьезный. Люди были настроены решительно. Петр Николаевич стоял слева от трибуны, заложив руки за спину, в черном костюме, белая рубашка.

– Товарищи, я знаю ваши проблемы, – в дружеском тоне начал Сафронов, – но ничем вам помочь не могу. Все мы зависим от конечного результата. Будет щебень – будет и заработок. Если мы не реализуем продукцию, нам никто ничего не даст, и будем без денег. Так? – улыбнулся Сафронов.

Он словно что-то не договаривал, утаивал.

– Петр Николаевич, мы это уже слышали. Это понятно, – взял Бобров слово. – Но вот КТУ… Сколько у нас конфликтов из-за него.

– Значит, КТУ действует, – нашелся Сафронов.

– Ваше КТУ – уравниловка. Мастер не может точно определить объем выполненной работы. КТУ выводится визуально. Взять Садовского или Бушмакина. У них большой опыт работы. Что для них перекур? Они потом нагонят в работе. А другой всю смену простоит за станком, а ничего не сделает. Нет у нас стимула в работе. Фонд зарплаты у нас постоянный. Сколько ни старайся, все равно больше не заработаешь.

– Что ты, Олег, с ним разговариваешь. Он же баран! – ляпнул Дорофеев.

– Попрошу выбирать выражения, – держался Сафронов с достоинством.

– Извините, – покраснел Вадим. – Вырвалось.

Вадим был выпивши. Он после обеда варил бачок знакомому, шабашил.

– Постоянный фонд зарплаты связывает нас по рукам. Нет у нас стимула в работе, – повторялся Олег.

– Товарищи, у нас на заводе коллективный подряд и оплата труда производится по коллективному подряду с применением КТУ, – отвечал Сафронов. – В будущем мы, может, перейдем на аренду. Оплата труда будет другой. Если вам хочется быть хозяевами, выкупайте цех.

– Директор нам его не отдаст, – усмехнулся Олег. – Чего зря говорить. Была у нас чековая система, только надо довести ее до ума. Заработали мы, скажем, по чекам двадцать тысяч, отдай нам эти двадцать тысяч. Тогда человек будет заинтересован в результатах своего труда.

– Над твоим предложением, Олег, стоит подумать, – сдался Сафронов. – В нем есть здравый смысл.

– Так думайте! Вам за это деньги платят, – хамил Пустеев.

Пустеев с Сафроновым раньше были соседями по лестничной площадке. Потом Сафронов переехал.

– Еще какие будут вопросы к товарищу Сафронову? Нет вопросов? – Вершинин так и просидел все собрание.

Сразу, резко как-то, пропал всякий интерес к начальнику отдела труда и заработной платы. Ничего конкретного, обнадеживающего он не сказал. Разговор прошел впустую, словно его и не было.

– Когда в столовой будет наведен порядок? – хотел бы знать Лаптев. – Обеды во вторую смену плохие. Качество низкое.

– Да, качество низкое, – поддержал Лаптева Бобров. – Очередь в столовой большая. Весь обед на ногах.

– Много чужих в столовой.

Замечания по столовой адресовались Кузнецовой Вере Максимовне, как представителю завкома.

Вера Максимовна была женщина еще молодая. Высокая, статная. Открытый взгляд. Одевалась – кофта, юбка.

– Товарищи, – чуть картавила Кузнецова. – Со столовой разберемся. Обязательно будет наведен порядок! Я вам это обещаю.

Вопросов больше не было. Без пятнадцати пять закончилось собрание, если в душевой сильно не размываться, можно успеть на автобус.

Через две недели после собрания на дверях столовой появилось объявление, что с одиннадцати до тринадцати обслуживаются только рабочие завода. Во вторую смену в столовой разнообразней стало меню: рагу, салат. Рагу появлялось неожиданно, когда начинался обед у рабочих ремонтного цеха. И блюда хватало точно на смену, восемь-десять человек, не больше.

4

Чебыкин временно исполнял обязанности начальника цеха. За мастера был Лаптев.

В пятницу утром Валентин Петрович еще ходил, был на ногах; заходил в кузнецу, в слесарное отделение.

Где-то в одиннадцать часов пришел механик с дробилки, срочно потребовался шибер. Надо было ставить на расточной станок. Но на расточном станке стоял вкладыш, тоже – срочно. Чебыкин не знал, как быть, пошел к начальнику… Валентин Петрович лежал на спине, справа от стола, раскинув руки, бледный. Рот открыт.

Клавдия потом долго не могла успокоиться, разревелась. Иванова тоже в слезы. Собрались все в комнате приема пищи. Все вместе решали, что делать, как помочь товарищу. Для многих в цехе Валентин Петрович был свой человек, рабочий. Некогда Валентин Петрович вместе с Клюевым, Плотниковым работал. Для Плотникова начальник цеха по сей день – слесарь. Плотников упорно не хотел признавать Валентина-начальника.

Никто в цехе не слышал, чтобы Валентин Петрович когда-нибудь жаловался на здоровье. Вчера Ельцов был в больнице, проведывал, позавчера – Клавдия. Валентин Петрович спрашивал о работе, интересовался керамзитом, как идет наладка оборудования.

У Дорофеева опять мало было работы, и вчера он до обеда сидел. Лаптев же выводил КТУ из среднего, не брал во внимание конечный результат. У Вадима был самый высокий КТУ в смене, а работы – мало. Слесарной работы оказалось много. Визуально, на глаз, было видно, кто как сработал. Дмитрий заставил Лаптева пересмотреть КТУ Вадима. Справедливость восторжествовала. Чего еще надо? Но Дмитрий на этом не успокоился. «Зарплата зарплатой, а работа работой, – думал Дмитрий. – Кто я, слесарь или разнорабочий? Почему я должен заниматься такелажными работами?» Опять назревал конфликт.