— А где будете вы? — спросила она дрожащим голосом.
— Я открою ворота и впущу войска в замок. Ева Кюгель прибыла из Варноса с армией, — прошептала Марианна с ободряющей улыбкой.
Сердце Гретель замерло в этот момент. Неужели Ева откликнулась на письмо Эльжбеты? Девушка впервые за столько дней радостно улыбнулась и рассмеялась. Ева здесь. Она не бросила свой родной замок и своих людей, она прибыла освобождать их. Гретель ведь до последнего не верила, что это случится, считала решение написать ей полной глупостью, но теперь, когда осознала, что всё реально, не могла сдержать счастья. Жаль только, что графиня Эльжбета не увидит этого. Её душа навсегда переместилась в загробный мир и, возможно, там наконец нашла приют и всё, что потеряла при жизни.
— А как же стража? — Гретель прижала руку к сердцу, всё ещё не веря в происходящее.
— Вся стража — мои люди, ты забыла? — усмехнулась Марианна и поправила воротник замызганного платья служанки. — Ну давай уже, иначе резня начнётся без тебя.
Гретель вскочила с места как ошпаренная, схватила со стола кинжал и побежала по коридору к соседней башне. Она бежала так быстро, что задыхалась и чуть не споткнулась несколько раз о подол собственного платья. Ей казалось, что её преследуют, что Малгожата и Серж вот-вот появятся здесь, и Гретель ничего не успеет сделать. Страх разливался по её венам тяжёлым ядом. Хотелось свободы, хотелось мести, хотелось вернуть всё, что потерялось в войне: замок, богатство, власть. Всё, что возможно было вернуть: о возвращении отца и собственной чести Гретель даже не задумывалась, ведь они потеряны навсегда. Но она может отомстить за них. За каждую рану, за каждое грубое слово, за каждый синяк Розенберги и Сармы расплатятся жизнями.
Наконец Гретель достигла цели. Она ворвалась в покои и тихо закрыла дверь, чтобы никто посторонний не заподозрил неладного. Гретель тяжело рухнула на кровать, но тут же привстала, понимая, что времени просто сидеть у неё нет. Сердце стучало где-то в горле, руки тряслись, и Гретель боялась выронить кинжал. Она так давно не держала в руках оружие, что буквально сходила с ума, вновь чувствуя пальцами рукоять кинжала, осторожно проводя пальцами по блестящей стали, которая была такой опьяняюще-холодной. Сегодня этой стали предстояло обагриться горячей, липкой кровью.
За дверью послышались шаги. Гретель поудобнее взяла кинжал, встала у самой двери и почувствовала, как в душе засвербела звериная ярость. Девушка замерла будто в предчувствие боли. У неё было всего несколько секунд на то, чтобы уложить их обоих — ей хотелось расправиться с Малгожатой и Сержом как можно быстрее, а дальше…
Шаги становились громче и громче. Дверь со скрипом отворилась, и в комнату вошла сначала смеющаяся и улыбающаяся Малгожата, а за ней и Серж, вялый, пьяный и бормочущий что-то невнятное. Гретель, не теряя не секунды, молниеносно схватила девушку за плечо. Малгожата только успела вскрикнуть и предпринять попытку вырваться, как служанка вонзила кинжал ей прямо в глотку, затем ещё раз, ещё раз, и ещё. Алая кровь лилась фонтаном, её брызги летели во все стороны: на одежду, на шею, на лицо будущей графини. Серж вскрикнул где-за спиной, но Гретель не обращала на него внимание. Вокруг не существовало никого кроме неё и жертвы. До этого баронессе Хан доводилось убивать много раз, но ещё никогда она не получала от убийств удовольствие. Малгожата была уже мертва, но Гретель продолжала снова и снова наносить ей удары. В общей сложности, служанка нанесла ей двадцать ударов, и только затем вспомнила, что помимо неё в комнате был Серж.
Оставив Малгожату валяться на полу, Гретель резко обернулась к Сарму. Он стоял перед ней ошарашенный, уже протрезвевший, и сжимал в руках какой-то странный кинжал с тонким, напоминавшим большую иглу, лезвием. Гретель замешкалась, не зная, стоит ли наносить ему удар. Она бросила на него полный ненависти, отчаяния и боли взгляд, вздрогнула, пырнула его ножом наугад в плечо и рванула за дверь, обратно по коридору, чуть не выронив от страха кинжал.
