Чихёль что-то приказал своим рыцарям на ламахонском языке, двое из них подбежали к Ильзе сзади и схватили её за обе руки, заломили их за спину, силой заставили её встать. Ещё двое так же схватили Генрику.
– Отпустите меня, идиоты! — выкрикнула леди Штакельберг, пытаясь вырваться. Она пыталась оттолкнуть их от себя, но те только сильнее заламывали ей за спину руки и сжимали запястья. Ильзе пиналась, выкрикивала угрозы, пыталась причинить им хоть какой-то вред, но она была бессильна. Это был страх. Животный страх.
А вот Генрика как будто уже успела со всем смириться. Она даже не пыталась вырваться, словно предвидела всё, что произойдёт дальше. Ей было всё равно: изнасилуют её, убьют ли, всё равно, что они проиграют войну.
Ильзе не хотелось верить, что проиграют. Нет! Они не могут! Не должны! Не имеют права. Ненависть, страх, осознание поражения пульсировали в её сердце. Леди Штакельберг вскинула голову вверх. Армия по команде Эйуми уже высыпала во двор замка, уже начала своё грязное дело — убивать, насиловать, грабить. Вокруг поднялся такой адский гул, что, казалось, дрожала земля. Ильзе усмехнулась: они так уничтожат собственный замок, а ещё наверняка запутаются и начнут вырезать своих же.
Чихёль снова что-то приказал своим людям, схватившим Генрику и Ильзе, и все они под его предводительством направились в замок. Леди Штакельберг уже не скрывала слёз, катившихся по её щекам. Ей не избежать суда, не избежать гнева, не избежать расплаты за всё, что она сделала. Зато теперь ей не нужно будет решать столько проблем, связанных с войнов, не нужно будет возвращать потерянные земли. Ей стало жутко просто оттого, как всё стремительно изменилась в один момент.
Леди Штакельберг попыталась обернуться, чтобы посмотреть, что происходит, но один из стражников грубо развернул её голову обратно. Но Ильзе вновь задрала её вверх, повернулась к нему, плюнула в лицо и оскалилась. От неожиданности тот сначала вздрогнул, отшатнулся, но затем со всей силы ударил её по лицу. Ильзе почувствовала тепло в области носа и резкую боль. Похоже, у неё текла кровь и было что-то сломано.
Безвольно всхлипнув, леди Штакельберг опустила голову вниз. Расплата не близко. Расплата уже здесь.
Комментарий к Глава 15
Хоба, я успела!
Фридрих создавался для того, шобы плакать
Закончила главу аж за три дня до дедлайна, такого не было с февраля (еба достижение)
А ещё мы близимся к завершению: осталось дописать 2 главы и привести всё в порядок
========== Глава 16 ==========
Из большого окна кабинета открывался вид на Башню молчания, стоявшую на холме у леса. Это была самая высокая и отдалённая башня из тех, что были вокруг. В сиянии рассветного солнца она казалась чёрной, словно сгорела. Для полноты картины не хватало только дыма, который валил бы из верхних окон, алых языков пламени у подножия и криков перепуганных горожан. Где-то рядом с этой башней начинался город, обнесённый крепостной стеной. Войска Сармов чудом не спалили его дотла, но Агнешка вовремя спохватилась и приказала потушить пожар. Микалина считала её прекрасной воительницей. Агнешке мешала лишь излишняя властность и вспыльчивость, но эти недостатки меркли перед её расчёстливостью и хитростью. Именно она уговорила своего брата Сержа жениться на Малгожате.
Отпив немного вина из серебряного кубка, Микалина улыбнулась. Этот замок принадлежал ей уже вторую неделю. Каждый день графиня Розенберг вставала на рассвете и приходила смотреть, как багровое солнце поднимается над землёй. Над её землёй. Всё, что когда-то принадлежало Эльжбете Кюгель — теперь её. Микалина могла взмахом руки приказать сжечь это, разрушить полностью и выстроить заново. Вот только править в будущем этим будет не она и отвоёвывала эти земли в первую очередь не для себя, и даже не ради признания сюзеренки.
Всё ради единственной дочери, Малгожаты Розенберг, прямой наследницы этих земель. Она поселится здесь после свадьбы с Сержем Сармом и будет управлять вассалами Кюгеля. И если те не присягнут — их ожидает виселица.
