— Надо было заставить Нааму поджечь город, — заявил Валентайн. — Дым гуще тумана и не так зависит от ветра. Плюс, он не настолько мерзок.

Донна сидела на каменном зубце и занималась любимым делом: полировкой мечей.

— Подобно самой Нааме, огонь непредсказуем. Мы могли бы пострадать сами, — меланхолично рассудила она. — Не волнуйся, все пройдет гладко. Солнце не нанесет вреда.

— Мне ничего не будет от света! Я беспокоюсь о тебе и других, — выкрикнул Валентайн бездумно. Донна, приподняв брови, отстранила мечи и внимательно посмотрела на него, после чего повернулась к небу над Каалем-сум.

— Когда армия Хайленда дошла до земель Эллионы, где ныне находятся пустоши Валетты, имперские мемории разогнали облака. Мы не могли выйти из убежищ, сидели в подземельях и ждали ночи. Тогда мое решение едва не стоило всем жизни: Саманта Санурите собиралась зажечь второе солнце сразу после наступления темноты, мы бы сгорели под ним. Планы расстроила Сёршу. Она выбежала под закатное солнце со словами, что верит. Тогда мы впервые узнали, что последние лучи не страшны нам — таково проклятие Клинков. Иногда думаю, что простые воины тоже остались бы целы, если бы верили. Не беспокойся о нас. Думай о своей чести, — быстро проговорила она со странной интонацией. Валентайн не придал ей значения. Вместо этого он поднял один из парных мечей Донны.

— Клинки Призрачной луны? — с налетом страха спросил рыцарь. — Милая, они заслужили второй шанс. Все заслужили второй шанс. Возьми сегодня другие.

Донна повернулась. Ее белое лицо в очередной раз напомнило Валентайну лик прекрасной статуи.

— Что-то не так? Ты не согласна?

Донна осторожно забрала из его рук меч и соскользнула с зубца.

— Пора начинать, — вместо ответа сказала она. — Я буду у восточного моста, не забывай. И помни, ради чего мы боремся на самом деле.

Озадаченный напутствием Валентайн проводил ее взглядом. Ради чего? «Месть», — ответил рыцарь твердо. В своей цели он был уверен. Валентайн вспомнил о матери, о той, что одолела когда-то Вердэйна Великого в войне за север. Реймир-сум был построен младшем братом, Рейлиаром, но род его, смешавшись с эльфами, процветал до недавнего дня. Каалем-сум завещали Валентайну, восьмилетнему мальчику — Михаэль забрал город, к которому не имел никакого отношения, и сделал своим. Это стало первой обидой, нанесенной донельзя мстительному полукровке. Сегодня Валентайна не интересовали люди, его волновал только один лжец, прячущийся за армией и стенами города.

Эйа… Правильно ли он сделал, заключив мать во мрак ущелья? Ведь преступление ее сродни преступлению, что готовился совершить он. «К черту сомнения! — внезапно подумал Валентайн. — К черту! Он заслужил это!» Самокопания были чужды полуночному рыцарю. Он шел только вперед, как подсказывало сердце.

Подав знак Валетте и Леонарду, Валентайн шагнул со стены Реймир-сум. Плащ стал крыльями. Черная шерсть начала пробиваться сквозь кожу генерала-оборотня, начиная от кончиков пальцев и заканчивая лицом, удлинявшимся в оскаленную морду. Глаза вспыхнули, превращая зрачки в ромбы. Протяжный вой раздался над Мосант, проникая в самые глубокие пещеры в горах и разливаясь над морскими просторами вечности. Армия зашумела, подготавливаясь к величайшему бою, что должен был сотрясти сами основы мира. Так думал Валентайн. Он бежал по серому камню: длинные когти скребли по земле, лапы совершали гигантские прыжки. Добравшись до реки Нойры (ветер свистел в ушах, покрытых смоляной шерстью), Валентайн нырнул. Вода затянула его, как болото. «Болото, — подумал полуночный рыцарь. — Я столько лет пробыл в нем — теперь знаю точно, как выбираться». Сделав гребок, Валентайн вынырнул и оказался посередине реки.

