Баронесса задрала голову вверх. Две башни замка были разрушены, откуда-то валил дым, и это всё создавало ещё более жуткую атмосферу и производило впечатление заброшенного или осаждённого строения. Вацлава слышала громкие крики — похоже, кого-то пытали. Ульрика посматривала по сторонам настороженно, часто вертела головой, будто рядом была опасность, но позже успокоилась и стала относиться ко всему с прежним равнодушием. Вацлава же осматривала каждый камень как бы с восхищением, улыбалась и здоровалась со всеми людьми, кого встречала. То были, в основном, наёмники или рыцари, которых отправили сюда пытать и выполнять другую грязную работу. Большинство из них выглядели уставшими, замученными, озлобленными, в их глазах читалось искреннее желание скорее отсюда убраться. У этих людей не было ни семьи, ни золота, у некоторых даже не было нормальных доспехов и замка, не хватало денег купить лошадь. Они были готовы уже идти на что угодно, лишь бы заработать хотя бы на пропитание. Вацлава слышала несколько историй из уст рабочих, которые даже её смогли поразить, и она до сих пор даже принять не могла, что люди могут жить так плохо.
Они-то, эти несчастные, и вышли встречать баронессу и герцогиню, а сам барон Мёллендорф — нет.
Его пришлось искать в коридорах замка, оставив тридцать солдат на улице просто так, и, когда его нашли, идти он согласился не сразу и нехотя. Барон любезно улыбался, подобострастно кланялся, чем вызывал только раздражение Вацлавы. Но когда чуть позже к ним привели в цепях и грязной бесцветной робе предводительницу последнего ветианского восстания, баронесса даже обрадовалась и забыла про барона. Длинная дорога утомила её, а хорошая пытка поможет снять напряжение не хуже бокала красного полусладкого.
Слуги швырнули пленницу к ногам Ульрики, и та сдавленно простонала от боли. Женщина кое-как поднялась с колен, и Вацлава увидела, что они были разодраны лежавшими на земле камнями. Баронесса не позволила ей встать, снова швырнула на землю, и на сей раз пленница упала уже всем телом. Ульрика брезгливо пнула жертву и сделала несколько шагов назад. Пленница приподняла голову и, надо думать, скорчила гримасу ненависти. Герцогиня даже не смотрела на неё, а Вацлава усмехнулась, наблюдая за своей жертвой. Но когда она неожиданно развернулась, баронесса уже смотрела на неё равнодушно, с некоторым холодом. Это, кажется, уже не вселяло в пленницу страх или какие-то иные чувства. Баронесса заметила, что внешность у нее была нетипичной для ветианки: светлые волосы, довольно высокий рост, желтоватого оттенка кожа. Ветианку она напоминала лишь тёмно-карими глазами, но Вацлаве казалось, что женщина, скорее всего, имеет эллибийские корни.
— Назови своё имя, — проговорила баронесса.
— Валентина, — ответила она низким скрипучим голосом. — Вы не посмеете сломить мой народ! Никогда не посмеете! — Акцент выдавал в ней сиверийку. Вацлаве казалось странным, что женщина из Сиверии командует ветианским восстанием. Скорее всего, бежала в Ламахон от войны или вовсе родилась здесь. Сама пленница и без того уже начинала раздражать: крикливая, и голос у неё мерзкий.
— Зачем вы привели её сюда? — спросила Ульрика с угрозой в голосе. — Могли бы просто проводить нас до темницы, идиоты. — Она схватила Валентину за предплечье и повела за собой в камеру. У пленницы были скованы руки за спиной, а костяшки пальцев были избиты в мясо — наверное, тщетно пыталась выбраться. Даже несмотря на то, что она всё ещё старалась держаться гордо, не плакала и не каялась, Валентина выглядела жалкой. Она была похожа на бродячую собаку, которую хочется скорее пнуть, чем приласкать и накормить.
Вацлава почувствовала себя немного странно от резкости Ульрики. Она, видимо, почувствовала себя лучше и сильнее баронессы из-за того, что Ильзе назначила её командующей. Её суровость приобрела куда более величественный вид, который должен был вселять уважение и страх во всех, кто её видит.
Вацлава уже начинала чувствовать себя ущемлённой, незначительной, находясь рядом с герцогиней. Раньше такого никогда не было, они общались почти на равных, баронесса могла даже ругаться при ней последними словами. Впрочем, ничто не мешает ей делать этого и сейчас… Вспомнив, что без неё Ульрика не сможет обеспечить Валентине достаточно мучительную смерть, Вацлава усмехнулась.
