========== Глава 1 ==========
Пересекая длинный и пустынный коридор замка, Ильзе наконец нашла нужную дверь. От волнения её руки чуть дрожали, а сердце билось так сильно, что, казалось, не выдержит и резко остановится. Девушка беспокоилась, как бы голос, не приведи богиня, не звучал недостаточно убедительно.
Она откашлялась, нервно вздохнула, собралась с мыслями и слегка неуверенно постучалась. Спустя несколько секунд молчания знакомый мягкий голос разрешил войти, и девушка, с силой потянув тяжёлую дубовую дверь, проскользнула в комнату.
— Ильзе? — обратилась к ней лежавшая на большой кровати мать, пятидесятивосьмилетняя Гертруда Штакельберг.
— Добрый день, матушка, — ответила Ильзе ровным голосом и улыбнулась. Мать смотрела на неё внимательным и проницательным взглядом, будто хотела прочитать мысли или уже что-то знала наперёд. Её лицо буквально светилось от радости видеть дочь, которая не приходила к ней уже месяц. Не потому, что не хотела, а потому что дел было так много, что девушка едва успевала дышать. Правление давалось Ильзе поначалу действительно тяжело, она была не готова так внезапно начать управлять землёй, хоть и знала, что ей рано или поздно придётся взять бразды правления в свои руки.
Гертруда, кажется, не обижалась на то, что Ильзе в суматохе забыла про неё, и была искренне рада видеть дочь. Ильзе перевела сосредоточенный взгляд на её сморщенные жилистые руки, сжимавшие спицы. Похоже, мать снова вязала что-то от скуки.
Девушка нервно сжала запястье правой руки, стараясь не показывать своего волнения. Она всё-таки пришла к матери не просто так.
— Давно я не слышала ничего о том, что творится в замке. Как обстоят дела с правлением? — добродушно спросила Гертруда. Ильзе вздрогнула. Отчего-то ей показалось, что мать лжёт. Неужели даже служанки ничего не рассказывали хотя бы о беспорядках и голоде в поселениях недалеко от замка? Похоже, начать разговор издалека не получится, придётся сразу переходить к сути. Ильзе и так должна была сказать это ещё полгода назад, но медлила, не знала, как правильно.
От волнения девушка принялась теребить плотную серую ткань своего платья. Ей не хотелось навлекать на себя гнев матери или заставлять её беспокоиться, но не предупреждать её было бы глупо и подло со стороны Ильзе. В конце концов, мать ей не чужой человек, хотя уже год прикована к постели и никакой значимости для её земли и планов не представляет.
Ильзе отошла к окну и вздохнула.
— Скажи мне, ты ведь считаешь меня достойной правительницей Эрхона? — тихим уверенным голосом произнесла она. — Или ты сомневаешься во мне, моей армии и богатствах нашей земли? Ты правила ей почти всю жизнь, покуда болезнь не заставила тебя передать бразды правления в мои руки. Просто скажи мне. — Девушка пристально смотрела на мать, стараясь не показывать, что дрожит от страха и какой-то странной злости, предвкушая упрёки и расспросы. Гертруда продолжала тепло улыбаться, поглядывая то на дочь, то в окно. Неужели она не воспринимает её всерьёз? Или считает глупой, недальновидной, жалкой, неспособной удержать власть? Ильзе сжала руки в кулаки, и ногти неприятно впились в кожу. Пусть мать считает её кем угодно — уже, на самом деле, плевать.
— Конечно, Ильзе, я знаю, что ты достойна. — Мать остановилась, зависла взглядом в одной точке, но затем продолжила. — Кто, если не ты, будет править Эрхоном ближайшие пару десятилетий, а то и больше? Покуда не вырастет наследница, которая появится у тебя в будущем, вся власть — только в твоих руках. — Гертруда снова замолчала. Она опустила взгляд на спицы, покоившиеся на её коленях, а затем добавила, — с чего такие вопросы?
— Я начинаю войну, — отрезала Ильзе и опустила руку на подоконник. Эти слова были полны уверенности и яда и, словно удар кинжала, превратили спокойную и светлую атмосферу комнаты в напряжённую. Даже дышать стало тяжелее. Ильзе чувствовала, как билось от волнения её сердце. От волнения, от некоторого облегчения, от ярости и азарта.
На лице старшей леди Штакельберг не дрогнул ни один мускул. Скорее наоборот, оно сразу сделалось каким-то холодным и непроницаемым.
— Ильзе, не стоит! Ты погубишь свой народ… — начала Гертруда с жаром, но Ильзе её перебила.
