Гнев погас, и Йонсу вернулась в Анлос через час после начала битвы. Ее знания о случившемся ограничивались двумя сплетнями. Первая гласила, что Кэтрин Аустен и Мару подрались на главной площади. Вторая — что Сёршу не появилась утром на казни. Казни. Йонсу словно наяву услышала звоночек. Она поняла.

— Анни, — одними губами произнесла полуэльфийка и улыбнулась, радуясь своей догадливости.

Ну конечно! Сёршу не любила Анни: кто был свидетелем действий дочери десницы Хайленда в Палаис-иссе? Унизительно. Кроме того, Анни проводила время с теми, кому Сёршу не доверяла. Мару решила защитить девочку (причины оставались не вполне ясны) и убрала бывшего Клинка с дороги. Кэтрин же была умна. Она поняла, почему Сёршу не вышла из спальни в то утро.

Значит, драка произошла на главной площади. Йонсу завертела головой. Она стояла на его середине, в месте, где когда-то журчал фонтан. Подумав, Йонс посмотрела под ноги.

— Как оплавленные…

«Как» — ключевое. Камни вовсе не были оплавленными. На них воздействовала сила Мару. Отметив направление этой силы, Йонсу начала медленно отходить к крепостной стене. Кажется, ее в начале битвы обрушила именно она, столкнувшись с Архоем; тела оборотня ни Джейнис, ни Йонсу не нашли — главарь банды остался жив. Но сейчас это было неважно. Йонсу медленно, тщательно вглядываясь в оставленные чарами следы, двигалась в сторону сваленной кучи камней, поверх которой лежала статуя принца Нёрлея. «Это не объяснил бы даже Джей», — подумала Йонсу.

Следы вели в глубину.

Ливэйг опустилась на колени. Пальцы смяли посеревшую траву — она рассыпалась в труху от прикосновения.

— Сила жизни и смерти, — пробормотала Йонсу и посмотрела на ровный серый полукруг рядом. Точно такой же цвет приобрели много лет назад равнины Эллионы в королевстве и остатки зелени Анлоса получасом ранее — уже от ее руки. — Мемория Альфираци.

Она догадывалась какая и даже могла предположить, кто притащил статую основателя последнего культа Хайленда на могилу Кэтрин Аустен. Не ее ли жизнь упрямо чувствовало сердце посреди руин столицы?

— Джей! — крикнула Йонсу и побежала вперед. Осколки кололи кожу сквозь обувь. Больше проблем доставлял мрак в глазах. Она редко доводила себя до изнеможения, но знала, как оно происходит — сколько раз приходилось выхаживать друзей? Кэтрин не была другом, более того, Йонсу не любила Кэт, как не любила всех Клинков Короля, известных или тайных. Однако ее нельзя было оставлять умирать.

Ослабевшие пальцы с трудом поднимали камни и редкие доски. Джейнис приказал ей отойти и отдохнуть — Йонсу нехотя упала на землю и принялась рассеянно наблюдать за происходящим. Кости болели, мир покачивался, к горлу подступала тошнота. В голове крутился старый разговор с Михаэлем. Когда дальнюю родственницу назначили главной меморией храма вместо Леты, он заявил:

— Я ей не доверяю. Сумасшествие и огромная сила — не лучшее сочетание. Примерно такое же, как серебро в жилах, кровосмешение и четвертое перерождение души. Одному Майриору известно, когда Кэтрин сбросит маску.

В тот вечер Лета прокляла девушку, и к переживаниям добавилась новая причина: никто не знал, что ожидать от незнакомых чар. Никто из гвардии не встречался с таким раньше.

Воспоминание заставило Йонсу заволноваться. Будет ли правильным вытаскивать такую душу с границы бездны? Ответ пришел мгновенно. «Каждый заслуживает второй шанс», — пропели переливы малахита в ушах и на руке. В этот момент из-под завала выскользнул рыжий локон. Йонсу вскочила на ноги.

— Я ее вижу! — воскликнула она и принялась помогать. Джейнис не смог ее выгнать снова.

Кэтрин лежала на животе, на затылке ее запеклась кровь, сливавшаяся с волосами. Ее спасло везение: стена обрушилась на ветвистое дерево, и основной удар приняло оно. На мраморном теле не оказалось синяков, Кэтрин не сломала ни кости, не получила ни царапины — Йонсу и Джейнис решили было, что целительница полностью невредима, но потом они решили перевернуть ее на спину. Йонсу вскрикнула.

