Карета подпрыгнула — Йонсу ударилась о дверцу и проснулась, тихо охнув от боли.

Закат. Лиловые разводы заполонили небо, и на краю горизонта завис искристо-голубой шар. В этом мире и солнце, и луна в конечном счете оказывались одного цвета. Был ли тайный смысл в обыденном факте?

Йонсу прислонила голову к мягкой обивке стены. Сёршу спала, сжавшись в углу. Она боялась темноты. Интересно почему? Полуэльфийка неуверенно попыталась протиснуться в ворох воспаленных мыслей и, достигнув цели, вздрогнула от жара. Во сне десницы Хайленда кто-то горел, стоя на коленях у самой воды. Йонсу не могла смотреть на этого человека. Сердце разрывалось от жалости.

— Бейлар, — прошептала Ливэйг, пытаясь вспомнить наследника Нитте-нори, но образ уходил. Голова гудела. Что ей снилось? Йонсу потерла виски. Северный город. Темные волны и туман, кружащий над полом. Созвездие в небе. Полуэльфийка взглянула за окно — рисунки уже начали проявляться на небе.

— Орион. Ригель. Бетельгейзе. Беллатрикс. Бетельгейзе. Бетти.

Горячая слеза пробежала по щеке. Вместо созвездия Йонсу видела силуэт мужчины: ровный спокойный профиль и россыпь жемчужных волос. Снег, кружащий за стеклом. Пар над кружкой, запах корицы и шоколада. Гирлянду-водопад над головой.

— Предубеждение, — практически беззвучно произнесла Йонсу.

Черный клинок никогда не участвовал в войнах. Король посылал его, когда решался на перемирие, конец битвы. Йонсу никогда не встречалась с Бетельгейзом вне Палаира. Подруги — да, но не она. Иначе бы услышала голос рассудка, который пришел позже, ночью, твердя, что Бетельгейз не опасен и всего лишь изгой двух миров. Сын Короля и принцессы-иноземки, как твердили слухи. Темной королевы Синааны. Говорили, что он совершенно не походил на мать и являлся оскверненной копией отца. Неудивительно, что Йонсу вышла из себя, узнав, что перед ней стоит сын Майриора. Вот оно — предубеждение.

Знакомство. Что случилось дальше? Как хотелось вспомнить! Ливэйг готова была уснуть снова, чтобы увидеть, но понимала, что попытка ни к чему не приведет. Нет, видения о прошлом приходили строго в определенные моменты. Знать бы, в какие. В поисках разгадки она оглядела себя: светлое платье, туфли, колечко с малахитом, сережки в тон ему, заплетенные волосы. Запустив пальцы под прозрачную резинку, Йонсу сорвала ее и выглянула в окно. Может, виновато свечение Ориона?

Карета мчалась по пустошам на юг.

Была ли Йонсу здесь раньше? Разумеется. Полуэльфийка чувствовала это. Сны показали, как безнадежно она стара. Вечно молодая внешность лжет. Под неувядающей кожей скрывается обглоданное апейроном и временем сердце. Йонсу вспомнила камни и волны, которые видела во сне. Когда душа лопнет и перенесется домой? Домой… В который не хотелось идти. Все эльфы жаждали увидеть лиловый замок, она же… Она, даже потеряв память, считала, что ее место здесь. В Мосант. В любимом мире, любимом несмотря на жестокость, обнажавшуюся все чаще. Возможно, был виноват сон и слова Бетельгейза в нем, но сейчас Йонсу даже к Михаэлю относилась с некой тихой любовью. Без кронпринца мир был бы совсем другим. Лучшим или худшим — другим в любом случае.

Улыбнувшись, Йонсу прислонилась щекой к мягкой обивке и закрыла глаза. Сон принесет либо умиротворение, либо счастье. Ведь Йонсу Ливэйг никогда не видела плохих снов.

========== Глава 20 Проклятые Королем ==========

19 число месяца Альдебарана — 1 число месяца Постериоры,

Анни де Хёртц

В ту ночь никто не спал.

Сильный дождь, пришедший с юга, сменился щупальцами тумана: каждый звук повторялся троекратно, земля пропадала в белизне и сливалась с небом. Пальцы стыли. Анни сидела, укутавшись в меховой плащ с капюшоном, на смотровой площадке одной из башен замка. Кестрель запретила ей находиться здесь — но Кестрель была внизу, руководила обороной. Комендант не произнесла этого вслух, однако Анни поняла: на войне не место неопытным вроде нее. Оставалось лишь наблюдать.