— Завтра на рассвете я поведу войска на юго-восток. Примерно через четыре дня мы будем у Бронзового залива, откуда на кораблях доберёмся до Ламахона и начнём захват мелких феодов. Некоторые из них добровольно примкнули к нам, только узнав о готовящейся войне. Мы заплатили им немалую сумму, чтобы об этом не узнали их сюзерены и королева. — Ильзе подняла взгляд серых бесцветных глаз на мать. Она знала, что Гертруда будет ей перечить. Леди Штакельберг за всё время своего правления старалась не ввязываться ни в какие войны. Ильзе считала это бессмысленной и напрасной перспективой для правительницы. Признаться, она давно мечтала исправить многие вещи в правлении матери. И вот уже как полтора года у неё есть полное право на это. Самое время воспользоваться им…
— Сколько войн происходило в Эллибии за последние годы! Война Ойгварца и Ауксиниса, Вайсланда и Сиверии, разделение Ойгварца на восточный и западный… — проговорила, устало потирая лоб, мать. — Сколько их было, и ни в одну я не ввязывалась. Ввязывались мои вассалы, ввязывалась часть моих людей, твой брат одно время рвался в Варнос, да только я вовремя его остановила…
— В чём был смысл такого затишья и бездействия? — Ильзе всплеснула руками. — Благодаря этой войне мы постепенно захватим ламахонские земли, и могущество Эрхона будут воспевать во всём мире. Мы обретём независимость, отделимся от Эллибии, наши имена войдут в историю. Менестрели будут слагать песни о том, как мы забрали этот клочок земли посредь морей себе, просто протянув руку. А пока меня не будет, здесь остаётся править Аццо. — Ильзе выдохнула и закрыла глаза. Теперь мать наверняка упрекнёт её в расточительности, в опромётчивости и глупости, но разве Ильзе могла иначе?
Девушка не сказала больше ничего. Она перевела взгляд на окно, из которого был виден весь аллод и окрестности. Замок Ротшварц был высоким и величественным, из него открывался прекрасный вид на ближайший лес, сады, маленькие домики крестьян…
Ильзе содрогнулась. Её вассалы уйдут завтра на юго-восток и, возможно, больше никогда не вернутся обратно. Многие из них умрут — без этого ещё не обходилась ни одна война. Перед лицом войны все одинаково уязвимы: и крестьяне, и почтенные лорды, и короли. Сама Ильзе может умереть в любой момент, став жертвой чьего-то заговора или вражеской стрелы. Девушке стало слегка не по себе от мыслей об этом, но вспомнив о том, ради чего они почти добровольно пойдут на смерть, усмехнулась.
Её всегда привлекал вид оружия и крови. В детстве Ильзе часто играла с братом в войну. Рни сражались на игрушечных мечах, понарошку отрубали друг другу головы, подписывали ненастоящие мирные договоры. Вот только то была всего лишь игра, а здесь — жестокая жизнь.
Мать продолжала смотреть на Ильзе с долей осуждения. Она не говорила ничего, хотя, наверное, многое хотела бы сказать. Её руки безвольно лежали на коленях, уже даже не сжимая спицы. Гертруда была поражена, возмущена, напугана. Она, конечно, любила свою дочь, Ильзе не сомневалась в этом, но постоянные ограничения, рамки и пустые советы были явно лишними. Раньше они, может, и были актуальны, когда Ильзе сама только училась жить и выживать в этом мире, но сейчас мать не могла бы посоветовать ей ничего ценного. И уж тем более не могла повлиять на её планы.
— Ты правишь всего полтора года и уже собираешь войска, чтобы захватить клочок земли, равный по размерам с Эрхоном! — начала мать с жаром. Её голубые глаза болезненно округлились, худые жилистые руки дрожали и сжимали спицы словно орудие убийства. — О какой независимости может идти речь, если… ?! — Мать не договорила и закрыла лицо рукой.
— Кто, если не я? — Ильзе внезапно почувствовала уверенность. Она может сказать матери всё, что придёт в голову. Теперь ведь Ильзе — леди Ротшварца, а не Гертруда. — Ты бездействовала все годы своего правления. Сколько можно ждать? Сколько можно стоять на месте? Их земли богаты и плодородны, через Ламахон лежат важнейшие торговые пути. Это безумно выгодная земля. Даже как-то странно от того, что никто не пытался её захватить. — Последнюю фразу девушка произнесла тихим и чуть дрогнувшим голосом. Ей было всё равно, что скажет мать, всё равно на её жизненный опыт и мудрость. Сейчас она казалась поистине жалкой. А то, что она, похоже, не могла возразить, только усиливало это впечатление.