Да, не убила. Да, испугалась. Да, не сообразила вовремя. Гретель бежала и не чувствовала ног. Она вообще ничего не чувствовала кроме страха и накатывающей ядовитой волной вины. Гретель должна сражаться. Плевать, что в платье. Плевать, что без защиты. Плевать, что с собой у неё только кинжал. Она должна быть там, ведь там Ева, а Ханы всегда были верны Кюгелям. Гретель — не служанка Агнешки Сарм. Она — баронесса Хан, вассалка Кюгелей, всегда будет ей и никогда не посмеет забыть своего истинного призвания.
Ворвавшись в зал, Гретель попала в кровавую баню.
Она увидела перед собой испуганное, искажённое болью и яростью лицо Агнешки. Поверх её белого платья была кое-как нацеплена стёганка — похоже, графиня успела переодеться. Она отчаянно, до скрежета зубов сражалась с каким-то мужчиной типичной варносской внешности, вассалом Евы Кюгель. Гретель была буквально в шаге оттого, чтобы нанести ранение Агнешке и даже убить, но почему-то боялась. В её сердце острым ножом входили смонения. Вдруг штурм не удастся? Вдруг Кюгели проиграют, Гретель вернётся к Агнешке, и она станет обходиться с ней жёстче? Гретель задрожала от ярости. Нет, все эти страхи — ничтожны. Она убьёт Агнешку и покончит с этим.
Баронесса Хан подлетела к графине сзади и что было сил и ярости полоснула по шее. Агнешка вскрикнула, пырнула своего противника мечом в живот и обернулась. В её лице читался невероятный страх, но стоило Сарм осознать, что перед ней — Гретель, этот страх в один момент сменился ядовитой злобой. Агнешка резко, молниеносно выдернула из варносского солдата меч и полоснула им прямо по животу Гретель.
Ноги сами собой подкосились, а живот прожгла просто сумасводящая боль. Баронесса упала на пол, выронив кинжал и прижав правую руку к ране. Рука тут же обагрилась кровью, Гретель кое-как отползла в угол, зажмурив глаза и ожидая расплаты. Она чувствовала, что рана была большой. Может, не особо глубокой, но по ощущениям просто огромной. Гретель почувствовала тошноту, режущая боль усилилась, и девушка прорычала не в силах терпеть. Только спустя секунд пять она в страхе распахнула глаза и заметила, что Агнешка стоит к ней спиной. Напротив неё стояла высокая женщина лет тридцати пяти со светлыми волосами, собранными в хвост, одетая в доспехи. Её зелёные глаза светились победной радостью и смеялись над противницей. Это была Ева Кюгель. Ошибки и быть не могло.
В зале уже минут пять назад затихло сражение. Часть солдат корчилась в предсмертных муках на полу, часть, состоящая в основном из варносцев, стояла, обнажив мечи в боевой готовности. Из ойгварцких Гретель видела здесь только Агнешку, пару арбалетчиков, перепуганного Тадеуша, прижавшегося к стене, и Микалину Розенберг, которая стояла в центре зала в изорванном платье. Из носа у неё текла кровь, серые глаза смотрели со страхом и ненавистью, а бледные пальцы нервно сжимали зелёно-голубую ткань платья.
Внезапно из-за угла к ней вышла Марианна Вишневецкая. На поясе у неё висел большой двуручный меч, на лице и теле не было ни царапины, лишь парадные доспехи были обагрены вражеской кровью. Она была похожа на сиверийскую царицу: высокая, гордая, властная, торжествующе улыбавшаяся. Ей приятно было сознавать свой триумф, она гордилась собой и смаковала реакцию на её появление. Точнее, реакцию Микалины. Гретель ещё никогда не видела её такой испуганной, такой раздавленной и размазанной, буквально разбитой изнутри в пух и прах. Ещё утром графиня Розенберг так надменно разговаривала и смотрела, чувствовала себя властительницей тысяч жизней, а сейчас она была похожа на приговорённую к костру преступницу.
Микалина вздёрнула вверх правую руку с поднятым указательным пальцем. Из её глаз сами собой полились жгучие слёзы, она обнажила зубы в попытке что-то прорычать или сказать. Марианна подошла к ней ближе, улыбнулась шире, посмотрела как на тряпку и усмехнулась.
— Ты ответишь за своё предательство, мразь. — Графиня Розенберг буквально ткнула в неё указательным пальцем. — Именем княгини Аниелы я начинаю войну!
