Ситри побагровела и явно хотела что-то сказать, гневное и ядовитое, но слова застряли внутри искалеченного горла. Земля снова задрожала. Валентайн поморщился.

— Ты не сможешь убить. Даже кожу не проколешь.

Глаза Ситри горели, как адовый костер, и Валентайн, поняв, что до нее не достучаться, медленно встал, чувствуя, как металл начал прокалывать подошву сапог, но не более. Камни затрещали.

Как и ее мать, Ситри обладала крайне неуравновешенным характером.

— Хоть бы силы поберегла, − сказал Валентайн, прежде чем исчезнуть.

Снова трупный воздух. Здесь не светило солнце, не светила луна, и небо всегда было серовато-красным. Впереди матово чернела стена, отделявшая его земли от остальных, внутри которой все кишело солдатами. Земля, серая и выжженная, полыхала огнем, рвущимся из нее. Его земля. Его солдаты, хотя он предпочитал благородное «рыцари», жившие внизу, среди огня, железа и лавы. Только там Валентайн чувствовал себя практически счастливым. Километры переходов, Преисподнии, до самой границы мира − океана раскаленной материи, за которой начинался очередной вход в область небытия. Справа простиралась широкая серая пустошь, ровная и гладкая земля Леты, разрушенные сады Эллионы. Там не было ничего, и только у самого моря стоял ее замок. Валентайн ни разу не посещал земли забвения. Сзади стоял вечный туман, а за туманом − Его земля.

Валентайн, с ненавистью взглянув назад, стал спускаться вниз по лестнице, к огню. Раскаленный воздух сжег бы любого, кто не нес проклятие Мосант; шелестели ифриты, уходя прочь. Саламандры купались в лаве; Валентайн очень любил гладить их по спине. Только он мог к ним прикасаться — огонь не обжигал лорда. Метка Короля не позволяла душе покинуть тело, а понимание мира не давало возможности получить рану. Вода? Он научился превращать ее в воздух. Огонь? Кожа спокойно принимала его. Металл? Он не мог причинить Валентайну ни малейшего вреда. Время? Оно остановилось для него очень давно.

Едва Валентайн спустился по лестнице до среднего уровня, как в горах у Палаис-иссе что-то взорвалось. Дрожь земли добралась до самой Синааны.

— Леонард! — крикнул он, зная, что верный помощник услышит его в любом месте. — Скажи Айвене, что тело Ситри несет к морю.

По туннелям прошелестело тихое «да, мой господин», и Валентайн продолжил свой путь вниз. Ему хотелось побыть в компании любимых саламандр, вдыхая горячий серный воздух, и ни о чем не думать, но в голове чернел приказ Владыки. Сообщение от Короля дошло до сознания утром, когда Валентайн искал Ситри. Властелин Синааны хотел увидеть своих слуг и давал на сборы два часа, оба из которых полуночный рыцарь собирался посвятить сну.

***

— Бессмысленные собрания, — говорил Валентайн, обращаясь к неподвижно застывшей, молчаливой публике. — Все уже давно все знают. Новые бредовые затеи могли бы рассказать Вейни или Лета, как особо близкие к нему, — слово «особо» он произнес с едва заметной улыбкой. — Только зря теряем время, пока ждем этого нарцисса. Наама, можешь сесть на стул, а не летать надо мной?

— Валентайн смел с волос пепел и встряхнул головой.

Огненный призрак завис над столом, напоминая о себе парой горящих глаз. Рыцарь был готов поклясться, что она усмехнулась.

— Хорошо! — вспылив, Ситри стукнула по столу маленькой ручкой, неестественно вывернутой. Она злилась на него. — Валентайн уже рассказывал, как благодаря ему я упала с цитадели, сломала себе все, что только было можно, а потом он отказался нести меня домой, и река выбросила в Сирмэн, пока Вейни не выловила… Давайте поговорим об этом?

— Среди нас есть два человека, которые вполне могут поболтать и одни, — съязвил призрак Наамы.