Всю дорогу до камеры пыток пленница выкрикивала разные оскорбления и угрозы, за что Вацлава несколько раз ударила её по лицу. Ульрика была непреклонной и просто сильнее сжимала запястье ветианки так, что оно даже слегка посинело. Вацлава била и била Валентину, обзывала её, приказывала заткнуться, но та в ответ только больше кричала и ругалась.
Когда они наконец дошли, герцогиня со всей силы швырнула пленницу на пол. Валентина сильно ударилась лицом, разбила нос, и теперь по её губам текла и капала на пол кровь. Женщина зарычала, кое-как поднялась на колени, задрала голову и крикнула что-то нечленораздельное. Её глаза болезненно округлились и, казалось, вот-вот вывалятся из глазниц. Вацлава уже схватила лежавший у стены железный коготь и было хотела нанести им ранение Валентине, но Ульрика подошла к пленнице со спины с кинжалом и прижала его к глотке.
— Вы в своём уме? — прошипела Вацлава. — Мне потом отчитываться. Нам пытать её ещё. — Ульрика молча убрала нож от глотки Валентины, бросив её на пол. Вацлава снова подошла к пленнице, схватила её за жидкие светлые волосы и вздёрнула её голову кверху, чтобы взглянуть ей в глаза. Валентина уже не кричала и не ругалась. По её щекам текли слёзы, по губам — кровь, но она смотрела с неприкрытой ненавистью, обнажив порозовевшие зубы.
— Говори, — начала Вацлава. — Говори, зачем ты, сука, устроила всё это? Ты, может, что-то знаешь? — Грозно прорычала она, и Валентина громко всхлипнула. — Неужели Пак молчит? Неужели их недоносок-лорд сидит сложа руки? Говори всё, что знаешь по-хорошему, иначе я тебе вот этим, — баронесса приподняла железный коготь, — все рёбра вырву.
В ответ на это Валентина сначала промолчала, а затем плюнула Вацлаве в лицо. От такого действия даже Ульрика было опешила, не говоря уже о баронессе, которая резко разжала руку, заставив Валентину упасть на спину и вскрикнуть от боли. В душе Вацлавы не пылала ненависть, она не чувствовала себя униженной, её скорее позабавило это действие. Ульрика смотрела на неё с прежним равнодушием, но в её взгляде читался испуг. Вацлава усмехнулась, а затем, взяв поудобнее своё орудие пыток, разорвала им робу пленницы в области груди. Валентина громко, протяжно вскрикнула. Похоже, Вацлава задела кожу или даже то, что под ней. Пленница кричала и плакала, словно не понимала от безумия, что происходит. Вацлава просто улыбнулась ей. Пусть бесится.
Ульрика подошла и окончательно сорвала одежду с Валентины. На животе и груди у пленницы была кровь, а правый сосок был разодран почти до мяса.
Увидев эту картину, Вацлава самодовольно усмехнулась. Валентина лежала перед ней полностью голая, униженная, оскорблённая, побеждённая и раздавленная, не имеющая больше никакой силы и власти. Вацлава придирчиво рассматривала её тело, скорее по привычке, оставшейся со времён сутенёрства. На удивление, формы Валентины были не такими уж и плохими, несмотря на возраст и неприглядное лицо. У неё была довольно светлая кожа, упругая грудь, длинная шея и округлые бёдра, покрытые многочисленными синяками и царапинами. Она могла бы быть не самой дешёвой проституткой, будь у Вацлавы бордель и не распорядись Ильзе, что Валентину надо прикончить или пытать. Пытки испортят её великолепное тело, она не будет годна уже ни на что. Точнее сказать, они уже его испортили. Повреждённый сосок продолжал кровоточить, а Валентина просто тихо плакала, ожидая дальнейших надругательств.
— Её бы к столу привязать, так удобнее будет, — сказала Вацлава и почесала в затылке.
— Вы где-то видите стол? — угрюмо отозвалась Ульрика.
— И это крупнейший лагерь пыток… — вздохнула баронесса. — Ладно, будем так. — С этими словами она снова зацепилась крюком за кожу пленницы и прочертила к низу живота неровную линию. Валентина всё это время громко, до хрипоты кричала и плакала. Алая кровь неровно растекалась в разные стороны по её животу, Вацлава оставляла новые и новые царапины разной глубины. Валентина принялась кашлять, задыхаться, но всё ещё кричала и плакала.