Допив вино до дна, Микалина поставила бокал на стол. Она понимала: предстоит ещё много работы. Около года назад в Ойгварце начались беспорядки и волнения, в ходе которых земля три месяца назад разделилась на две части: восточную и западную. Восток, где правила княгиня Эржебет Терновская, в прошлом управлявшая единой землёй, отказался воевать против Эрхона. А запад уже давно хотел войны. Править Западным Ойгварцом стала графиня Аниела Ружинская. Она провозгласила себя княгиней, свой замок переименовала в Ружинванд, а Сармов, бывших баронами, сделала графами. Ружинские и Сармы всегда тесно дружили, Агнешка была фавориткой Аниелы. У Сармов и без того было много золота, а теперь к нему добавился и высокий статус.
В соседних землях об этих изменениях знали едва ли, и сама Микалина неоднократно слышала, как эрхонцы называют Сармов баронами, а Ружинских — графами.
Кюгель — очень важный стратегический объект на пути к захвату Эрхона, и Микалина очень гордилась тем, что замок был взят благодаря ей и её армии. Пока другие герцоги и графы не предпринимали никаких действий, Микалина взяла инициативу в свои руки и повела войска на Кюгель. Все штурмы замка были безуспешными из-за защитного поля, установленного Войцехой Кюгель, но во время последней битвы с Эльжбетой, это поле неожиданно ослабло. Скорее всего, Войцеха просто испугалась неожиданного сражения. Микалине удалось проникнуть в замок и уговорить её при помощи чар сдаться. Затем же, когда ключи от города оказались у герцогини, Войцеха была задушена и похоронена в Башне молчания.
Но война ещё не была окончена, и Розенбергам предстояло вести войска ещё дальше, захватывать новые территории Эрхона. Они пользовались моментом, пока леди Ильзе была на войне, а её брат Аццо не собирался предпринимать никаких действий. Никто не знал, как долго это будет продолжаться, но пока влияние Штакельбергов ослабло, княгиня Аниела пользовалась этим.
В дверь постучали, и Микалина, заранее угадав, кто это может быть, улыбнулась и разрешила войти. На пороге возник её двадцатишестилетний сын, Тадеуш Розенберг. Его нельзя было назвать красавцем: хилый, худой, с жидкими чёрными волосами до плеч, бледнолицый и довольно низкий. Но графине Розенберг, наверное, как и любой матери, сын казался красивее всех на свете. В нём она узнавала себя. Ей говорили все, как Тадеуш похож на неё. Иной раз доходило до того, что некоторые движения они совершали почти одинаково, говорили одновременно, словно читали мысли друг друга.
— Здравствуй, матушка. — Тадеуш улыбнулся и захлопнул за собой дверь. Он потянулся к ключам, лежавшим на столе, стащил их с него и поднёс к замку.
— Не стоит. Зачем? — сказала Микалина, а затем уставилась на него пристальным взглядом, будто бы всё поняла. По спине прошёлся приятный холодок. Графиня немного коварно улыбнулась и кивнула. — Ладно, закрой. Ты пришёл только за этим?
— Нет, матушка, не только за этим, — отозвался он, закрыв наконец дверь. — Я хотел узнать, во сколько мы должны явиться на молитву? Она ведь будет проходить в Бронзовой башне?
— Да, дорогой, именно там. — Микалина провела рукой по своим чёрным волнистым волосам. — Мы идём туда после обеда. Я зайду за тобой, когда надо будет.
— Не стоит, я запомнил, — Тадеуш усмехнулся. — Надеюсь, Малгожата не зарежет Сарма в первую брачную ночь, — добавил он тихо. — Она так не хотела выходить за него, при мне ругала его последними словами.
— Надеюсь, его рядом не было? — Микалина осторожно дотронулась бледных пальцев сына. Они были такими холодными, такими хрупкими, что графине Розенберг иной раз казалось, что, если неосторожно сжать их, кости могут просто переломаться. Проведя указательным пальцем по выступающей бледной венке на большом пальце сына, Микалина чувствовала, как в груди становится тесно. Ещё лет девять назад это казалось ей неправильным, а ещё тремя годами ранее она вообще не могла бы представить, что её сердце будет биться сильнее при виде собственного сына.
