Разговоры, разговоры… кажется, им не будет конца. Они возникали стихийно на рабочих местах, в столовой, курилке. Невозможно было угадать о чем пойдет разговор, то ли о сталинизме, то ли о зарплате, то ли о народных депутатах. Но почти все разговоры сводились к зарплате.

Странным, непонятным был 1989 год. Конец года, а еще не приняты соцобязательства. блей на 1990 год. Трудовые коллективы не рапортовали о досрочном выполнение плана. Валентин Петрович на собрании призвал коллектив цеха к благоразумию, не сдавать в работе, набраться терпения. Ко всему следует быть готовым. Сегодня есть план, завтра его может не быть. Трудно стало с вагонами.

Часть третья

1

Позавчера Бобров расстался с партбилетом: хватит народ дурить. Лаптев тоже вышел из партии. Еще человек пять сложили партбилеты. Партийная организация в цехе распалась. В других цехах было не лучше. Массовым, всенародным оказался выход из рядов компартии. Во всем теперь были виноваты коммунисты, во всех грехах.

Разнарядка закончилась, Чебыкин не распускал смену:

– Я вас, товарищи, немного задержу. У меня небольшая информация.

– Информация к размышлению, – смекнул Олег.

Чебыкин сердито посмотрел на Боброва, но ничего не сказал.

– Вчера главный инженер собирал у себя мастеров, знакомил нас с планом работы завода. Что нас ждет. Какие планы на будущее. Где-то в конце месяца начнет строиться предприятие по производству керамзита. Это такой легкий материал, катышек. Применяется в строительстве. Керамзитовые блоки пользуются большим спросом. Если удастся наладить производство керамзита, то это будет нашей прибавкой к зарплате.

– Прибавят! Жди! – сомневался Валиев.

– Не все сразу. Москва не сразу строилась. Все наладится. Таков закон жизни. Динамика, – не терял Леонид Иванович присутствия духа. – Надо быть оптимистом. Все будет хорошо. Вот увидите.

– Чего смотреть? Жизненный уровень по сравнению с 1913 годом снизился наполовину, – рассмеялся Бобров. – Рабочий получает за свой труд гроши.

– У меня жена работает бухгалтером в СМУ, – заговорил Бушмакин. – У нее зарплата больше, чем у меня. Она целый день сидит, а я стою у станка. Есть разница?! ИТР добавили зарплату, а рабочим – шиш.

– Чего говорить, у ИТР больше зарплата, – ругался Пашков.

Начальник цеха подошел.

– Нет, все-таки интересно: рабочий – главная производительная сила, а зарплата у рабочего ниже, чем у ИТР, – насупился Ефимов.

– Антон Васильевич, зарплата у меня не больше, чем у тебя, – с укоризной в голосе заметил начальник цеха. – Просто зарплата ИТР теперь приравнена к зарплате квалифицированного рабочего. А почему это сделали? Потому что никто не хочет работать мастером, терять в зарплате. Вот мастерам и добавили.

– Пожалуйста, я могу освободить свое место! – И Леонид Иванович решительно шагнул в сторону. – Занимайте!

– Рабочим тоже подняли зарплату, – не все еще сказал начальник цеха. – Раньше средняя зарплата у токаря пятого разряда была сто девяносто рэ, сейчас – двести сорок. Так что моя зарплата нисколько не больше вашей.

– Валентин Петрович, речь идет не о вас конкретно, а вообще о ИТР, – пояснил Бобров.

Начальник цеха ничего не ответил, закурил, пошел к себе в кабинет.

– Да, товарищи, – спохватился Леонид Иванович, – чуть было не забыл с этими разговорами. Все не переговоришь. Мария Павловна не была на торжественном заседании, посвященном Первомаю. Я ее раньше отпустил с работы. Она у меня отпросилась. Разрешите мне от лица администрации завода, цеха и от себя лично поздравить Марию Павловну с высокими показателями в труде, пожелать ей крепкого здоровья и объявить ей благодарность. Мария Павловна у нас член совета смены, общественник.

– Спасибо, – Хмелева сильно покраснела.

– Кто не работает, тот и в почете, – мрачно вполголоса заметил Бушмакин.

– Кто не работает, тот и ест, – буркнул Ефимов.

– Поздравляю, Мария Павловна! Молодец! – встал Пашков, крепко, по-мужски пожал руку.

– Пойдемте работать, – поднимал Чебыкин смену.