Почему-то именно сейчас, борясь с волнами, он вспомнил, как первый раз потерял сущность человека. Донна говорила, что проклятие выбирает слабые места в душе. Ненасытная Ситри стала вампиром, ослепленная яростью Наама — ифритом, он, полуночное чудовище, стал чудовищем окончательно. Состояние не вызывало неудобств, в нем даже было комфортнее. Валентайн впервые за девятнадцать лет подумал, что это пугает, и решил перевоплощаться реже. Сегодня, однако, он собирался использовать все возможности. Звериная сущность медленно брала вверх: заглушала отголоски здравого смысла и реальности, рисовала картину из инстинктов и жажды.

Оборотень без особых усилий доплыл до первого острова, принадлежащего Каалем-сум, Призрачный город — так будут называть его во всех уголках Мосант. Небо стремительно темнело. В туман вплетался дым. Валентайн глубоко вдохнул. Сила лавы, которой он обладал, была родственна огню и, как следствие, дыму. Рыцарь ощутил заряд бодрости, и ненужные размышления окончательно ушли на второй план. Все, что он видел сейчас, воплощалось в призрачной луне. Герб королевства пылал над сердцем, на доспехах. Они были черные, непроглядно-черные, только серебристые полосы украшали ворот и кисти да на спине мерцал волк, выложенный драгоценными камнями. С низким рычанием, рвавшимся из груди против воли, Валентайн вытащил меч из ножен.

— Пора, — прошептал он и ступил на территорию Призрачного города.

Гортанно вскрикнув, Валентайн ударил острием меча по стальной сфере — тишину пронзил высокий колокольный звон. Вспыхнули факелы, освещая темноту города. Лязг оружия слился с колокольным звоном и шумом воды.

Битва началась.

Вспыхнула лава, но Валентайн был готов. Использовать против него его же оружие! Оборотень заморозил лаву и, взмахнув мечом, разрубил. Черные бисеринки закапали на мостовую и спустя секунду смешались с кровью. Одним коротким ударом Валентайн выпустил кишки первому, кто встал у него на пути. Внутренности скользким клубком змей упали на мощеные плиты — радостная улыбка обезобразила лицо зверя. Перешагнув через тело, он ступил на длинный мост, ведущий к городу.

К нему бежали человек двадцать, не меньше, и меч завертелся, как коса, разрубая тела на части. Острие раскраивало кости черепа, отсекало носы, распарывало рты, делая их еще шире, лишало рук и ног. Толпа редела, становясь уродливыми останками, лежавшим позади на мосту. Но тревога уже поднялась: выли сирены, кричали генералы, сгоняя народ к Валентайну, не зная, что попадут в ловушку. Коротко что-то прорычав (он чувствовал запах Михаэля), Валентайн рывком перебрался через очередной мост и, завывая, снова стал человеком. Этот процесс дарил ему невообразимый экстаз. Нервы были на пределе: клыки так и остались торчать наружу и зрачок был удлиненным, как у змеи. Стряхнув оставшуюся шерсть и вновь оказавшись в доспехах, сотканных по его желанию, Валентайн оценил обстановку.

Огни окружили его. Жар опалил ресницы, усы и бороду. Будто они могли навредить ему! Ни ветер, ни свет не сделали бы этого, и потому меч сверкал и рубил, обагряя мир кровью. Только три цвета существовало в тот вечер: черный, красный и серебристый, как волчьи глаза Валентайна.

Вначале он рвался в центр города — первый всплеск жажды убивать изменил это желание.

Ему нравилось, как брызгала кровь, когда острие разрезало плоть, как темная жидкость била из горла и стекала по продольной борозде меча на руки, а оттуда — на камни мостовой. Как враг хрипел, как хрустели кости, а тело начинало светиться, уходя в новое перерождение или бездну. Он сворачивал шеи до отвратительного щелчка, напоминающего звук кастаньет, и стены города покрывались новыми брызгами. Броня Валентайна, его лицо и руки пропитались горячим багрянцем.

Внезапно что-то укололо его под лопатку, продырявив тонкую кольчугу. Зверь обернулся и, взяв лезвие вражеского оружия в крепкую хватку пальцев, вырвал его и откинул в сторону. Кожа Валентайна становилась тверже камня, если он желал этого. Молодой, просто зеленый юноша с кольцами каштановых волос на висках растерялся. Забыв про остальных, Валентайн схватил его за тщедушную шею, не толще руки нападавшего, и впечатал в стену. Кости черепа хрустнули, но этого ему оказалось мало. С размаху всадив меч в стену, Валентайн впился в глаза жертвы, подернутые предсмертной пеленой.