Нижние помещения цитадели заняли беженцы с подземного города, с казарм, с маленьких горных деревушек, жителей которых успели увести до того, как враг подступил к крепости. Обиженной на всех Анни не хотелось сидеть с ними. Компанию ей составлял капитан Вилен — Кестрель приказала отдохнуть и поспать старому вояке. Слишком много сил он отдал за пятнадцать часов осады, однако, несмотря на это, покидать свой пост не желал. Только слова коменданта заставили Вилена уйти с поля боя. Он выпросил возможность быть хотя бы дозорным и теперь внимательно следил за Анни и за небом. Даже если он был против того, что Анни сидит на крыше башни во время осады, капитан ничего не говорил по этому поводу и не призывал к осторожности.

Вначале капитан Вилен руководил обороной крепости: стоя на открытой всем ветрам смотровой площадке, он с помощью флажков отдавал команды, когда начать стрельбу бомбардирам, а когда выпустить тучи стрел лучникам. По его сигналу принялись готовить во дворе смолу для кипячения в железных чанах — испокон веков смола позволяла весьма успешно бороться с попытками врага подняться на сложенные из больших каменных блоков стены.

Анни, наблюдая за возней внизу, думала: почему за столько лет ни империя, ни королевство не встали на путь технического прогресса? Здесь не было ни самолетов, ни ракет, ни ядерного оружия, ни поездов, ни теплоходов, ни лазеров, ни той связи, к которой землянка привыкла дома, быстрой, невидимой… Мосант вызывала ассоциации с застывшим средневековьем. По морям плыли деревянные корабли под парусами, воины рубили врагов мечами, секирами и обрушивали лавину оперенных стрел, стены сотрясало от каменных и железных ядер, приносимых выстрелами из пушек. Катапульты и требушеты перекидывали через стены огненные снаряды, а позади них стояло еще множество вещей, названия которых Анни не знала при жизни.

С помощью меткой стрельбы бомбардиров были сбиты десятки сложенных врагами баллист, разбиты пять осадных башен, потоплены несколько кораблей, терзавших крепость укусами ядер. С внутренней стороны стен телега за телегой подвозили запасы стрел и ядер, катили бочки с порохом и подносили деревянные рогатины в два человеческих роста длиной. Держать их могли лишь несколько воинов сразу и использовали для того, чтобы сталкивать лестницы с ползущими по ним врагами. На добрую половину стены, пользуясь непогодой, нарастили лед, поливая камень водой. Анни с интересом наблюдала за действиями солдат.

Защитники не забыли и про юг. Южная часть крепости была практически неприступна из-за гор, ущелий и реки. Тем не менее, туда направили пару отрядов с сигнальными огнями. Анни, зная географию района блестяще, сомневалась, что нападавшие найдут путь к крепости, однако осторожность никогда не была излишней. С востока Палаис-иссе обрывалась в бездонную пропасть, окруженную скалами. Оттуда угрозы можно было не ждать, де Хёртц верила в это.

Первыми с наскока попытались взять крепость легионеры Оссатуры, самая дисциплинированная и обученная часть войск захватчика, часть из которых почти без препятствий подобралась к стенам и попыталась пробить главные ворота, подложив под них с десяток бочек с порохом. Анни видела лишь блестящие черные доспехи, исчезнувшие в тени у стены. Однако план врагов провалился, когда на головы храбрецов обрушился поток воды из гигантского чана, установленного над воротами. Вода мгновенно застыла на их доспехах, мешая двигаться. Несколько тел остались лежать на подступах к воротам, снятые меткой стрельбой из луков. Большинство защитников крепости участвовало в войне с королевством и не понаслышке знало о слабостях и недочетах их вооружения и доспехов. Не вышло пробить ворота и тараном, который подожгли, окатив горячей смолой. Оставив таран догорать у ворот вместе с телами погибших, легионеры отступили, чтобы вскоре реализовать новый план.

Для его воплощения крепость принялись активно бомбардировать из артиллерии, что цепочкой выстроилась в первых рядах захватчиков. Ядра сотрясали крепость, ложась в цель почти без перерыва. Пока стены стояли, хотя защитники и несли первые потери. Анни видела, как разлетался вековой камень, дробясь на куски. Ей одновременно хотелось и не хотелось, чтобы атакующие прошли первую крепостную стену: страх за свою жизнь и желание поучаствовать боролись в Анни на протяжении всех пятнадцати часов. Впрочем, видя, что все попытки прорвать оборону оканчиваются неизменным поражением нападавших, юная мемория пришла в выводу, что стена пройдена не будет. Ей хотелось верить в людей.