Мария Павловна, конечно, все слышала, но не стала ничего доказывать ни Бушмакину, ни Ефимову, оправдываться. Да, Бушмакин работал лучше, но не принимал участия в общественной жизни цеха, спорил с мастером. Это было ему минус, его ошибкой. Ефимов тоже был спорщик. Мария Павловна никогда не отказывалась от работы, какой бы работа плохой, невыгодной ни оказывалась. Случалась работа и со стороны, левая. Чебыкин давал ее как «разная». Мария Павловна вида не подавала, что это левая работа, не спорила. «Какая разница, – думала она, – деньги идут, и ладно. Чего еще надо?» Иногда Чебыкин сам вставал за станок, он был токарь, делал свои дела. Мария Павловна стояла рядом.

Скупым выдалось премирование на Первомай. Вершинину была Почетная грамота. Сапегину, Хмелевой – благодарность. Раньше, до перестройки вручали не одну Почетную грамоту на всех, и благодарностей – больше. По итогам работы за апрель месяц лучшей признали смену Чебыкина. На ее премирование рабочим выделели семьдесят рублей. На всех.

Но Чебыкин оставил деньги в кассе. У Валиева скоро юбилей, пятьдесят лет. Надо подарок. Это уже стало традицией. Плотников выходил на пенсию. Тоже надо что-то преподнести. От завода выделят подарок, но от смены, товарищей – вдвойне приятней, считал Леонид Иванович. С Плотниковым легко было работать. Человек – исполнительный, любил шутку; несмотря на преклонный возраст, болезни, держался молодцом.

Ефимов в перерывах между работой собирал мотоплуг: крутился, как белка в колесе: и мотоплуг, и работа. И когда все уходили на чай, он вставал за фрезерный станок. Был мастер на все руки. Кулибин. Он торопился, хотел к весне закончить. Работы с мотоплугом еще было много. Иногда Антон в рабочее время собирал аппарат и почти всегда попадался: Чебыкин неслышно подходил сзади и, молча, стоял, смотрел, потом выговаривал:

– Опять, Антон, будешь на меня обижаться, что я занижаю тебе КТУ. Взрослый человек, а ничего не хочешь понимать.

– Я со своей работой справляюсь, – оправдывался Ефимов. – Норму выполняю. Чего меня воспитывать, я вышел из этого возраста. Молодежь лучше воспитывай.

В цехе было два умельца-Кулибина: Ефимов и Стрельцов, электрик. Последний мастерил планер, все хотел летать. Он делал так: два часа работал на себя, шесть – на государство. И когда он работал на себя больше двух часов, довольный, подслеповато щурясь, заявлял:

– Сегодня смена у меня прошла не зря.

– Смотри, Иван, не улети, а то останемся без электрика, – шутили в цехе.

На что Стрельцов отвечал:

– Не бойтесь, товарищи. Электрика еще можно найти, планериста –потрудней.

Ивану уже было за сорок. Крупный мужчина. Мелонхолик. Начальник цеха знал о пристрастии Стрельцова, к работе на себя, но не делал замечаний. Все в цехе крутилось, вертелось. Как электрик, Иван справлялся со своими обязанностями. С Садовским были проблемы: хороший токарь, но – выпить любил. Позавчера опять напился. Валентин Петрович говорил уже с ним, ругался. Не понимает, а ведь уже не молодой. Мастер следил, чтобы к Садовскому никто не ходил, никаких левых заказов. Но Виктор встречался с нужными людьми за цехом. Заказов было много: кому втулку выточить, шпильку. Виктор никому не отказывал. За работу брал, в основном, спиртным – бутылку.

На последнем собрании Бобров вдруг во всеуслышание заявил, что человеком движут личные интересы, человек работает на себя. Валентин Петрович никак не мог с этим согласиться. А общество? Человек – общественный продукт. Между людьми должно быть согласие, взаимовыручка. Один за всех, и все – за одного. А если каждый будет за себя, что получится? Нет, один в поле не воин.

2

«Ну и совесть у людей. Я бы так не мог. У нас работа, план. Сварщик в смене один».

Сидел Чебыкин за столом в конторке, выбивал ногами чечетку, нервничал. За окном было темно. Пять минут одиннадцатого. До конца смены еще два часа. Вот уж час Лаптев варил Гончарову, механику с горгаза, «Жигули». Леонид Иванович был должник: вчера Наталья, жена Гончарова, по знакомству принесла две банки тушенки, джем. В свободной продаже тушенки не было. Услуга за услугу. Гудел расточной станок. Скрипел у Бушмакина резец. Чебыкин давал себе слово больше никому ничего не делать и каждый раз нарушал.