Как всегда после ее колких замечаний, в воздухе повисла относительная тишина. В комнате сгустилась темнота: Клинки не нуждались в свете. Валентайн, едва видимый в свете пламенеющих глаз Наамы, сидел, уставившись в одну точку, пока Белладонна что-то упрямо пыталась ему втолковать. Ричард и Леонард переговаривались между собой. Владычица воды, Айвена, закусив губу, наблюдала за ними, пытаясь поймать хоть слово. Она казалась лишней здесь. Маленькая девчонка в летнем платье и с миленьким личиком, глупым венком замороженных цветов на голове. Из всех собравшихся лишь она не была ни Клинком, ни генералом. Валентайн не понимал, зачем Айвена посещает собрания, но знал, почему может находиться здесь: вампиресса была бывшей спутницей Короля, а теперь нянчила двух его дочерей. Она ничего не понимала в войне, не была особо искусна в бою и лишь иногда, в минуту сумасшествия, убивала всех и каждого. Она раздражала слабостью и кокетством, платьями и опущенными в вечной печали бровями, блеклыми веснушками на вздернутом носе.

Во много раз больше Валентайна привлекала собеседница.

Тьму глаз Белладонны разбавляла тонкая синяя радужка, отчего зрачки казались расширенными, словно в вечном приступе ярости. Помимо четких, как у мраморной статуи, черт, больше ничего нельзя было увидеть, только радужка адово горела да переливались, как алмазная пыль, легкие доспехи.

— По-твоему, я взглядом взрывать умею? — внезапно вырвалось у Валентайна. Остальные, кроме Леты, непонимающе посмотрели на них, и начался столь любимый разговор.

— Люди в своих мечтах дошли до этой способности, − весело заметила Айвена — человек по рождению.

— Мечтах… — пробурчал Валентайн. — Мечты, вера в лучшее — главная слабость людей, они-то их и погубят.

— Их погублю я, — раздраженно сказала Наама.

— Чем плоха надежда?

— Обычно она заставляет бездействовать, − вместо спутника ответила Белладонна, одним движением смахивая черную челку с глаз, — надеяться на величие высшей силы, которой на самом деле до тебя нет дела, хотя, не спорю, некоторым надежда придает мужества. Это редкость и, к тому же, особого смысла не имеет. Пустые, бессмысленные мечтания, не более.

— Но как вкусна душа, полная надежды и веры, вы же не будете спорить? — произнесла молчавшая до того Ситри, от предвкушения облизнув губы, и тут открылась дверь, впуская луч света. Разговор закончился.

Валентайн опустил глаза. Король раздражал его, раздражал всем, от внешнего вида до истеричного характера.

— Как прошла атака на города? — раздался мерный ясный голос.

Белладонна, сидящая рядом, шевельнулась, встала. Валентайн упрямо смотрел в стол, чувствуя, что Ситри изучает его. Она буквально спрашивала, чем занимался ее любовник последние два часа и находился ли рядом с Донной. Однако ревность меркла на фоне сияющей ауры Короля. Рядом с ним меркло все, от здравого смысла до самообладания. У Валентайна сводило скулы от голоса Владыки. До перехода на сторону королевства он думал, что не существует человека отвратительней Михаэля — теперь понимал, как сильно ошибался.

— Мы захватили Реймир-сум и Палаис-иссе, — начала Белладонна, привычным жестом приглашая всех собравшихся взглянуть на карту Мосант. На протяжении долгих лет именно владычица Оссатуры вела военные собрания. — Около трех миллионов солдат и пятьдесят кораблей, — Донна специально говорила проще, чтобы Айвена понимала, — находятся в Реймир-сум, миллион и двадцать соответственно — в Палаис-иссе. Многие из северного фронта ранены, я… мы приняли решение остановить наступление в том направлении.

— Причина? — прервал ее Король. Белладонна указала на старую северную дорогу.

— Вы немного перестарались, милорд. Там не пройти. Архой…

— Кстати, где он?

— С вашей дочерью, милорд. Архой проверял эту дорогу и едва не увяз в обличии волка, считаю, что армия Синааны не сможет пересечь горную гряду, если вы, владыка, не растопите снег, — отчеканила Белладонна с нажимом. Почему-то единственным, кому ей нравилось отдавать приказы, был именно Король. Верховный монарх Синааны, крутя в пальцах одно из перстней, отказался от предложенного:

— Не, это вряд ли. Шлите их на юг, обойдете через… как там эти города называются? Никогда их не запомню, то возникают, то исчезают, то сгорают… Да, Наама? Донна, ты поняла, какие города я имею в виду.