Зрачки Кэтрин, расширенные до предела, горели странным желтовато-коричневым светом, от них шла густая сеть синевато-серебристых капилляров. Слизистая явно воспалилась. Кожа от бровей до носа была красной, будто содранной, с редкими синими пятнами. Такие же синие пятна спускались по ее шее к вороту платья. В остальном Белая леди Анлоса осталась прежней безупречной статуей. Йонсу беспомощно взглянула на Джейниса.

— Я не вылечу. Это слишком тяжело. Кэт никогда не сможет видеть, что бы я ни сделала.

— Зато будет жить, — непреклонно ответил Джей. Ливэйг вздохнула.

— Разве это станет жизнью… — произнесла Йонсу тихо, но все же склонилась над телом Кэтрин. Она заметила, что руки бывшей главной мемории исцарапаны в кровь, ногти обломаны. Кажется, она пыталась выбраться, но, судя по свежей ране на голове, добилась лишь упавшего сверху камня. Йонсу припала ухом к ее груди и поднесла палец к ноздрям. Кожи коснулось прохладное дыхание.

— Просто без сознания, — вынесла вердикт полуэльфийка. — Секунду…

Рана на затылке вылечилась без труда. Гораздо сложнее оказалось нащупать нити разума, чтобы соединить их между собой. Они путались; голова Йонсу гудела от усталости, но, сжав зубы до скрежета, она добилась своего. Кэтрин шумно вдохнула и поднялась с такой силой, что Ливэйг упала навзничь. Джейнис успел подхватить ее.

Кэтрин продолжала дышать с потусторонним хрипом и свистом, а Йонсу спешно вытирала кровь, закапавшую из носа. Сколько же мощи в этом памятнике бездушия? Слепые глаза Кэт тщетно пытались зацепиться за что-то. Обгоревшие обломанные ресницы, багряная распухшая кожа век, лопнувшие сосуды — все это смотрелось жутко, страшнее скелета Сёршу.

— Кто здесь? — наконец, сумела прохрипеть Кэтрин.

Видимо, с самим фактом слепоты она успела смириться.

— Джейнис, — первым голос обрел Марсисаг-Селимейн. — И Йонсу.

— Ты… совсем-совсем нас не видишь?

К ужасу полуэльфийки, светящиеся круги уставились прямо на нее.

— Розовые тени. Обрывки. Искры!

Последнее слово грянуло, точно гром. Кэтрин выкрикнула его, после чего ее лицо приобрело черты абсолютного спокойствия. Йонсу, сглотнув, затараторила:

— Я вижу то же самое и даже чуть больше, не беспокойся, это нормально. Пройдет время, и ты поправишься. Голова не болит? Приложить что-нибудь холодное? И знаешь, Кэт, давай завяжем тебе глаза, чтобы не занести инфекцию.

Целительница настороженно слушала. За ее безмолвием и спокойствием что-то упрямо шевелилось, темная масса, след бездны, и только брови хмурились, образуя складку воспаленной кожи. «Ей больно? — подумала Йонсу. — Или не больно?» Кэтрин сжала руки и одним резким движением оторвала от нижней юбки кусок ткани. Не говоря ни слова, она прикрыла белым полотном лицо от глаз до кончика носа. Йонсу вцепилась в руку Джейниса так, будто он мог ее спасти от величайшей в истории мемории Альфираци. Со спрятанными ожогами Кэт смотрелась менее ужасно; остались полные бесчувственные губы.

— Голова не болит, — произнесли они.

— Ты провела три дня в завалах. Нужно найти воду, Джей, и пищу. Джей?

Тот откашлялся. «Она сумасшедшая, определенно сумасшедшая», — ясно говорил его вид. Кэт смотрела в никуда. Иногда ее зрачки начинали бегать по руинам столицы, это было видно сквозь ткань. Странное зрелище: два беспокойных круга на абсолютно ровном и гладком лице.

— Ты кого-то видишь? — не удержалась Йонсу и получила громогласный ответ:

— Искры!

Джейнис снова откашлялся.

— Пошли, отведем ее в наш лагерь. Ты можешь идти?

Кэтрин поднялась и встала непоколебимо, как каменный идол. Ее руки обвисли плетями. Йонсу смотрела на них с опаской: в них в любой момент могла появиться сила. Когда зрачки начинали бегать — по кистям пульсировали жилы. Мизинец дергался постоянно.

— Могу. Не вижу куда. Нужно помочь.

Джейнис наклонился к уху Йонсу:

— Она больная, — зашептал он. — Съехала с катушек. Сейчас покорная, как овечка, но скажи слово против, и проблем не оберешься. Мы не справимся с ней вдвоем, если что-то пойдет не так. Перенесись к Кестрель или…